Если бы это можно было сделать, неужели вы думаете, что люди не сделали бы этого давно?
– Помолчи минуту. Мне что-то послышалось, – сказал вдруг Крис, подходя к окну.
Все затаили дыхание; только трещала кровать, когда Эл беспокойно заерзал на ней.
– Нет, ничего. Мне показалось, что я слышу пение.
– «Интернационал»! – воскликнул Эл.
– Заткнись! – грубо сказал Крисфилд.
В тишине раздались шаги на лестнице.
– Ни черта! Это всего только Смидди, – сказал Слиппери и снова бросил кости на пол.
Дверь медленно открылась и пропустила высокого, сутулого человека, с длинным лицом и длинными зубами.
– Кто эта лягушатник? – спросил он испуганно^ не выпуская дверной ручки.
– Ничего, Смидди, это не лягушатник, это приятель Криса. Он снял форму.
– Товарищ, значит, – сказал Смидди, протягивая руку Эндрюсу. – Господи, ты выглядишь совсем как лягушатник!
– Это хорошо, – сказал Эндрюс.
– Чертовская история, – начал Смидди, задыхаясь. – Вы знаете Гуса Эванса и этого маленького черноволосого молодчика, который все ходил с ним? Их поймали. Я сам видел их с военными полицейскими на площади Бастилии. Один молодчик, с которым я ночевал вчера под мостом, сказал мне, что они решили очистить Париж от дезертиров, хотя бы им пришлось обыскать каждый дом в городе.
Если они придут сюда, они найдут здесь кое-что, чего они не ищут, – пробормотал Крисфилд.
Я еду в Ниццу, здесь стало очень беспокойно. У меня в кармане лежит литер, – сказал Слиппери, закуривая папиросу и пуская дым в потолок.
– Как ты его достал?
– Просто, как шоколад. Я встретился в американском баре с одним молодчиком, младшим лейтенантом. Мы с ним выпили и ночевали с двумя девушками. Утром я поднялся рано, и теперь у меня в кармане пять тысяч франков, отпускной билет и серебряный портсигар, а лейтенант Франклин бегает, небось, по городу, рассказывая всюду, как он был обокраден парижской хипесницей, или, вернее, сидит смирно и молчит. Вот моя система.
– Но, черт подери, я этого не понимаю! Как ты можешь водить компанию с человеком, пить с ним вместе, а потом ограбить его? – крикнул Эл.
– А как ты думаешь, если бы он знал, что я простой рядовой, он не передал бы меня моментально полевому жандарму?
– Нет, я этого не думаю, – сказал Эл. – Они такие же люди, как мы с тобой. Офицеры тоже до смерти боятся, как бы не проштрафиться; они не станут вредить человеку без причины.
– Собачий вздор! – воскликнул Крисфилд. – Они обожают ездить на людях. Простой человек для них хуже собаки. Я бы пристрелил любого из них так же легко, как какого-нибудь негра.
Эндрюс наблюдал за лицом Крисфилда – оно вдруг вспыхнуло; он сразу замолчал. Когда его глаза встретились со взглядом Эндрюса, в них отражался страх.
– Среди офицеров бывают разные люди, хорошие и плохие, так же как и среди нас, – настаивал на своем Эл.
– Чертово дурачье, будет вам спорить! – закричал Смидди. – Надо решить, что делать. Здесь больше небезопасно оставаться, по-моему.
Все замолчали. Наконец Крисфилд сказал:
– Что ты будешь делать, Энди?
– Сам не знаю. Я думаю отправиться в Сен-Жермен – у меня там есть знакомый молодчик, который работает на ферме. Посмотрю, может быть, устроюсь там на работу. Я не хочу оставаться в Париже. Потом, здесь живет одна девушка, которую я хочу повидать; мне нужно видеть ее. – Эндрюс вдруг замолчал и зашагал взад и вперед по комнате.
– Ты бы лучше поостерегся; тебя, вероятно, расстреляют, если поймают, – сказал Слиппери.
Эндрюс пожал плечами.
– Ну что ж, я предпочел бы быть расстрелянным, чем сесть в Ливенуортс на двадцать лет, клянусь Богом! – воскликнул Эл.
– Как вы здесь питаетесь? – спросил Слиппери.
– Покупаем провизию, а девушка варит нам.
– Готовили что-нибудь сегодня?
– Я схожу куплю чего-нибудь, – сказал Эндрюс. – Мне безопаснее выходить на улицу, чем вам.
Крисфилд спустился по лестнице вслед за Эндрюсом. Когда они дошли до коридора внизу, он положил руку на плечо Эндрюса и прошептал:
– Скажи, Энди, как ты думаешь, выйдет какой толк из этой революции? Я никогда не думал, что они смогут опрокинуть строй таким образом.
– В России сделали же.
– Тогда мы будем свободными, штатскими гражданами, какими мы были до войны? Но это невозможно, Энди, это невозможно!
– Увидим, – сказал Эндрюс, открывая дверь в бар.
Он возбужденно подошел к Ходе, сидевшему за рядами бутылок, стоящих на стойке.
– Ну, как дела?
– Где?
– У Западного вокзала, где строили баррикады.
– «Баррикады»! – воскликнул молодой человек с красным шарфом, пивший вино за столиком. – Они просто сломали несколько железных решеток вокруг деревьев – вот и вся баррикада! Трусы! Где только их атакуют, они бегут. Вонючие трусы!
– Как вы думаете, выйдет что-нибудь?
– Что же может выйти, когда нет никого, кроме оравы грязных трусов?
– А вы как думаете об этом? – спросил Эндрюс, повернувшись к Ходе.
Ходя вместо ответа покачал головой. Эндрюс вышел.
Когда он вернулся, он нашел в комнате только Эла и Крисфилда. Крисфилд ходил взад и вперед, кусая ногти. На стене против окна светился четырехугольник солнечного света, отраженного противоположной стеной здания суда.
– Ради Бога, Крис, уходи. Я вполне здоров, – сказал Эл слабым, плачущим голосом; лицо его было искажено страданием.
В чем дело? – воскликнул Эндрюс, поставив на пол большой пакет.
Слиппери видел военного полицейского – он вертелся на тротуаре против кабачка и что-то вынюхивал.
– Боже мой!
– Они еле ушли. Плохо, что Эл так слаб… Честное слово, я останусь с тобой, Эл.
– Нет! Если тебе есть куда идти, уходи, Крис. Я останусь здесь с Элом и буду говорить с жандармами по-французски, если они придут сюда. Мы как-нибудь их одурачим.
Эндрюс почувствовал внезапный прилив веселости и бодрости.
– Честное слово, Энди, я бы остался, если бы не было того… что знает этот сержант, – сказал отрывисто Крисфилд.
– Уходи, Крис, не теряй времени.
– Прощай, Энди! – Крисфилд проскользнул в дверь.
– Это странно, Эл, – заговорил Эндрюс, садясь в ногах кровати и развертывая пакет с продуктами. – Я не испытываю ни малейшего страха. Я чувствую, что освободился от армии, Эл… Как твоя рука?
– Не знаю… Ах, как бы я хотел теперь очутиться на своей койке в Кобленце! Я не гожусь для того, чтобы бороться с целым светом. Если бы с нами был старый Дэн… Как странно, что ты знаешь Дэна! Уж он нашел бы миллион планов, чтобы выпутаться из этой западни. Хотя я рад, что его здесь нет. Он бы выругал меня за то, что я не сделал себе карьеры. Он невероятно честолюбивый малый, этот Дэн.
Со двора не доносилось ни звука, только вдали раздавался стук копыт по камням мостовой проезжавшего кавалерийского патруля. Небо покрылось тучами, и в комнате стало темно: отсыревшая штукатурка на стенах покрылась полосами зелени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
– Помолчи минуту. Мне что-то послышалось, – сказал вдруг Крис, подходя к окну.
Все затаили дыхание; только трещала кровать, когда Эл беспокойно заерзал на ней.
– Нет, ничего. Мне показалось, что я слышу пение.
– «Интернационал»! – воскликнул Эл.
– Заткнись! – грубо сказал Крисфилд.
В тишине раздались шаги на лестнице.
– Ни черта! Это всего только Смидди, – сказал Слиппери и снова бросил кости на пол.
Дверь медленно открылась и пропустила высокого, сутулого человека, с длинным лицом и длинными зубами.
– Кто эта лягушатник? – спросил он испуганно^ не выпуская дверной ручки.
– Ничего, Смидди, это не лягушатник, это приятель Криса. Он снял форму.
– Товарищ, значит, – сказал Смидди, протягивая руку Эндрюсу. – Господи, ты выглядишь совсем как лягушатник!
– Это хорошо, – сказал Эндрюс.
– Чертовская история, – начал Смидди, задыхаясь. – Вы знаете Гуса Эванса и этого маленького черноволосого молодчика, который все ходил с ним? Их поймали. Я сам видел их с военными полицейскими на площади Бастилии. Один молодчик, с которым я ночевал вчера под мостом, сказал мне, что они решили очистить Париж от дезертиров, хотя бы им пришлось обыскать каждый дом в городе.
Если они придут сюда, они найдут здесь кое-что, чего они не ищут, – пробормотал Крисфилд.
Я еду в Ниццу, здесь стало очень беспокойно. У меня в кармане лежит литер, – сказал Слиппери, закуривая папиросу и пуская дым в потолок.
– Как ты его достал?
– Просто, как шоколад. Я встретился в американском баре с одним молодчиком, младшим лейтенантом. Мы с ним выпили и ночевали с двумя девушками. Утром я поднялся рано, и теперь у меня в кармане пять тысяч франков, отпускной билет и серебряный портсигар, а лейтенант Франклин бегает, небось, по городу, рассказывая всюду, как он был обокраден парижской хипесницей, или, вернее, сидит смирно и молчит. Вот моя система.
– Но, черт подери, я этого не понимаю! Как ты можешь водить компанию с человеком, пить с ним вместе, а потом ограбить его? – крикнул Эл.
– А как ты думаешь, если бы он знал, что я простой рядовой, он не передал бы меня моментально полевому жандарму?
– Нет, я этого не думаю, – сказал Эл. – Они такие же люди, как мы с тобой. Офицеры тоже до смерти боятся, как бы не проштрафиться; они не станут вредить человеку без причины.
– Собачий вздор! – воскликнул Крисфилд. – Они обожают ездить на людях. Простой человек для них хуже собаки. Я бы пристрелил любого из них так же легко, как какого-нибудь негра.
Эндрюс наблюдал за лицом Крисфилда – оно вдруг вспыхнуло; он сразу замолчал. Когда его глаза встретились со взглядом Эндрюса, в них отражался страх.
– Среди офицеров бывают разные люди, хорошие и плохие, так же как и среди нас, – настаивал на своем Эл.
– Чертово дурачье, будет вам спорить! – закричал Смидди. – Надо решить, что делать. Здесь больше небезопасно оставаться, по-моему.
Все замолчали. Наконец Крисфилд сказал:
– Что ты будешь делать, Энди?
– Сам не знаю. Я думаю отправиться в Сен-Жермен – у меня там есть знакомый молодчик, который работает на ферме. Посмотрю, может быть, устроюсь там на работу. Я не хочу оставаться в Париже. Потом, здесь живет одна девушка, которую я хочу повидать; мне нужно видеть ее. – Эндрюс вдруг замолчал и зашагал взад и вперед по комнате.
– Ты бы лучше поостерегся; тебя, вероятно, расстреляют, если поймают, – сказал Слиппери.
Эндрюс пожал плечами.
– Ну что ж, я предпочел бы быть расстрелянным, чем сесть в Ливенуортс на двадцать лет, клянусь Богом! – воскликнул Эл.
– Как вы здесь питаетесь? – спросил Слиппери.
– Покупаем провизию, а девушка варит нам.
– Готовили что-нибудь сегодня?
– Я схожу куплю чего-нибудь, – сказал Эндрюс. – Мне безопаснее выходить на улицу, чем вам.
Крисфилд спустился по лестнице вслед за Эндрюсом. Когда они дошли до коридора внизу, он положил руку на плечо Эндрюса и прошептал:
– Скажи, Энди, как ты думаешь, выйдет какой толк из этой революции? Я никогда не думал, что они смогут опрокинуть строй таким образом.
– В России сделали же.
– Тогда мы будем свободными, штатскими гражданами, какими мы были до войны? Но это невозможно, Энди, это невозможно!
– Увидим, – сказал Эндрюс, открывая дверь в бар.
Он возбужденно подошел к Ходе, сидевшему за рядами бутылок, стоящих на стойке.
– Ну, как дела?
– Где?
– У Западного вокзала, где строили баррикады.
– «Баррикады»! – воскликнул молодой человек с красным шарфом, пивший вино за столиком. – Они просто сломали несколько железных решеток вокруг деревьев – вот и вся баррикада! Трусы! Где только их атакуют, они бегут. Вонючие трусы!
– Как вы думаете, выйдет что-нибудь?
– Что же может выйти, когда нет никого, кроме оравы грязных трусов?
– А вы как думаете об этом? – спросил Эндрюс, повернувшись к Ходе.
Ходя вместо ответа покачал головой. Эндрюс вышел.
Когда он вернулся, он нашел в комнате только Эла и Крисфилда. Крисфилд ходил взад и вперед, кусая ногти. На стене против окна светился четырехугольник солнечного света, отраженного противоположной стеной здания суда.
– Ради Бога, Крис, уходи. Я вполне здоров, – сказал Эл слабым, плачущим голосом; лицо его было искажено страданием.
В чем дело? – воскликнул Эндрюс, поставив на пол большой пакет.
Слиппери видел военного полицейского – он вертелся на тротуаре против кабачка и что-то вынюхивал.
– Боже мой!
– Они еле ушли. Плохо, что Эл так слаб… Честное слово, я останусь с тобой, Эл.
– Нет! Если тебе есть куда идти, уходи, Крис. Я останусь здесь с Элом и буду говорить с жандармами по-французски, если они придут сюда. Мы как-нибудь их одурачим.
Эндрюс почувствовал внезапный прилив веселости и бодрости.
– Честное слово, Энди, я бы остался, если бы не было того… что знает этот сержант, – сказал отрывисто Крисфилд.
– Уходи, Крис, не теряй времени.
– Прощай, Энди! – Крисфилд проскользнул в дверь.
– Это странно, Эл, – заговорил Эндрюс, садясь в ногах кровати и развертывая пакет с продуктами. – Я не испытываю ни малейшего страха. Я чувствую, что освободился от армии, Эл… Как твоя рука?
– Не знаю… Ах, как бы я хотел теперь очутиться на своей койке в Кобленце! Я не гожусь для того, чтобы бороться с целым светом. Если бы с нами был старый Дэн… Как странно, что ты знаешь Дэна! Уж он нашел бы миллион планов, чтобы выпутаться из этой западни. Хотя я рад, что его здесь нет. Он бы выругал меня за то, что я не сделал себе карьеры. Он невероятно честолюбивый малый, этот Дэн.
Со двора не доносилось ни звука, только вдали раздавался стук копыт по камням мостовой проезжавшего кавалерийского патруля. Небо покрылось тучами, и в комнате стало темно: отсыревшая штукатурка на стенах покрылась полосами зелени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114