Эндрюс сидел все в том же положении, глубоко задумавшись. Остальные толпились у открытых дверей или валялись на своей амуниции.
Крисфилд встал, потянулся, зевнул и подошел к двери, чтобы выглянуть наружу. На песке около вагона послышались тяжелые шаги. Широкий человек с черными бровями, сходившимися на переносице, и с очень черной бородой прошел мимо вагона. На его рукаве были нашивки сержанта.
– Эй, Энди! – крикнул Крис. – Этот ублюдок, оказывается, сержант!
– Про кого это ты? – спросил Эндрюс, с улыбкой поднимаясь на ноги. Его голубые глаза ласково глядели прямо в черные глаза Крисфилда.
– Ты знаешь, о ком я думаю.
Круглые щеки Крисфилда пылали под густым загаром. Глаза сверкали под длинными черными ресницами. Кулаки были сжаты.
– О, знаю, Крис! Только я не думал, что он в этом полку.
– Будь он проклят, – пробормотал Крис тихим голосом, бросаясь снова на свой мешок.
– Не шебарши, Крис, – сказал Эндрюс, – нам всем, может, скоро придется расплачиваться по счетам… Не стоит волноваться из-за пустяков.
– Плевать, если придется!
– И мне тоже теперь плевать. – Эндрюс опять уселся около Крисфилда.
Немного погодя поезд снова тронулся. Колеса грохотали и стучали по рельсам, и комья грязи подпрыгивали на расщепленных досках пола. Крисфилд оперся на руку и снова заснул, все еще терзаясь от прилива ярости.
Эндрюс смотрел на покачивающиеся черные вагоны, на растянувшихся вокруг на полу людей, головы которых подпрыгивали при каждом толчке, на лилово-серые облака и кусочки сверкающего синего неба, мелькавшие за силуэтами голов и плеч солдат, теснившихся в дверях. Колеса скрипели без устали.
Вагон остановился с сильным толчком, от которого проснулись все спавшие, а один человек свалился на пол. Снаружи пронзительно засвистел свисток.
– Все из вагонов, выгружайся, выгружайся! – вопил сержант.
Люди неуклюже толпились, передавая из рук в руки свою амуницию, пока перед вагонами не выросли смешанные груды мешков и винтовок. Вдоль всего поезда перед каждой дверью виднелись беспорядочные кучи амуниции и теснились люди.
– Вываливайся, стройся! – вопил сержант.
Люди медленно выстраивались со своими ранцами и винтовками. Лейтенанты сновали около выравнивающихся рядов в туго стянутых поясами топорных шинелях защитного цвета, карабкаясь вверх и вниз по угольным кучам запасного пути Солдатам скомандовали «вольно». Они стояли, опираясь на свои винтовки, и разглядывали зеленую цистерну для воды на трех деревянных ногах, покрытую большим куском разорванной серой клеенки. Когда беспорядочный топот ног затих, они услышали вдалеке шум, как будто кто-то лениво потряхивал тяжелым куском листового железа. Небо было полно маленьких красных, пурпурных и желтых брызг, и на всем горел багряный свет заката.
Раздался приказ двинуться. Они зашагали по изрытой выбоинами дороге; ямы были так глубоки, что им приходилось постоянно расстраивать ряды, чтобы обходить их. С одной стороны дороги в маленьком сосновом лесу стояли цепи громоздких грузовиков и военные фуры. Вокруг походной кухни, где готовился ужин, теснились шоферы в своих широких с капюшонами плащах. Миновав лес, колонна свернула в поле, обойдя маленькую группу каменных, оштукатуренных домов со снесенными крышами. В поле они остановились. Трава сверкала изумрудом, а лес и дальние холмы казались тенями чистой глубокой синевы. Клочья бледно-голубого тумана тянулись через поле. В мураве тут и там попадались маленькие отчетливые выемки, которые могли быть сделаны каким-нибудь незнакомым животным. Люди с любопытством рассматривали их.
– Не зажигать света! Помните, что мы в поле зрения неприятеля. Спичка может погубить целую часть, – драматически объявил лейтенант, отдав приказание разбить палатки.
Когда палатки были готовы, люди столпились вокруг них в холодном, белом, все более густевшем тумане, уничтожая свои холодные пайки. Повсюду раздавались ропщущие, ворчливые голоса.
– Пойдем-ка внутрь, Крис, пока кости не вымерзли окончательно, – сказал Эндрюс.
Часовые деловитым шагом ходили взад и вперед, время от времени подозрительно заглядывая в лесок, где стояли грузовики.
Крисфилд и Эндрюс поползли в свою маленькую палатку и завернулись в одеяла, изо всех сил прижимаясь друг к другу. Вначале им было очень холодно и твердо, и они беспокойно вертелись, но постепенно теплота их тел согрела тонкие одеяла, и мускулы начали отходить. Эндрюс заснул первым, а Крисфилд еще долго лежал, прислушиваясь к его глубокому дыханию. Лицо его хмурилось. Он думал о человеке, который прошел мимо поезда в Дижоне. Последний раз он видел Андерсона в учебном лагере. Тогда он был еще только капралом. Крисфилд хорошо помнил день, когда Андерсон получил повышение. Это случилось вскоре после того, как Крисфилд замахнулся на него ножом раз ночью в бараках. Какой-то парень как раз вовремя удержал его за руку. Андерсон немного побледнел тогда и отошел. Но с тех пор он никогда не говорил с Крисфилдом ни слова. Лежа с закрытыми глазами, тесно прижавшись к обмякшему, сонному телу Эндрюса, Крисфилд ясно видел перед собой лицо этого человека, брови, сходящиеся на переносице, и челюсть, всегда черноватую от густой бороды или синюю после бритья. Наконец, напряжение его мозга ослабело; минуту он еще думал о женщинах – о белокурой девушке, которую видел из поезда, – но внезапно навалившийся сон одолел его, и все погрузилось в теплую, мягкую черноту; он засыпал, чувствуя только холод с одного бока и теплоту от тела товарища с другого.
Среди ночи он проснулся и выполз из палатки. Эндрюс вышел за ним. Их зубы стучали, и они старались размять свои онемевшие ноги. Было холодно, но туман исчез. Звезды ярко горели. Они отошли в поле подальше от кучи палаток.
Из лагеря доносился шорох и громкое дыхание спящего полка, точно там спало стадо животных. Где-то резко булькал ручей. Они напрягали слух, но не могли различить пушек. Они стояли рядом, глядя вверх на множество звезд.
– Это Орион, – сказал Эндрюс.
– Что?
– Эта куча звезд вон там называется Орионом. Видишь? Говорят, что они похожи на человека с луком, а мне они всегда напоминают молодца, шагающего через небо.
– Ну и звезд же сегодня, правда! Черт, что это?
За темными холмами поднялось и опустилось зарево, напоминающее пламя кузницы.
– Там, должно быть, и есть фронт, – сказал Эндрюс, вздрагивая.
– Уж завтра узнаем.
– Да, завтра вечером мы уже будем кое-что знать о нем, – сказал Эндрюс.
Они стояли некоторое время молча, прислушиваясь к шуму ручья.
– Господи, тишина-то какая! Не может быть, чтобы это был фронт. Понюхай-ка!
– Что это?
– Да как будто яблочным цветом откуда-то потянуло… Черт, давай-ка полезем обратно, пока одеяла не простыли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Крисфилд встал, потянулся, зевнул и подошел к двери, чтобы выглянуть наружу. На песке около вагона послышались тяжелые шаги. Широкий человек с черными бровями, сходившимися на переносице, и с очень черной бородой прошел мимо вагона. На его рукаве были нашивки сержанта.
– Эй, Энди! – крикнул Крис. – Этот ублюдок, оказывается, сержант!
– Про кого это ты? – спросил Эндрюс, с улыбкой поднимаясь на ноги. Его голубые глаза ласково глядели прямо в черные глаза Крисфилда.
– Ты знаешь, о ком я думаю.
Круглые щеки Крисфилда пылали под густым загаром. Глаза сверкали под длинными черными ресницами. Кулаки были сжаты.
– О, знаю, Крис! Только я не думал, что он в этом полку.
– Будь он проклят, – пробормотал Крис тихим голосом, бросаясь снова на свой мешок.
– Не шебарши, Крис, – сказал Эндрюс, – нам всем, может, скоро придется расплачиваться по счетам… Не стоит волноваться из-за пустяков.
– Плевать, если придется!
– И мне тоже теперь плевать. – Эндрюс опять уселся около Крисфилда.
Немного погодя поезд снова тронулся. Колеса грохотали и стучали по рельсам, и комья грязи подпрыгивали на расщепленных досках пола. Крисфилд оперся на руку и снова заснул, все еще терзаясь от прилива ярости.
Эндрюс смотрел на покачивающиеся черные вагоны, на растянувшихся вокруг на полу людей, головы которых подпрыгивали при каждом толчке, на лилово-серые облака и кусочки сверкающего синего неба, мелькавшие за силуэтами голов и плеч солдат, теснившихся в дверях. Колеса скрипели без устали.
Вагон остановился с сильным толчком, от которого проснулись все спавшие, а один человек свалился на пол. Снаружи пронзительно засвистел свисток.
– Все из вагонов, выгружайся, выгружайся! – вопил сержант.
Люди неуклюже толпились, передавая из рук в руки свою амуницию, пока перед вагонами не выросли смешанные груды мешков и винтовок. Вдоль всего поезда перед каждой дверью виднелись беспорядочные кучи амуниции и теснились люди.
– Вываливайся, стройся! – вопил сержант.
Люди медленно выстраивались со своими ранцами и винтовками. Лейтенанты сновали около выравнивающихся рядов в туго стянутых поясами топорных шинелях защитного цвета, карабкаясь вверх и вниз по угольным кучам запасного пути Солдатам скомандовали «вольно». Они стояли, опираясь на свои винтовки, и разглядывали зеленую цистерну для воды на трех деревянных ногах, покрытую большим куском разорванной серой клеенки. Когда беспорядочный топот ног затих, они услышали вдалеке шум, как будто кто-то лениво потряхивал тяжелым куском листового железа. Небо было полно маленьких красных, пурпурных и желтых брызг, и на всем горел багряный свет заката.
Раздался приказ двинуться. Они зашагали по изрытой выбоинами дороге; ямы были так глубоки, что им приходилось постоянно расстраивать ряды, чтобы обходить их. С одной стороны дороги в маленьком сосновом лесу стояли цепи громоздких грузовиков и военные фуры. Вокруг походной кухни, где готовился ужин, теснились шоферы в своих широких с капюшонами плащах. Миновав лес, колонна свернула в поле, обойдя маленькую группу каменных, оштукатуренных домов со снесенными крышами. В поле они остановились. Трава сверкала изумрудом, а лес и дальние холмы казались тенями чистой глубокой синевы. Клочья бледно-голубого тумана тянулись через поле. В мураве тут и там попадались маленькие отчетливые выемки, которые могли быть сделаны каким-нибудь незнакомым животным. Люди с любопытством рассматривали их.
– Не зажигать света! Помните, что мы в поле зрения неприятеля. Спичка может погубить целую часть, – драматически объявил лейтенант, отдав приказание разбить палатки.
Когда палатки были готовы, люди столпились вокруг них в холодном, белом, все более густевшем тумане, уничтожая свои холодные пайки. Повсюду раздавались ропщущие, ворчливые голоса.
– Пойдем-ка внутрь, Крис, пока кости не вымерзли окончательно, – сказал Эндрюс.
Часовые деловитым шагом ходили взад и вперед, время от времени подозрительно заглядывая в лесок, где стояли грузовики.
Крисфилд и Эндрюс поползли в свою маленькую палатку и завернулись в одеяла, изо всех сил прижимаясь друг к другу. Вначале им было очень холодно и твердо, и они беспокойно вертелись, но постепенно теплота их тел согрела тонкие одеяла, и мускулы начали отходить. Эндрюс заснул первым, а Крисфилд еще долго лежал, прислушиваясь к его глубокому дыханию. Лицо его хмурилось. Он думал о человеке, который прошел мимо поезда в Дижоне. Последний раз он видел Андерсона в учебном лагере. Тогда он был еще только капралом. Крисфилд хорошо помнил день, когда Андерсон получил повышение. Это случилось вскоре после того, как Крисфилд замахнулся на него ножом раз ночью в бараках. Какой-то парень как раз вовремя удержал его за руку. Андерсон немного побледнел тогда и отошел. Но с тех пор он никогда не говорил с Крисфилдом ни слова. Лежа с закрытыми глазами, тесно прижавшись к обмякшему, сонному телу Эндрюса, Крисфилд ясно видел перед собой лицо этого человека, брови, сходящиеся на переносице, и челюсть, всегда черноватую от густой бороды или синюю после бритья. Наконец, напряжение его мозга ослабело; минуту он еще думал о женщинах – о белокурой девушке, которую видел из поезда, – но внезапно навалившийся сон одолел его, и все погрузилось в теплую, мягкую черноту; он засыпал, чувствуя только холод с одного бока и теплоту от тела товарища с другого.
Среди ночи он проснулся и выполз из палатки. Эндрюс вышел за ним. Их зубы стучали, и они старались размять свои онемевшие ноги. Было холодно, но туман исчез. Звезды ярко горели. Они отошли в поле подальше от кучи палаток.
Из лагеря доносился шорох и громкое дыхание спящего полка, точно там спало стадо животных. Где-то резко булькал ручей. Они напрягали слух, но не могли различить пушек. Они стояли рядом, глядя вверх на множество звезд.
– Это Орион, – сказал Эндрюс.
– Что?
– Эта куча звезд вон там называется Орионом. Видишь? Говорят, что они похожи на человека с луком, а мне они всегда напоминают молодца, шагающего через небо.
– Ну и звезд же сегодня, правда! Черт, что это?
За темными холмами поднялось и опустилось зарево, напоминающее пламя кузницы.
– Там, должно быть, и есть фронт, – сказал Эндрюс, вздрагивая.
– Уж завтра узнаем.
– Да, завтра вечером мы уже будем кое-что знать о нем, – сказал Эндрюс.
Они стояли некоторое время молча, прислушиваясь к шуму ручья.
– Господи, тишина-то какая! Не может быть, чтобы это был фронт. Понюхай-ка!
– Что это?
– Да как будто яблочным цветом откуда-то потянуло… Черт, давай-ка полезем обратно, пока одеяла не простыли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114