Поэтому, когда он планировал свою терранскую одиссею, ему было достаточно попросить — и промежуточный аэродром необходимых размеров вырастал как из-под земли. Корабль был близкодействующим оружием и требовал дозаправки через каждые три тысячи километров полета, поэтому кругосветный маршрут необходимо было составлять очень тщательно — ведь кроме обширных пустынных и ледяных пространств на Терре было много водоемов, через которые надо было перелетать.
Внутри машина имела первоначальный спартанский вид — это был ребристый металлический туннель за исключением участка позади бомбового отсека, где адмирал, отступив от своих принципов, приказал устроить современную кухню для Магды, а для себя — походный офис с шикарным письменным столом из настоящего дерева и компактным компьютером. Дома, на Светлом Разуме, Кон располагал большей компьютерной мощью, чем вся бюрократия Первой империи, но он любил делать всю предварительную работу на своей игрушке, которая, хотя и была ограничена в возможностях, умела многое. В задней части корабля находились койки для отдыха членов команды.
После нескольких испытательных полетов, когда Эрон убедился, что машина достаточно прочна и надежна, они были готовы к сумасшедшему приключению, задуманному адмиралом. Оно немногим отличалось от путешествия вокруг планеты пешком. Нескончаемый рев углеводородных двигателей превращал барабанные перепонки в кашу, и при этом машина ползла со скоростью не более тридцати пяти метров в мгновение. Путешествовать между звездами — и то легче! Вдобавок Эрону пришлось надеть на руку эти глупые часы с двадцатью четырьмя делениями, кожаный комбинезон, меховую шапку, огромные наушники и страшно неудобную кислородную маску. Короче, адмирал разыгрался на всю катушку!
Впрочем, во время первого долгого ночного перелета он пребывал в несколько более серьезном настроении. Они летели над пустыней на средней высоте при почти полной луне, освещавшей фантастический мир облаков. Адмирал неожиданно встал, оставив Эрона за штурвалом, и вернулся с парой звукоизолирующих шлемов, оборудованных прямой связью для памов. Это значило, что он хочет поговорить.
— В детстве я был большим поклонником Саг Кенорана, — начал Кон, снова устраиваясь в кресле пилота. — Читал их когда-нибудь?
— Галактика велика, — ответил Эрон. Это означало «нет».
— Когда мы вернемся на Светлый Разум, и у тебя будет время помечтать, я тебе их дам. Кто бы эти саги ни написал, он был одним из величайших рассказчиков на свете — а может, это просто мои детские впечатления. Он жил на Байтерии очень давно, в субсветовую эру, еще до того, как Байтерия была завоевана Кумингским Регионатом. Когда ты еще ребенок и думаешь о тех временах и просто не можешь представить себе чего-то более древнего — и вдруг в твои руки попадает история, написанная человеком, который жил тогда. Такое кажется настоящим чудом!
Он долго молчал, погрузившись в воспоминания. Эрон так же молча ждал.
— Саги Кенорана с Байтерии рассказывают о звездных приключениях, растянутых на целые поколения, но особенно они очаровательны тем, что в ткань повествования искусно вплетена мифология прошлых веков. И в каждом эпизоде молчаливо предполагается, что Байтерия была прародиной человечества. То и дело оказываешься в первобытной докосмической эре, и каждая страница пестрит ссылками на те далекие дни, от которых остались лишь тени воспоминаний, дни, когда странные древние империи, которые давно уже пали и исчезли без следа, еще даже не народились. И увлеченному читателю даже не приходит в голову, что Байтерия в секторе Сириуса кажется автору такой древней просто потому, что он не способен вспомнить о событиях, происходивших всего десять тысяч лет назад!
Эрон не ожидал от Кона такой сентиментальности — старик так расчувствовался, что едва не пустил слезу. Голос его дрогнул, и чтобы успокоиться, он встал и вышел на кухню. Там он осторожно, чтобы не разбудить Магду, хотя ей не мешал спать даже рев двигателей, достал тарелку с закусками. Рейвер спал под койкой. Он терпеть не мог летать и предпочитал пребывать во сне все время, пока машина находилась в воздухе. Вернувшись в рубку, адмирал протянул Эрону блинчик с начинкой и уселся в кресло. Им приходилось перекрикиваться, потому что во время еды звукоизолирующие шлемы пришлось снять.
— Когда я учился на психоисторика, самым трудным было отрешиться от этой мифической байтерийской истории человека. Логика и факты были неумолимы, но чувства все-таки сопротивлялись, так же как и пам. Может быть, поэтому я и оказался здесь. Древний летательный аппарат, который древнее всего, что есть на Байтерии, — мог ли я устоять? А ты?
Эрон рассмеялся под грохот моторов.
— Я едва ли задумывался о происхождении человека — слишком был занят своей войной с отцом. Я скорее предпочитал простой взгляд на вещи — вроде того, что вселенная внезапно возникла четыре тысячи лет назад. Мифология есть мифология. Подумаешь! Какая разница — одна планета-мать или другая! Пожалуй, я вообще не думал о Терре, пока не встретил сумасшедшего профессора, который бредил терранской поэзией.
— А, Рейнстоун! Как же, как же! Он прислал мне твои вирши — те, что получше — и очень высоко о тебе отзывался.
Эрону показалось, что из-за шума он чего-то не расслышал.
— Рейнстоун посылал вам мои стихи? — Он был в ужасе от такой самонадеянности старого поэта. — Но я же нарочно не включил эти стихи в список своих работ, потому что они не мои!
— О, вот как? — Адмирал саркастически усмехнулся. — Сдается мне, ты заставил компьютерную программу писать эти стихи, чтобы задобрить старого куратора, от которого зависело, какие рекомендации ты получишь для поступления в Лицей…
Эрон поперхнулся очередным блинчиком!
— Я их слегка отредактировал, — пробормотал он, опустив глаза.
Его голос был едва слышен за ревом моторов. Хаукум ничего не отвечал, пока они не покончили с едой и вновь не надели шлемы.
— У меня есть и твои поэтические программы, — продолжил он с улыбкой. — Из специальных полицейских файлов. Но мне не хотелось разочаровывать Рейнстоуна, и я не стал сообщать ему о твоей хитрости. А программки интересные… На меня они произвели большее впечатление, чем все остальные твои работы. По существу это попытка смоделировать традиции различных культур — по крайней мере сорока семи. Неужели Рейнстоун так ничего и не заподозрил?
— Нет, но иногда стихи ему не нравились, и тогда я вносил изменения в программу. — Эрон наконец нашел в себе силы поднять взгляд и стал смотреть на облака, освещенные луной. — Он все время пытался убедить меня написать что-нибудь оригинальное, но мне было интереснее анализировать структуру чужих стихов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191