Взрыв смеха привлек его внимание, а молния осветила двух молодых людей, укрывшихся от грозы под навесом утеса.
В глубине пещеры он увидел лошадей.
— А, клянусь Мадонной! — воскликнул он.— Сама судьба покровительствует мне.
И, не рассердившись на хохотавших молодых людей, он подошел к ним и оглядел их быстрым взглядом опытного в жизни человека.
Молодой принц и его товарищ были одеты более чем просто.
Их платье из грубого сукна, фетровые шляпы без перьев и простые с раструбами сапоги ввели в обман всадника.
Он подумал, что имеет дело с мелкими дворянчиками, младшими сыновьями в семье, едущими искать счастья в Париж.
Он подошел к ним с гордо поднятой головой, заносчивым и покровительственным видом.
— А, черт возьми,— начал он.— У вас есть лошади, юные проказники!..
Генрих Наваррский и Ноэ посмотрели на него.
Это был человек примерно сорока лет, высокого роста, одетый как настоящий дворянин.
Смуглое лицо, надменный вид, жесткое и насмешливое выражение глаз выдавало в нем одного из тех итальянцев, которых привезла с собою королева-мать, Екатерина Медичи, и которые так быстро обогатились при французском дворе.
— Конечно,— ответил Генрих Наваррский более простодушным тоном,— у нас есть лошади, милостивый государь, в этом отношении мы счастливее вас, лишившегося своей лошади.
— Я надеюсь,— продолжал незнакомец,— что вы уступите мне одну из них.
— Как вы сказали? — спросил принц.
— Я должен во что бы то ни стало догнать ту женщину,— продолжал итальянец.
— Это довольно трудно...
— Лошади у вас хорошие, как мне кажется.
— Положим. Но мы не уступим их.
Дерзкая улыбка скользнула по губам итальянца.
— Когда вы узнаете, кто я, вы, конечно, не откажете продать мне одного из этих животных.
— Ба! Неужели вы французский король? — насмешливо спросил Ноэ.
— Более того, милейшие мои.
— Клянусь! — засмеялся Генрих.— Один только папа стоит выше короля Франции. Так неужели вы папа?
— Нет, но я любимец королевы Екатерины Медичи.
— Гм,— продолжал принц, которого очень забавлял надменный вид всадника,— это чуточку пониже, чем король.
— Милые мои дворянчики,— сказал итальянец, терпение которого наконец истощилось,— у меня нет времени беседовать с вами. Предлагаю на ваш выбор: или продайте мне одну из этих лошадей... я дам за нее, сколько вы пожелаете...
— О,— заметил Ноэ,— любимцы королевы наживаются быстро, это мы знаем. Должно быть, милостивый государь, кошелек ваш набит туго?..
— Или приобрести в моем лице врага, который на днях прикажет колесовать вас.
В ответ на эти слова Генрих и Ноэ снова насмешливо засмеялись.
Тогда, выведенный из себя, итальянец вытащил шпагу и прибавил.
— Или сразиться со мною этим оружием, милостивые государи.
— Стой, на это я согласен! — сказал принц.— Я уже давно не фехтовал, это согреет мне руки.
Генрих Наваррский тоже вытащил свою шпагу из ножен.
— Позвольте, Генрих,— вмешался Ноэ, тоже вытащивший свою шпагу и ставший между ними,— я должен первым сразиться с этим господином.
— Нет, не вы! — ответил принц,— а я.
— Но...
— Скорее,— с нетерпением сказал незнакомец.— Хватит на вас обоих, юные петухи. Меня зовут Ренэ-фло-рентиец, я — учитель фехтования.
— А я,— сказал Генрих Наваррский, отодвинувший в сторону Ноэ,— довольно способный ученик.
И он скрестил шпагу с итальянцем, напавшим на него с высоко поднятым оружием.
Несколько смущенный, Ноэ отошел в сторону. Флорентиец не солгал. Он действительно был учителем фехтования, и сын Иоанны д'Альбре заметил это после первой же ошибки.
Но на стороне последнего была молодость, гибкость тела, отчаянная храбрость и удивительное хладнокровие.
Бой между такими выдающимися противниками не мог продолжаться долго.
После третьего нападения флорентиец хотел прибегнуть к коварному маневру, который предание назвало «итальянской игрой».
Он начал скакать, изгибаться, кричать, приседать и снова вскакивать, подставляя все время под удары противника то голову, то колено.
К счастью, для Генриха Наваррского, отец его, Антуан Бурбонский, вел войну с Италией, и так как он был первым учителем фехтования своего сына, то он и показал ему, как надо защищаться, имея противником миланца или флорентийца.
Принц, оборонявшийся молча, избегал переходить в нападение. Он наблюдал, как флорентиец нагибался и бросался на него, в ожидании той минуты, когда он найдет удобным притвориться, что поскользнулся,— знаменитый маневр, составляющий венец этой коварной игры.
Но принц предвидел удар, и в ту минуту, когда итальянец растянулся на земле, он отскочил в сторону, так что шпага итальянца встретила пустое пространство, затем снова наскочил на него, прежде чем тот успел встать, нанес ему жестокий удар в голову рукояткой шпаги, говоря:
— Вот мой ответный удар, не правда ли, он хорош?
Итальянец застонал и упал, как пораженный громом. Ноэ подбежал.
— О! успокойся, мой милый,— сказал ему Генрих,— это пустяки. Он не умрет... рукоятью не убьешь. Его только оглушило. Через час он придет в себя.
Оба молодых человека наклонились над итальянцем, а Ноэ положил ему руку на сердце. Сердце билось.
— Он в обмороке, вот и все,— прибавил принц,
— Генрих,— сказал Ноэ,— вы помните, как его зовут?
— Да, это Ренэ-флорентиец.
— Парфюмер королевы-матери, Генрих.
— Он самый.
— Злой человек, Генрих, и смерть его была бы угодна Богу.
— В таком случае я сожалею, что не убил его.
— Время еще не потеряно, принц.
— Как?
— — Я проткну его своей шпагой, если вам противно сделать это.
— Фи, Ноэ! Лежачего человека, упавшего в обморок.
— Это ехидна, которую надо раздавить, где бы она
ни попалась.
— Положим, но ехидна, которую давишь, может укусить человека в пятку, а человек, лежащий в обмороке, не кусается.
— Генрих, Генрих,— прошептал юный Амори де Ноэ,— право же, у меня есть страшные предчувствия.
— Какие, мой милый Ноэ?
— Я предчувствую, что этот человек, жизнь которого
вы хотите пощадить, сыграет в вашей жизни ужасную
роль.
— Неужели!
— Мрачную и роковую роль, Генрих,— и когда-нибудь вы раскаетесь в том, что не пронзили его насквозь своей рапирой.
— Ты сошел с ума, Ноэ.
— Нет, мой дорогой принц, нет; мне кажется теперь, что я предвижу ваше будущее.
— Ты ошибаешься,— холодно сказал принц.
— Вы думаете?
— Конечно, лучше читать в прошедшем, нежели в будущем.
— Почему?
— Потому что прошедшее напомнит тебе, что я Генрих Бурбонский, прямой потомок Людовика Святого, и не принадлежу к числу тех, которые убивают или позволяют убить при себе беззащитного человека.
Ноэ опустил голову.
— Вы правы,— сказал он,— однако очень досадно, что вы не разрешили мне сразиться с этим проклятым итальянцем, я убил бы его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52