В этом месте тропинка чуть расширялась, во всяком случае, настолько, чтобы позволить всадникам спешиться, и вот, не обменявшись ни словом о своих намерениях, Ороче и Бараха одновременно соскочили с коней.
— Что вы хотите делать?
— Да неужели вы не догадались?! Я уверен, что и вы сделаете то же самое! — смеясь, ответил Бараха. — Я намерен узнать, что привлекло внимание Кучильо там, внизу. Это должно быть любопытно, надо полагать!
— Берегитесь, эти скалы чертовски скользки, предупреждаю вас!
— Не беспокойтесь, любезный друг, я парень ловкий и осторожный и вам советую сделать то же, что намереваюсь сделать сам!
С этими словами Бараха опустился на одно колено, заглянул в бездну. В шести шагах от бокового ската горы из расселины с ревом низвергался водопад; над его разверстою пастью тропинка образовывала род природного свода или арки.
Взяв под уздцы своего коня, Ороче перевел его на другую сторону арки, считая более разумным несколько удалиться от своего товарища.
Минуту спустя, скрытые друг от друга сводом арки, лежа плашмя и свесив головы над пропастью, оба авантюриста осматривали жадным взглядом страшную бездну.
Одно и то же зрелище одновременно поразило обоих и снова возбудило в их сознании те же мысли об убийстве и насилии, которые только-только успели улечься в их душах.
Громадная глыба золота, блиставшая между пенящимся каскадом и ближайшим утесом, чуть было не вызвала восторженного крика у приятелей, но они твердо помнили, что следует молчать, и, хотя это требовало нечеловеческих усилий, все же сумели не обнаружить своего присутствия.
Застряв в расщелине скалы, золотой самородок искрился, будто приглашая руки человеческие не дать ему бесполезно быть поглощенным бездной. Однако подступиться к нему не было никакой возможности. От постоянной сырости отвесные бока утеса оделись густым мхом, а под самой глыбой золота неширокий выступ скалы будто только и ждал того смельчака, который отважился бы ступить на его осклизлую поверхность. Однако этому смельчаку обязательно необходим был помощник, иначе ему грозила неминуемая гибель. Именно это обстоятельство заставило отказаться от столь рискованной затеи Кучильо, когда он при приближении авантюристов упивался блеском бесценного самородка.
Бараха опомнился первым. Сердце его болезненно сжалось при одной мысли, что самородок мог в любое мгновение сорваться в пропасть. Схожие мысли владели и его спутником, и оба одновременно вскочили на ноги. Осознание того непреложного факта, что никто из них в одиночку не рискнет добыть самородок, заставило их действовать сообща.
Ороче снова присоединился к Барахе.
— Видели? — взволнованно спросил он.
— Видел, черт подери! Целое состояние!
— Но как его достать? Ведь тогда можно было бы плюнуть на всех и вся и смотаться отсюда подобру-поздорову!
— И то правда! Послушайте, свяжем наши лассо, и один из нас спустится на них вниз, — предложил Бараха. — До самородка ведь не более восьми футов!
— Кто же, по-вашему, примет на себя риск?
— Пусть решит жребий.
— Если жребий падет на меня, вы просто сбросите меня в пропасть. Разве не так, сеньор Бараха?
Бараха пожал плечами.
— Вы простак, с позволения сказать, почтеннейший сеньор Ороче! Разве резон бросить своего приятеля, да еще такое сокровище с ним в придачу? Впрочем, приятелем можно бы пожертвовать, но самородком — ни за что на свете!
— Любезнейший сеньор Бараха, вы делаете самые священные понятия, даже такие, как наша дружба, предметом неуместных насмешек, — заметил Ороче с таким скорбным видом, что Бараха более чем когда-либо убедился в его лицемерии.
Бараха извлек из кармана карточную колоду и предложил:
— Вытянувший старшую карту будет иметь право выбора.
— Идет, — кивнул Ороче. — Только уговор: я тащу из ваших рук, вы из моих. Так будет справедливо.
Бараха нехотя согласился.
Ороче достался король; Бараха же, к своему огорчению, вытянул девятку.
Однако под впечатлением рассуждений Барахи длинноволосый гамбузино, считавший и без того уже, что обладание сокровищем есть своего рода талисман против всяких бед и зол, а главным образом — против коварства его друга, вопреки ожиданию, избрал более опасную роль — спуститься вниз и овладеть самородком.
Тогда, отвязав свои лассо, бандиты скрутили их вместе, затем Ороче обмотал один конец полученного таким образом жгута вокруг своего пояса; другой конец привязали к стволу молодого дубка, росшего здесь же в расщелине скалы. Кроме того, Бараха крепко держал этот конец лассо. Пожалуй, без помощи тщедушного деревца его роль могла стать столь же опасной, как и роль Ороче, ибо тяжесть последнего, увеличенная к тому же немалым весом самородка, запросто могла увлечь Бараху в бездну. Удостоверившись, что жгут прикреплен надежно, Ороче начал осторожно спускаться, цепляясь за выступы и стараясь ставить подошвы ног в углубления или расщелины скал.
В оглушительном реве водопада Ороче чудились какие-то подземные голоса, звавшие его к себе, маня в бездну. Голова его начинала кружиться, но чувство непреодолимой алчности преодолело эту минутную слабость, и он упорно продолжал начатое дело.
В порыве охватившего гамбузино экстаза ему казалось, что мрачная бездна уже не ревет и не стонет, а тихонько журчит и напевает, как светлый лесной ручеек, навевая сладостные мечты.
Вот скрюченные пальцы гамбузино коснулись желанной глыбы золота, вцепились, впились в нее! Сначала она не поддавалась его лихорадочным усилиям, но затем вскоре стала в своем каменном гнезде. Двух жадных рук, по-видимому, было недостаточно, чтобы обхватить и удержать эту драгоценную глыбу; малейшее неосторожное усилие могло, отделив от скалы, заставить ее скатиться в пропасть. Ороче старался даже не дышать, Бараха, склонившись над обрывом, в одинаковой мере разделял его опасения и лихорадочный страх, — словом, все чувства, волновавшие в этот момент его приятеля.
Еще мгновение — и горное эхо повторило два непосредственно последовавших один за другим крика, два крика, торжествующих победу. Это были громкие возгласы Ороче и Барахи, раздавшиеся почти одновременно в тот момент, когда наконец эта масса чистого золота засверкала в дрожащих руках отважного похитителя.
— Поднимайте меня скорее, Бога ради! — воскликнул Ороче голосом, дрожавшим от волнения. — У меня в руках груз не менее тридцати фунтов по весу. Право, я не предполагал, что так силен!
Бараха сначала с конвульсивным усилием начал тянуть вверх веревку, затем тянул все слабее и наконец вовсе перестал, а руки Ороче еще не доставали до уровня тропинки.
— Ну же, Бараха! Еще немного! — крикнул ему гамбузино. — Всего пара футов, и я весь к вашим услугам!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198