весело-понимающий взгляд Моники, непроницаемый – Монтойа, бесстрастный – Джона Кингмена, а Марк…
Я выпрямилась, небрежно сбросив шаль, и вызывающе улыбнулась:
– Господи, неужели вы все еще продолжаете обсуждать эти скучные дела?! – И, сев на стул, подставленный угрюмым Марком, начала энергично обмахиваться веером. – Как здесь жарко!
– Далеко ходила?
Марк говорил, словно выдавливая слова. Глаза его неестественно блестели.
Я небрежно пожала плечами:
– О нет, мы просто постояли на крыльце, поговорили. Я не хотела портить туфли в этой пыли. Кстати, почему все молчат? Марк… ты ведь не возражал? После нашей беседы я думала, ты поймешь.
– Мы все беспокоились, – вкрадчиво вмешался Монтойа, – потому что мой упрямый друг не очень-то любит подчиняться приказам, особенно если их отдают женщины. Но я был уверен, сеньора Ровена, что вам не будет сложно убедить его в обратном!
Я подняла брови, словно не желая говорить о неприятных вещах.
– Мы поспорили, конечно. Но в конце концов я доказала, что он проиграл в честной схватке. Думаю, он немного остынет и сдержит слово.
Смех Моники рассеял накопившееся напряжение.
– Ну вот, разве я не говорила? Ровена вполне способна постоять за себя! – И неожиданно она добавила, заговорщически подмигнув мне: – А теперь, когда вы вернулись, дорогая, живая и невредимая, думаю, пора и отдохнуть. У нас завтра трудный день!
Глава 44
Я не люблю вспоминать о той ночи. Как только мы остались одни, показное безразличие Марка сменилось яростью, смешанной с безумной ревностью. Единственным способом успокоить его было оставаться высокомерно-холодной.
– Господи, Марк! Ты ведешь себя как мещанин! Неужели не помнишь, что вышла за тебя по своей воле?
Он, видимо, слишком много выпил, потому что нетвердо стоял на ногах.
– Да, черт возьми, помню. А ты? А он?
– Ты привел его сюда, Марк. Прошу, не нужно портить такой прекрасный план глупой ревностью! – Я кокетливо надула губы. – Надеюсь, ты доверяешь мне? Я начинаю его видеть твоими глазами, и ты должен предоставить мне обещанную возможность. Указать Люкасу его место. Может, даже удастся убедить его признаться в совершенных преступлениях.
– Ровена, Ровена! Если бы я думал…
Руки Марка сжались на моих плечах, но я продолжала спокойно вынимать звезды из волос, завертывать каждую в папиросную бумагу и укладывать в замшевый мешочек.
– Если ты боишься его, Марк, почему не отошлешь? Скажи, что мы передумали и больше в его услугах не нуждаемся.
Мой намеренно равнодушный тон возымел желаемый эффект.
– Проклятие! Конечно, я его не боюсь! Безграмотный бандит-полукровка, у которого едва хватает ума подчиняться приказам… ты сама это скоро поймешь! – Марк начал расстегивать мое платье, голос лихорадочно дрожал: – Да-да… мы используем его… для того, чтобы разделаться с дядюшкой! Каждый человек в здешних местах будет в полной уверенности, что Корд сделал это из желания отомстить. А потом его повесят, и больше между нами не будет неприятных воспоминаний, прошлое умрет! Уже скоро, дорогая, очень скоро! – Марк торжествующе рассмеялся и продолжал, с трудом ворочая языком: – Именно ты должна ему это предложить. Ведь недаром он дал слово подчиняться твоим приказам! А я уж позабочусь, чтобы на этот раз все прошло как по маслу! Теперь-то уже не сорвется!
На этот раз! Что имел в виду Марк? Неужели?.. Нет, я не должна выдавать себя – нужно доиграть роль до конца. Я изо всех сил старалась сохранять на лице чуть презрительное выражение.
– Ты еще умнее, чем я подозревала, Марк. Но когда все это должно произойти?
– Скоро, – пробормотал Марк, и я с облегчением поняла, что он совершенно пьян.
Снова пошатнувшись, он наклонился и начал целовать мне плечи. Я всячески сдерживала дрожь отвращения.
– Скоро, – повторил Марк, сжимая мои груди. – К чему ждать? Уезжаем отсюда послезавтра с утра, как можно раньше. Ты ведь выдержишь поездку, правда?
К счастью, он был в таком состоянии, что пришлось вытерпеть всего-навсего несколько пьяных поцелуев. Было нетрудно убедить Марка, что сегодня моя очередь его раздевать. Перед тем как погасить лампу, я не удержалась и взглянула в его лицо. Как красив! Милый, нежный мальчик, несмотря на раскрасневшиеся щеки и опущенные уголки губ. И этого человека я когда-то считала лучшим другом, жалела, осуждала себя за то, что использую его!
Но как умен, как бесконечно терпелив! Я полностью доверяла ему, хотела быть верной женой, приняла все приводимые им доказательства за истину! О Господи, почему?
Потому что Люкас не был адвокатом и оказался слишком упрям, чтобы отвечать на мои обвинения извинениями и «разумными доводами»? А Марк… И тут меня осенило. Да ведь все это подстроил он! Хитро, умно, сделал так, чтобы все улики указывали на Люкаса! Ведь именно Марк всячески старался очернить в моих глазах Тодда Шеннона, выставляя его высокомерным, властным эгоистом, притворяясь, что до смерти им запуган! Какой же я была слепой дурой! Почему сама пошла в капкан?
На следующее утро мне даже не пришлось притворяться, что болит голова. Я объявила, что проведу в постели все утро. И вообще я становилась законченной актрисой. Только полчаса назад оборвала извиняющегося Марка, раздраженно фыркнув, что не спала из-за него всю ночь, и тот быстро ретировался, предупредив, что отправляется с Джоном закончить приготовления к завтрашней поездке.
Нет, я еще не была готова вновь с ним встретиться и обрадовалась, что не увижу его хоть несколько часов. Только сейчас до меня дошло, какую глупость я совершила, выйдя за него. И теперь я стала миссис Шеннон, лишилась своего имени и своей свободы. И что мне делать? Бледное лицо, смотревшее на меня из зеркала, не давало ответа. Лицо незнакомки – худое, осунувшееся, встревоженное.
Жизнерадостная служанка весело объявила, что Моника загорает на заднем крыльце. Она проводила там почти все дни, ставя рядом кувшин чая со льдом.
Еще издали я услышала звонкий смех. Моника была не одна. Одетая в рубашку из кремового шелка и облегающие кожаные брюки для верховой езды, она сидела на перилах. А он… почему ему понадобилось сесть так близко, что плечи их соприкасались? Люкас сбрил бороду, подстриг волосы. Он улыбался какой-то шутке Моники; ямочка на подбородке стала чуть глубже. Распахнутый воротник обнажал сильную загорелую шею, и я почувствовала такой приступ любви и желания, что ноги мгновенно ослабели. Но когда Моника положила ему руку на плечо, меня охватила безумная, яростная ревность. Теперь я поняла, почему некоторые женщины угрожают выцарапать сопернице глаза. Мной владело только одно желание: вцепиться ногтями в улыбающееся лицо Моники!
Я с намеренно громким стуком открыла дверь и с радостью заметила, как встрепенулась Моника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
Я выпрямилась, небрежно сбросив шаль, и вызывающе улыбнулась:
– Господи, неужели вы все еще продолжаете обсуждать эти скучные дела?! – И, сев на стул, подставленный угрюмым Марком, начала энергично обмахиваться веером. – Как здесь жарко!
– Далеко ходила?
Марк говорил, словно выдавливая слова. Глаза его неестественно блестели.
Я небрежно пожала плечами:
– О нет, мы просто постояли на крыльце, поговорили. Я не хотела портить туфли в этой пыли. Кстати, почему все молчат? Марк… ты ведь не возражал? После нашей беседы я думала, ты поймешь.
– Мы все беспокоились, – вкрадчиво вмешался Монтойа, – потому что мой упрямый друг не очень-то любит подчиняться приказам, особенно если их отдают женщины. Но я был уверен, сеньора Ровена, что вам не будет сложно убедить его в обратном!
Я подняла брови, словно не желая говорить о неприятных вещах.
– Мы поспорили, конечно. Но в конце концов я доказала, что он проиграл в честной схватке. Думаю, он немного остынет и сдержит слово.
Смех Моники рассеял накопившееся напряжение.
– Ну вот, разве я не говорила? Ровена вполне способна постоять за себя! – И неожиданно она добавила, заговорщически подмигнув мне: – А теперь, когда вы вернулись, дорогая, живая и невредимая, думаю, пора и отдохнуть. У нас завтра трудный день!
Глава 44
Я не люблю вспоминать о той ночи. Как только мы остались одни, показное безразличие Марка сменилось яростью, смешанной с безумной ревностью. Единственным способом успокоить его было оставаться высокомерно-холодной.
– Господи, Марк! Ты ведешь себя как мещанин! Неужели не помнишь, что вышла за тебя по своей воле?
Он, видимо, слишком много выпил, потому что нетвердо стоял на ногах.
– Да, черт возьми, помню. А ты? А он?
– Ты привел его сюда, Марк. Прошу, не нужно портить такой прекрасный план глупой ревностью! – Я кокетливо надула губы. – Надеюсь, ты доверяешь мне? Я начинаю его видеть твоими глазами, и ты должен предоставить мне обещанную возможность. Указать Люкасу его место. Может, даже удастся убедить его признаться в совершенных преступлениях.
– Ровена, Ровена! Если бы я думал…
Руки Марка сжались на моих плечах, но я продолжала спокойно вынимать звезды из волос, завертывать каждую в папиросную бумагу и укладывать в замшевый мешочек.
– Если ты боишься его, Марк, почему не отошлешь? Скажи, что мы передумали и больше в его услугах не нуждаемся.
Мой намеренно равнодушный тон возымел желаемый эффект.
– Проклятие! Конечно, я его не боюсь! Безграмотный бандит-полукровка, у которого едва хватает ума подчиняться приказам… ты сама это скоро поймешь! – Марк начал расстегивать мое платье, голос лихорадочно дрожал: – Да-да… мы используем его… для того, чтобы разделаться с дядюшкой! Каждый человек в здешних местах будет в полной уверенности, что Корд сделал это из желания отомстить. А потом его повесят, и больше между нами не будет неприятных воспоминаний, прошлое умрет! Уже скоро, дорогая, очень скоро! – Марк торжествующе рассмеялся и продолжал, с трудом ворочая языком: – Именно ты должна ему это предложить. Ведь недаром он дал слово подчиняться твоим приказам! А я уж позабочусь, чтобы на этот раз все прошло как по маслу! Теперь-то уже не сорвется!
На этот раз! Что имел в виду Марк? Неужели?.. Нет, я не должна выдавать себя – нужно доиграть роль до конца. Я изо всех сил старалась сохранять на лице чуть презрительное выражение.
– Ты еще умнее, чем я подозревала, Марк. Но когда все это должно произойти?
– Скоро, – пробормотал Марк, и я с облегчением поняла, что он совершенно пьян.
Снова пошатнувшись, он наклонился и начал целовать мне плечи. Я всячески сдерживала дрожь отвращения.
– Скоро, – повторил Марк, сжимая мои груди. – К чему ждать? Уезжаем отсюда послезавтра с утра, как можно раньше. Ты ведь выдержишь поездку, правда?
К счастью, он был в таком состоянии, что пришлось вытерпеть всего-навсего несколько пьяных поцелуев. Было нетрудно убедить Марка, что сегодня моя очередь его раздевать. Перед тем как погасить лампу, я не удержалась и взглянула в его лицо. Как красив! Милый, нежный мальчик, несмотря на раскрасневшиеся щеки и опущенные уголки губ. И этого человека я когда-то считала лучшим другом, жалела, осуждала себя за то, что использую его!
Но как умен, как бесконечно терпелив! Я полностью доверяла ему, хотела быть верной женой, приняла все приводимые им доказательства за истину! О Господи, почему?
Потому что Люкас не был адвокатом и оказался слишком упрям, чтобы отвечать на мои обвинения извинениями и «разумными доводами»? А Марк… И тут меня осенило. Да ведь все это подстроил он! Хитро, умно, сделал так, чтобы все улики указывали на Люкаса! Ведь именно Марк всячески старался очернить в моих глазах Тодда Шеннона, выставляя его высокомерным, властным эгоистом, притворяясь, что до смерти им запуган! Какой же я была слепой дурой! Почему сама пошла в капкан?
На следующее утро мне даже не пришлось притворяться, что болит голова. Я объявила, что проведу в постели все утро. И вообще я становилась законченной актрисой. Только полчаса назад оборвала извиняющегося Марка, раздраженно фыркнув, что не спала из-за него всю ночь, и тот быстро ретировался, предупредив, что отправляется с Джоном закончить приготовления к завтрашней поездке.
Нет, я еще не была готова вновь с ним встретиться и обрадовалась, что не увижу его хоть несколько часов. Только сейчас до меня дошло, какую глупость я совершила, выйдя за него. И теперь я стала миссис Шеннон, лишилась своего имени и своей свободы. И что мне делать? Бледное лицо, смотревшее на меня из зеркала, не давало ответа. Лицо незнакомки – худое, осунувшееся, встревоженное.
Жизнерадостная служанка весело объявила, что Моника загорает на заднем крыльце. Она проводила там почти все дни, ставя рядом кувшин чая со льдом.
Еще издали я услышала звонкий смех. Моника была не одна. Одетая в рубашку из кремового шелка и облегающие кожаные брюки для верховой езды, она сидела на перилах. А он… почему ему понадобилось сесть так близко, что плечи их соприкасались? Люкас сбрил бороду, подстриг волосы. Он улыбался какой-то шутке Моники; ямочка на подбородке стала чуть глубже. Распахнутый воротник обнажал сильную загорелую шею, и я почувствовала такой приступ любви и желания, что ноги мгновенно ослабели. Но когда Моника положила ему руку на плечо, меня охватила безумная, яростная ревность. Теперь я поняла, почему некоторые женщины угрожают выцарапать сопернице глаза. Мной владело только одно желание: вцепиться ногтями в улыбающееся лицо Моники!
Я с намеренно громким стуком открыла дверь и с радостью заметила, как встрепенулась Моника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125