Первое время гордые дети лесов не замечали своего плена. Но когда они почувствовали себя запертыми в высокой ограде, перескочить которую были не в силах, бешеное и в то же время жалобное ржание, храпение и фырканье огласили окрестность, подобного сотне рогов. С округленными от ужаса глазами, роняя хлопья пены, бедные животные метались во все стороны, тщетно ища выхода, сталкивались и поднимались на дыбы.
— Он здесь! — громовым голосом вскричал Энсинас. — Здесь Белый Скакун Прерий!
И в самом деле: среди запертых в эстакаде мустангов наибольший гнев и энергию проявлял конь ослепительно белой масти, без малейшего пятнышка. Это был тот самый, которого тщетно преследовал Франциско.
С развевающейся гривой, с пылающими глазами, гордое животное бешено носилось вдоль ограды, сбрасывая на своем пути тех из своих товарищей по несчастью, которые не успевали увернуться от прикосновения его могучей груди, и издавая горестное ржание.
— Сюда! — закричал Энсинас, устремившись к тому месту ограды, где Белый Скакун готовился прыгнуть.
Но было уже поздно. Словно белая стрела мелькнула над бревнами, и через секунду пленник очутился вне ограды. Мгновение спустя, он исчез в лесу.
Крик бешенства вырвался из груди охотников и вакеро. Впрочем, в эстакаде оставалось еще свыше двухсот лошадей, и это до некоторой степени вознаградило потерю прекраснейшей из них.
— Можно ли теперь сомневаться, что это был сам дьявол! — воскликнул Энсинас.
Никто не возражал: все молча согласились с охотником.
В ограде среди пленных мустангов разыгрывались сцены ужаса и горя. Толкая друг друга, они своими скачками и прыжками калечили друг друга. Табун в какой-то момент яростно устремился на ограду, но крепкие бревна, хотя трещали и стонали, не поддавались усилиям обезумевших животных. Клубы пыли поднимались над массой беснующихся тел. В порыве бессильного бешенства одни из пленниц свирепо грызли бревна ограды, другие рыли копытами землю. Наконец, были и такие, которые, не вынеся тягости горя, падали словно подкошенные на землю и уже больше не поднимались. Мало-помалу, однако, бешенство сменилось унынием. Вместо прежнего оживления наступила угрюмая неподвижность: дикие обитатели лесов были побеждены.
Иногда бывает, что плохо сколоченная эстакада не выдерживает страшного толчка двухсот-трехсот конских грудей. Тогда лошади образуют поток, который ничто не в силах остановить: никакие усилия, ни крики, ни лассо сотен охотников. Яростно мчатся они, ломая деревья, давя людей и поднимая тучи пыли. Шум и треск такой стоит в воздухе, словно целый лес проваливается сквозь землю. Через несколько минут, однако, наступает прежняя тишина, свидетельствующая, что животные уже далеко унеслись от места их недавнего плена.
Дикие обитатели лесов, сказали мы, были покорены.
Однако оставалось еще укротить их с помощью голода, прежде чем можно будет вести их на пастбище при посредстве прирученных кобыл. Эта операция требует дней пяти-шести, в течение которых охотники наблюдают за постепенным действием голода, который только и может окончательно смирить самых упрямых животных.
Охота была кончена. Наступила ночь. То была ночь торжества для вакеро: они совершили один из тех охотничьих подвигов, о котором долго еще будут говорить в прерии. Дон Эстебан приказал поднести в награду по большой порции каталонского рефино. Сидя вокруг огромного костра, где целиком жарилась козуля, они еще беседовали о происшествиях дня, хотя звезды уже показывали полночь.
Правда, то не была обыкновенная охота уже потому, что здесь фигурировал легендарный Скакун Прерий. Есть основание думать, что Энсинас принужден был рассказать вновь прибывшим вакеро чудесную историю техасца, а потом, разогретый живительной каталонской влагой, поведал и ряд других занимательных случаев, которые пришли ему на память.
— Еще сегодня утром, — заметил Рамон, — англичанин сидел вот на этом самом месте! Это, несомненно, сородич дьявола. Недаром его фигура мне показалась подозрительной!
— Как и его слуга, — добавил кто-то.
Таким образом, сэр Фредерик Вандерер и его телохранитель Вильсон были изобличены в родстве с обитателями преисподней.
Теперь нам не мешает припомнить, что и другие лица нашего рассказа заслуживают полного внимания. Не забудем, что Диас еще блуждает в пустыне, что команч следует по следам двух пиратов и что, наконец, Красный Карабин оплакивает потерю Фабиана. Однако, прежде чем последовать за всеми этими лицами, бросим последний взгляд на Бизонье озеро.
Долго еще лес оглашался взрывами веселого смеха охотников, с которыми смешивалось жалобное ржание лошадей в эстакаде.
Когда наконец бутылки опустели, а от козули остались одни кости, трещавшие под клыками дога охотника на бизонов, беседа пошла на убыль, а потом и вовсе прекратилась.
Наконец, подбросив еще хворосту в костер, усталые вакеро завернулись в шерстяные сарапе и легли на густой траве лужайки.
Вскоре они погрузились в беззаботный сон. Все успокоилось кругом. Лишь изредка торжественное молчание ночи нарушалось ржанием, доносившимся со стороны эстакады. Лунный свет падал на спокойную гладь Бизоньего озера и смешивался с красноватым пламенем костров. Далее этот двойной свет луны и костров озарял палатки путешественников и лежавшие вокруг них на траве многочисленные фигуры вакеро.
Никогда еще Бизонье озеро не имело более живописного и мирного вида…
V. ТАЙНИК БИЗОНЬЕГО ОСТРОВА
На довольно продолжительном отрезке, начиная от Туманных гор вплоть до так называемой Развилки, Красная река течет по самой разнообразной местности: то ее воды шумят и клокочут по каменистому ложу среди отвесных скал, образуя пороги, через которые рискуют пробираться лишь трапперы или индейцы в своих утлых пирогах из коры дерева или буйволовой кожи; то река привольно течет среди низких берегов, покрытых такой густой и высокой травой, что в ней целиком скрывается буйвол или медведь, о присутствии которых можно догадываться лишь по колебаниям травяных стеблей. В других местах она нежится между песчаными берегами, омывая зеленеющие острова, покрытые непроницаемыми зарослями дикого винограда и испанского мха. Порой ее дремлющие воды медленно текут под сплошным сводом зелени, образуемой деревьями того и другого берега, ветви которых при этом тесно переплетаются друг с другом. В этих зеленых коридорах царит прохлада, и здесь истомленный путник забывает зной раскаленной солнцем равнины.
Через сутки после удачной охоты на мустангов и за трое суток до героического сражения на пирамиде к востоку от Развилки Красной реки странствовали пятеро лиц. Они продвигались двумя независимыми группами, расстояние между которыми не превышало полутора миль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198