Представляю, как мы выглядели – грязные, жалкие создания! Такими даже индейцы побрезговали бы. Во всяком случае, они не тронули нас, только связали вместе и укрыли грязным одеялом.
Рано утром нас подняли пинками и дали по паре наспех сшитых мокасин, которые пришлось привязать к ногам обрывками тканей. Мои ступни распухли и кровоточили, но по крайней мере в мокасинах было удобнее, чем в ботинках.
Мы шли и шли, пока все не смешалось в моей голове, останавливались каждые два часа на несколько минут, видимо, для того, чтобы отдохнули мы и кони; сами индейцы не нуждались в передышке. Не знаю, сколько миль осталось позади; мы все углублялись и углублялись в скалистые горные отроги, где не росло ничего, кроме странно изогнутых кустиков, названия которых я не знала, да неизбежных кактусов. Индейцы иногда отрывали от кактуса побег, жевали, высасывая жидкость, а потом выплевывали мякоть. Так хотелось пить, что я последовала их примеру, не обращая внимания на неприятный вкус.
Прошли часы… или, может быть, дни? Мы поднимались все выше; как ни странно, растительность стала гуще, особенно там, где виднелись озерца пресной воды. Индейцы зашагали быстрее и начали переговариваться на своем странном языке. Лошади, навьюченные серебром, приободрились.
Я почувствовала новый толчок страха. Из-за поворота выехал еще один апачи с ружьем на изготовку, бесстрастно оглядел меня, перевел глаза на Джуэл. Несомненно, он привык видеть здесь пленников! Я поняла, что неподалеку есть что-то вроде лагеря, и мы были вынуждены карабкаться по каменистому склону, который с другой стороны был почти отвесным. Внизу росли деревья, густо теснившиеся у маленького ручейка. Около странных на вид хижин горели костры, собаки повизгивали и ворчали, не осмеливаясь, видимо, громко лаять.
Меня и Джуэл тащили в лагерь, как пленниц за триумфальной колесницей римского императора. Женщины и дети выбежали из хижин, чтобы посмотреть, и ни в одном лице я не увидела жалости и сочувствия.
– О Боже, что теперь? – прошептала Джуэл, и я облизнула губы, пытаясь высоко держать голову, хотя те же мысли теснились в мозгу. Что сейчас? Убьют? Будут пытать? Или… еще хуже?
Я слышала рассказы о женщинах, захваченных в плен воинами-апачами, изнасилованных, забитых до смерти индианками… От кого я узнала это? От полковника Пойнтера? Тодда? Но я, стиснув зубы, продолжала идти, хотя женщины злобно тыкали в нас длинными палками. Думаю, эти бешеные ведьмы набросились бы на нас, но тот индеец, что взял меня в плен, без сомнения, один из вождей, отогнал их. Значит, женщины пока нас не тронут.
Подошли остальные мужчины, и, насколько я поняла, каждый начал восхвалять свою ловкость и отвагу. На нас и на тюки с серебром показывали пальцами, что-то кричали, но я и Джуэл неподвижно, как глухонемые, стояли в кольце индейцев, которое, казалось, смыкается все теснее. Они на время забыли о нас, занятые прославлением собственных подвигов, но косые взгляды женщин говорили, что это долго не продлится.
Только сейчас я заметила выделявшегося ростом и осанкой воина в старом кавалерийском мундире. Он подошел небрежной походкой, но остальные тут же расступились. Воин безразлично осмотрел меня; оказалось, что и глаза у него светлее, чем у остальных, и черты лица совсем другие – нос прямой, рот не так широк. В нем было что-то странно знакомое, и, наверное, потому, что интуиция обострилась под влиянием ужаса и отчаяния, неожиданная мысль осенила меня… да-да, это он… почему бы нет? Я как будто вновь услышала, казалось, давно забытые слова: «Хулио, средний сын, жил среди апачей. Взял в жены индианку».
Действительно, этот человек похож на Рамона Кордеса. Совпадение? Возможно. Но какой-то шанс все-таки был! Я бессознательно выпрямилась, вытерла лицо изодранным рукавом. Как и надеялась, это вновь привлекло его внимание, наши глаза встретились. Он слегка нахмурился и сказал бы что-то, не будь это нарушением правил приличия. Наклонившись, он что-то тихо спросил воина, захватившего меня в плен. Они заспорили. Внезапная надежда проснулась во мне; гордо тряхнув головой, я уставилась на него – взгляд вынуждал оглянуться. Но вместо этого он заговорил со стоявшим рядом маленьким мальчиком; тот убежал, а моя рука сомкнулась на запястье Джуэл, слегка погладила шершавую кожу. Эта женщина помогла пережить первые, самые трудные часы, и мне хотелось хоть как-то утешить ее.
Беседа началась снова, хотя и в более сдержанных тонах, и по их взглядам на меня было понятно, что эти двое торгуются.
Но за какой товар? Серебро или…
Тут впервые я поняла, что не все в этом лагере индейцы. К костру подошли еще двое, один, несомненно, мексиканец, явно бандитской внешности. Мне не понравился взгляд, которым он окинул сначала меня, потом Джуэл.
Бандит заговорил с высоким воином по-испански, так что я, увы, понимала каждое слово.
– Значит, мы не зря пришли – добыча неплохая! А женщины? Тоже продаются?
– Думаешь, они этого стоят? Может, разве вон та, со светлыми волосами. Другая… не знаю, захочет ли мой друг ее купить? – пренебрежительно бросил высокий воин. – Я думал, ты пришел за серебром, а не за женщинами – их тут хоть пруд пруди.
Несмотря на уничтожающие слова, я почему-то чувствовала: ему не хочется отдавать меня никому, особенно этому пришельцу. Кто этот мексиканец? Команчеро? Но тут в круг света выступил другой мужчина. Он шел неохотно, словно против воли.
– Черт, а я думал, мы сядем у костра, поторгуемся по-настоящему. Что за спешка?
Мексиканец со смехом обернулся:
– Но здесь не только серебро, приятель, хотя, кажется, твой братец не очень-то хочет отдавать вон ту, темноволосую.
Незнакомец поднял голову, и только сейчас я увидела его лицо.
– Люкас Корд! – вырвалось у меня против воли.
Наверное, в моем голосе было столько ненависти, что он удивленно поднял бровь. Этот человек здесь, скупает серебро, на котором кровь погибших! Команчеро! Преступник! Значит, все, что я слышала о нем, – правда?!
Может, Люкас не узнал бы меня, не назови я его по имени. Глаза его расширились, потом сузились, как у хищника, рот дернулся в подобии улыбки. Вокруг все замерло. Даже мой похититель был явно сбит с толку. Хулио, опомнившийся первым, спросил, медленно выговаривая слова:
– Ты знаешь эту женщину, брат мой?
Люкас имел наглость обратиться прямо ко мне:
– Уверены, что мы знакомы друг с другом? Не очень-то вы похожи на ту высокородную леди с острым язычком. Кажется… мы встречались в вашей спальне, не так ли?
– О… как вы…
– По-моему, вы не в том положении, чтобы задирать нос! А сейчас – потише.
Внезапная резкость тона заставила меня замолчать. Он прав. Положение мое ужасно!
Они вновь о чем-то заговорили. Люкас Корд перешел на индейский язык, а другому бандиту это явно не понравилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
Рано утром нас подняли пинками и дали по паре наспех сшитых мокасин, которые пришлось привязать к ногам обрывками тканей. Мои ступни распухли и кровоточили, но по крайней мере в мокасинах было удобнее, чем в ботинках.
Мы шли и шли, пока все не смешалось в моей голове, останавливались каждые два часа на несколько минут, видимо, для того, чтобы отдохнули мы и кони; сами индейцы не нуждались в передышке. Не знаю, сколько миль осталось позади; мы все углублялись и углублялись в скалистые горные отроги, где не росло ничего, кроме странно изогнутых кустиков, названия которых я не знала, да неизбежных кактусов. Индейцы иногда отрывали от кактуса побег, жевали, высасывая жидкость, а потом выплевывали мякоть. Так хотелось пить, что я последовала их примеру, не обращая внимания на неприятный вкус.
Прошли часы… или, может быть, дни? Мы поднимались все выше; как ни странно, растительность стала гуще, особенно там, где виднелись озерца пресной воды. Индейцы зашагали быстрее и начали переговариваться на своем странном языке. Лошади, навьюченные серебром, приободрились.
Я почувствовала новый толчок страха. Из-за поворота выехал еще один апачи с ружьем на изготовку, бесстрастно оглядел меня, перевел глаза на Джуэл. Несомненно, он привык видеть здесь пленников! Я поняла, что неподалеку есть что-то вроде лагеря, и мы были вынуждены карабкаться по каменистому склону, который с другой стороны был почти отвесным. Внизу росли деревья, густо теснившиеся у маленького ручейка. Около странных на вид хижин горели костры, собаки повизгивали и ворчали, не осмеливаясь, видимо, громко лаять.
Меня и Джуэл тащили в лагерь, как пленниц за триумфальной колесницей римского императора. Женщины и дети выбежали из хижин, чтобы посмотреть, и ни в одном лице я не увидела жалости и сочувствия.
– О Боже, что теперь? – прошептала Джуэл, и я облизнула губы, пытаясь высоко держать голову, хотя те же мысли теснились в мозгу. Что сейчас? Убьют? Будут пытать? Или… еще хуже?
Я слышала рассказы о женщинах, захваченных в плен воинами-апачами, изнасилованных, забитых до смерти индианками… От кого я узнала это? От полковника Пойнтера? Тодда? Но я, стиснув зубы, продолжала идти, хотя женщины злобно тыкали в нас длинными палками. Думаю, эти бешеные ведьмы набросились бы на нас, но тот индеец, что взял меня в плен, без сомнения, один из вождей, отогнал их. Значит, женщины пока нас не тронут.
Подошли остальные мужчины, и, насколько я поняла, каждый начал восхвалять свою ловкость и отвагу. На нас и на тюки с серебром показывали пальцами, что-то кричали, но я и Джуэл неподвижно, как глухонемые, стояли в кольце индейцев, которое, казалось, смыкается все теснее. Они на время забыли о нас, занятые прославлением собственных подвигов, но косые взгляды женщин говорили, что это долго не продлится.
Только сейчас я заметила выделявшегося ростом и осанкой воина в старом кавалерийском мундире. Он подошел небрежной походкой, но остальные тут же расступились. Воин безразлично осмотрел меня; оказалось, что и глаза у него светлее, чем у остальных, и черты лица совсем другие – нос прямой, рот не так широк. В нем было что-то странно знакомое, и, наверное, потому, что интуиция обострилась под влиянием ужаса и отчаяния, неожиданная мысль осенила меня… да-да, это он… почему бы нет? Я как будто вновь услышала, казалось, давно забытые слова: «Хулио, средний сын, жил среди апачей. Взял в жены индианку».
Действительно, этот человек похож на Рамона Кордеса. Совпадение? Возможно. Но какой-то шанс все-таки был! Я бессознательно выпрямилась, вытерла лицо изодранным рукавом. Как и надеялась, это вновь привлекло его внимание, наши глаза встретились. Он слегка нахмурился и сказал бы что-то, не будь это нарушением правил приличия. Наклонившись, он что-то тихо спросил воина, захватившего меня в плен. Они заспорили. Внезапная надежда проснулась во мне; гордо тряхнув головой, я уставилась на него – взгляд вынуждал оглянуться. Но вместо этого он заговорил со стоявшим рядом маленьким мальчиком; тот убежал, а моя рука сомкнулась на запястье Джуэл, слегка погладила шершавую кожу. Эта женщина помогла пережить первые, самые трудные часы, и мне хотелось хоть как-то утешить ее.
Беседа началась снова, хотя и в более сдержанных тонах, и по их взглядам на меня было понятно, что эти двое торгуются.
Но за какой товар? Серебро или…
Тут впервые я поняла, что не все в этом лагере индейцы. К костру подошли еще двое, один, несомненно, мексиканец, явно бандитской внешности. Мне не понравился взгляд, которым он окинул сначала меня, потом Джуэл.
Бандит заговорил с высоким воином по-испански, так что я, увы, понимала каждое слово.
– Значит, мы не зря пришли – добыча неплохая! А женщины? Тоже продаются?
– Думаешь, они этого стоят? Может, разве вон та, со светлыми волосами. Другая… не знаю, захочет ли мой друг ее купить? – пренебрежительно бросил высокий воин. – Я думал, ты пришел за серебром, а не за женщинами – их тут хоть пруд пруди.
Несмотря на уничтожающие слова, я почему-то чувствовала: ему не хочется отдавать меня никому, особенно этому пришельцу. Кто этот мексиканец? Команчеро? Но тут в круг света выступил другой мужчина. Он шел неохотно, словно против воли.
– Черт, а я думал, мы сядем у костра, поторгуемся по-настоящему. Что за спешка?
Мексиканец со смехом обернулся:
– Но здесь не только серебро, приятель, хотя, кажется, твой братец не очень-то хочет отдавать вон ту, темноволосую.
Незнакомец поднял голову, и только сейчас я увидела его лицо.
– Люкас Корд! – вырвалось у меня против воли.
Наверное, в моем голосе было столько ненависти, что он удивленно поднял бровь. Этот человек здесь, скупает серебро, на котором кровь погибших! Команчеро! Преступник! Значит, все, что я слышала о нем, – правда?!
Может, Люкас не узнал бы меня, не назови я его по имени. Глаза его расширились, потом сузились, как у хищника, рот дернулся в подобии улыбки. Вокруг все замерло. Даже мой похититель был явно сбит с толку. Хулио, опомнившийся первым, спросил, медленно выговаривая слова:
– Ты знаешь эту женщину, брат мой?
Люкас имел наглость обратиться прямо ко мне:
– Уверены, что мы знакомы друг с другом? Не очень-то вы похожи на ту высокородную леди с острым язычком. Кажется… мы встречались в вашей спальне, не так ли?
– О… как вы…
– По-моему, вы не в том положении, чтобы задирать нос! А сейчас – потише.
Внезапная резкость тона заставила меня замолчать. Он прав. Положение мое ужасно!
Они вновь о чем-то заговорили. Люкас Корд перешел на индейский язык, а другому бандиту это явно не понравилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125