— ...Немедленно займите свой коридор или сообщите причины маневра, — грохотал голос. — Уточните цель полета. Задержитесь на границе перехода. «Артемида», ответьте диспетчерской!
Вадковский не верил своим ушам.
— Черт возьми, — кто-то ругнулся в динамиках и звук пропал.
Зеленая полоса превратилась в растущую оранжевую и звезды на экране погасли. Они вошли в подпространство. На экране была сплошная чернота, но не космическая, — глубокая, а близкая, плотная, статичная, будто корабль завернули в глухую черную ткань. Вадковский перевернулся на спину и уставился в потолок.
— Эй, на диване, — раздался мрачный голос Трайниса.
Вадковский приподнялся над подушкой и тревожно посмотрел на видеофон.
— Гинтас, ты слышал?
— Слышал. Меня наизнанку вывернуло. Какой позор...
Трайнис не смотрел на Романа, качал головой.
— Да брось. Все нормально, — неуверенно сказал Вадковский.
Трайнис шумно вдохнул, как ныряльщик перед прыжком:
— Ты не понимаешь. Летать — это святое. У нас тоже есть своя клятва Гиппократа, свой кодекс чести. Честно говоря, мне просто спорить с ним надоело. Но такое творить! Если б я знал с самого начала... Его нельзя к кораблям близко подпускать!
— Ладно тебе, Гинтас. Как ловко нас завербовал Слава...
— Что он сделал?
— Я тебе потом объясню. Будет что рассказать внукам. Буду рассказывать в лицах, в этих... в ряхах. Или в харях?
Трайнис фыркнул:
— Я думаю, ко времени наших внуков идейный внук дедули Лядова придумает что-нибудь похлеще.
— Вполне возможно. Мы, значит, в будущее, а они все дальше в глубь веков. Компенсация исторической однонаправленности.
— Кто это — они?
— Да внуки же. Представляешь, такое полчище — и все сплошь идейные внуки. Кстати, в сфере идеи родства не бывает, раз существует своевременность. Идеи устаревают, идеи опережают. Только не всегда понятно, кто кого опережает — идея или эпоха.
— Роман Дмитриевич, — приложил руку к груди Трайнис, — богом молю — проще изъясняйтесь. Не поспеваю за мыслью-то.
Вадковский замолчал, смотря сквозь Трайниса. Гинтас на экране щелкнул пальцами справа и слева от себя, как бы проверяя рефлексы Романа:
— Конечно, я очень недоволен, но... все же не лезь с коварными вопросами к Славке.
— А я не жду ответов, — отозвался Вадковский.
— Все равно. Ты же видишь, для него это все как-то болезненно.
— Мне интересно, — пожал плечами Роман. — А что же сам его пытал? «Зачем», да «почему»...
— Потому и пытал, что показалось — особая для него эта тема. Надо же было разговорить человека. Порой сказанное вслух становится понятнее себе самому, чем неделями таскаемая и непроизнесенная мысль.
— Это уже похоже на профилактику, — скривился Вадковский. — Ты к нему еще с психоанализом сунься. Тут надо... ну не знаю, стихи какие-нибудь или музыку. Полет в неизвестность. В двух частях. Исполняется впервые. У рояля...
— У пульта, а не у рояля. Ноты у него странные только, черновик какой-то, — проворчал Трайнис и посмотрел в сторону. Глаза его расширились. — Ого!
— Что там?
— Ничего, все нормально. Мы прибыли.
— Теперь вижу, — сказал Вадковский, разглядывая новые созвездия. — С приездом. Никакого впечатления... Через полтора парсека как через темный чулан с разбегу. Эх, сейчас бы потрястись на телеге, да по булыжничку!
— Что-что? — переспросил Трайнис. — Я не расслышал.
— Телега, — Вадковский оживился, — транспортное средство отдаленного прошлого, напоминающее глайдер, упрощенный до абсурда по причине дефицита пластика и антиграва и при избытке дерева и лошадей.
Трайнис вежливо кашлянул:
— М-да.
— Экипаж, — раздался голос Лядова.
— Да, капитан, — отозвался Вадковский, — да, сокол наш.
— Ну, птенчики, мы в пределах гнездышка. Остался час максимального хода.
— Что-то не точно вышли, — осторожно заметил Трайнис. — Не близко ли?
— Я предупреждал, что выйду в аварийной зоне. Забыл? — удивился Лядов. — Кстати, вышли отлично, признай.
— Слишком близко. Предельная дистанция.
— Ну уж не ври, — возразил Лядов. — Десантники Порой выскакивают вообще в ионосфере. У нас был лимит в триста тысяч километров от поверхности, а выскочили мы в ста пятидесяти тысячах.
— Так то десантники. Спецподготовка, совсем другие корабли. Ладно, сделано так сделано. Посадка за мной?
— Как договаривались. Сотворим спарринг — идет?
— Идет, — сказал Трайнис, и вдруг посмотрел на Вадковского очень серьезно, покачал головой и отключился.
— Конец связи, — пробормотал Вадковский и вышел из каюты.
От нечего делать он побродил по кораблю. Поднялся в ангар, где стояли два глайдера-вездехода, обоймы зондов-телемониторов и еще оставалось полно пустого места. Он остановился перед дверью в рубку, но, подумав, вернулся в кают-компанию. На месте люка висела картина в старинной круглой раме. Вадковский сходил к синтезатору за соком, уволок от стола кресло и уселся перед картиной. Черное резное дерево с полустертой позолотой обрамляло зимний пейзаж, выполненный в странной манере. Точка наблюдателя находилась высоко над землей. Сквозь неестественно вытянутые тощие деревья просматривалось замерзшее озеро или каток. На льду чернели невыразительные фигурки. В перспективе наблюдались несколько черных мрачноватых домиков. У пары домиков из труб вверх тянулись слабые дымки. Далее все тонуло в бледной морозной дымке. Не было теней, и не было солнца. Картина создавала ощущение пустоты, тишины, пространства и нагнетала безотрадность. Забавно. Откуда она здесь? И зачем?
Допивая сок, Вадковский задрал подбородок и поверх стакана увидел на стене неподвижных мотыльков. Наморщил лоб, что-то припоминая. Поднялся, сунул стакан в деструктор и устроил себе спортзал в кольцевом коридоре.
На топот и выкрики из каюты вскоре выглянул встревоженный Трайнис:
— А, — сказал он, успокоившись, разглядывая мокрого, в одних шортах, Романа, — это ты. А я думаю — что за чертовщина доносится.
— Как там наш капитан, — задыхаясь, спросил Вадковский.
— Идет стабильно. Навык чувствуется.
Роман выкатил пяткой мяч:
— А ты волновался. Сыграем?
— Давай. — Трайнис мягко выпрыгнул на середину коридора. — Только поле неровное. Загибается.
— А ты бей винтом. Сухим листом.
Они с удовольствием поиграли. Мяч метался в узких стенах кольцевого коридора по фантастическим ломаным. Трайнис впал в азарт. Вдруг Вадковский застыл, даже не посмотрев вслед пропущенному мячу.
— Что же ты? — крикнул Трайнис.
— Вот это да. — Роман широко раскрытыми глазами смотрел на верхнюю часть стены.
— Что такое? — спросил Трайнис, подходя. — Ты что?
— Мотыльки. И в кают-компании тоже. Смотри...
Трайнис поднял голову вслед указующему пальцу и застыл. Он вдруг побледнел и отступил на шаг. Роман очень хорошо знал Трайниса и потому испугался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100