Волнуясь за судьбу пленников, Розбуа осматривал лагерь, но не видел ни Фабиана, ни Розариты. Не заметил он также Черной Птицы или кого-то из двух пиратов. Отсюда он заключил, что они все находились где-то между прудом и жилищами бобров, обращенными отверстиями к пруду. Хосе, со своей стороны, видел не больше своего друга. Оба охотника оставались на месте, едва сдерживая опрометчивое желание открыть огонь по ненавистному врагу.
С беспокойством прислушивался канадец к шуму, доносившемуся из неприятельского лагеря. Он надеялся услышать голос Фабиана или Розариты и с нетерпением ожидал возвращения Энсинаса с подкреплением. Тяжелые минуты проводил он в ожидании предстоящей жестокой схватки, в которой кровь должна была пролиться рекою, а мстительность дикарей могла обернуться против беззащитных пленников.
Вдруг со стороны бобровой плотины, занятой вождем команчей, грянул выстрел, сопровождаемый воинственным кличем, потом грянули еще с полдюжины выстрелов, и перед глазами канадца открылось зрелище, при виде которого кровь застыла у него в жилах.
XVII. ПОСЛЕДНЯЯ СХВАТКА
Чтобы объяснить разыгравшуюся сцену, часть которой видел канадец, нам следует перенестись в укрепление индейцев.
В порыве лютой ненависти к вождю команчей, Черная Птица пренебрег не только своей раной, но и трудностями трехдневного пути до Развилки Красной реки. Хотя вождь апачей мало доверял словам Эль-Метисо, но, увлеченный жаждой мести и любовью к грабежам, а также поддавшись влиянию, которым метис пользовался среди индейцев, он в конце концов уступил его советам. Стремительная атака, заставшая апачей врасплох в ту минуту, как они думали, что стоит протянуть руки — и к ним попадет богатая добыча; поспешное бегство его воинов в то время, как он, уверенный в победе, надеялся с легкостью захватить своего соперника в любви, — все это стечение совершенно непредвиденных и гибельных обстоятельств превратило почти слепую уверенность в панический ужас. И вождь, страдавший от раны и утомления, и его воины, деморализованные рядом неудач, предполагали, что имеют дело с неприятелем, значительно превосходящим их по численности.
Перечислив им довольно точно силы белых, Эль-Метисо вновь вдохнул в них поколебленное было доверие к нему. Тем не менее глухой гнев гнездился в сердце Черной Птицы, испытавшего полнейшее разочарование. Метис был слишком хитер и проницателен, чтобы не догадаться об этом, и, с целью поднять свой престиж в глазах апачей, придумал план, в осуществлении которого вероломство и мужество оспаривали друг у друга пальму первенства.
Тот самый проход, который привел апачей сквозь лес к Бобровому пруду, давал им возможность скрытно выйти из него и ударить в середину разрозненных врагов. Пока метис будет задерживать ближайших из врагов ложными переговорами о мире, апачи сядут на коней и, свалившись как снег на голову на отдельные группы неприятеля, рассеянные по равнине, произведут среди них опустошительную резню.
Таков был план метиса или, вернее, только часть плана, поскольку и в данном случае, как и всегда, метисом руководил сугубо личный интерес, о котором он, конечно, предпочел умолчать. Пока метис излагал свой замысел, канадец и Хосе подкрались к укреплению апачей.
Теперь продолжим наш рассказ.
Сорок лошадей, отчасти расседланных, но в большинстве снаряженных с присущей дикарям пышностью, стояли привязанные к ближайшим деревьям. В одном из домиков, обращенном лицевой стороной к плотине, была заключена Розарита. Исстрадавшаяся девушка имела более смятенный и измученный вид, чем Фабиан, знавший, по крайней мере, что смерть вот-вот прекратит его мучения. На пороге ее темницы сидел с ружьем в руках Кровавая Рука, скрытый от глаз канадца плащами за укреплениями индейцев. В самом удаленном от нее домике томился Фабиан, не знавший еще хорошенько, наяву или во сне слышал голос любимой. Крепко спутанный новыми ремнями, не дававшими ему шевельнуться, молодой человек прощался с наиболее дорогими воспоминаниями своей короткой жизни.
Два индейца сторожили пленника с приказанием немедленно заколоть его, если предполагаемая вылазка не будет иметь успеха. В случае победы Черная Птица предполагал всласть упиться своим мщением. Стало быть, смерть Фабиана была отсрочена по причинам, ничего общего не имеющим с состраданием.
Таков был вид лужайки и Бобрового пруда, когда Эль-Метисо направился к домику, который сторожил его отец. Бандиты перекинулись несколькими фразами на английском языке, после чего кровавая Рука встал и, пригрозив Розарите, последовал за сыном. Перейдя лужайку, бандиты скрылись в той части леса, которая была обращена к позиции, занятой вождем команчей и откуда вскоре раздался голос метиса.
— Пусть храбрый воин, которого апачи называли Мрачное Облако, а команчи зовут Сверкающий Луч, откроет свои уши! — прокричал метис.
— Сверкающий Луч никогда не знал Мрачного Облака, — отвечал вождь команчей. — Чего хотят от него и кто зовет его?
Метис говорил так чисто по-апачски, что Сверкающий Луч подумал, что слышит кого-нибудь из своих бывших соотечественников, самую память о которых он постарался изгнать из сердца.
— Это я, Эль-Метисо! Я желаю пожать руку друга!
— Если Эль-Метисо хочет только этого, то пусть он замолчит: его голос мне ненавистен, как шипение гремучей змеи! — возразил команч.
— Это еще не все. Эль-Метисо держит в своих руках сына Орла и Белую Голубку Бизоньего озера, которых он предлагает возвратить.
В порыве страстного чувства молодой команч чуть не вскрикнул от радости, несмотря на обычное свое самообладание, однако сдержался, чтобы не выдать своей сердечной тайны разбойнику и не сделать его слишком требовательным, и отвечал холодно:
— На каких условиях Эль-Метисо согласен вернуть сына Орла и Лилию Озера?
— Он объявит их свободными, как только одна рука его пожмет в знак дружбы руку Орла Снежных Гор, а другая будет жать руку Сверкающего Луча. Не в обычае вождей совещаться, не видя друг друга в глаза!
— Орла здесь нет, а Сверкающий Луч никогда не пожмет руки Эль-Метисо, разве только для того, чтобы переломить ее!
— Очень хорошо, — отвечал метис, глаза которого вспыхнули ненавистью и разочарованием, чего, впрочем, команч не мог видеть. — Нет ли здесь какого-нибудь другого вождя?
— С твоего позволения, команч, я беру на себя переговоры! — воскликнул Педро Диас. — Эль-Метисо, — продолжал он громко, — здесь стоит вождь мексиканских золотоискателей, который нисколько не уступает другому вождю, если судить по его подвигам и пролитой им индейской крови!
— Давайте вести переговоры, — произнес метис. — Могу ли я, положившись на его слово, подойти к нему один без оружия, но с вооруженным товарищем позади?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198