– Ты настоял на этом, потому что нас увидели Селена и Аластер Дрейк.
– Именно. Может, мы и не очень далеко продвинулись, тем не менее это весьма интересная деталь, не правда ли?
– Но это было простое совпадение, что они оказались вдвоем в тот момент в саду и застали нас… гм… в такой… – Имоджин кашлянула, – в такой компрометирующей ситуации.
– Как я уже говорил тебе, во всей этой истории я не склонен верить в совпадения.
– Ну хорошо. Давай сделаем некоторые предположения. – Имоджин заложила руки за спину и вновь зашагала по библиотеке. – Кто-то знает, что ты унес дневник из дома Ваннека. Этот неизвестный попытался вынудить Патрицию принести дневник в салон. Таким незнакомцем могла бы быть и Селена, хотя непонятно, чем ей интересен этот дневник и как ей вообще стало известно о том, что он у нас.
– Возможно, какой-то человек, которому это известно, тоже участник салона.
Имоджин покачала головой:
– Маловероятно. Ты видел, Маттиас, что это юные девушки в возрасте Патриции и даже моложе. Для большинства из них это первый сезон в обществе. Три года назад они еще были совсем девочками, и никто из них не был знаком с Люси.
– Может быть, кто-то из родственников этих юных леди?
– Возможно. – Имоджин нахмурила брови. – Но тоже маловероятно. Все упирается в ту самую проблему. Каким образом кто-то из них мог узнать, что ты взял дневник из кабинета Ваннека?
– Ты забываешь, что в доме Ваннека помимо меня в тот вечер были двое, – заметил Маттиас. – Я не видел их лиц, потому что они были скрыты. Но меня они наверняка видела.
– Боже мой, ты прав!
– Возможно, они решили, что я охочусь за дневником, просто потому, что сами за ним охотились, – продолжал рассуждать Маттиас. – Для них он был весьма ценным, и, видимо, они сделали вывод, что я тоже рассматриваю его как очень важный документ.
– Хотя ты не имел об этом понятия…
– Я пришел в дом вовсе не для того, чтобы найти какую-то конкретную вещь, однако те двое могли не знать об этом. Я взял этот злосчастный дневник только потому, что стало ясно: Ваннек его намеренно упрятал. – Поколебавшись, Маттиас добавил:
– И еще потому, что он принадлежал твоей подруге.
– У тебя удивительная способность обнаруживать спрятанное, – задумчиво проговорила Имоджин.
– У каждого из нас есть свои маленькие таланты… Эта способность мне здорово помогала в Замаре. – Маттиас погрузился в молчание. Почувствовала ли Имоджин, что он недоговаривает? Он взял дневник не только потому, что тот был хорошо упрятан, и не потому, что дневник принадлежал Люси. Он взял его потому, что знал: дневник имеет отношение к его судьбе.
Впрочем, Имоджин в этот момент занимала конкретная проблема, а не окрашенные мистикой мысли Маттиаса о причинах его поступка и влияния этого поступка на его судьбу.
– Те два негодяя, которые напали на тебя, должно быть, вернулись в дом после твоего ухода, – предположила Имоджин. – Когда им так и не удалось найти дневник, они сделали вывод, что ты нашел и забрал его.
– Они могли просто прятаться возле дома и видеть, как я нес дневник. Луна светила довольно ярко в тот момент.
– Не знаю, Маттиас. Все это кажется бессмысленным, если… Если в дневнике нет чего-то сверхважного. Но что там может быть такого уж важного? Ваннек был единственным человеком, которого могла интересовать и беспокоить связь Люси с Аластером Дрейком. Сейчас, по прошествии трех лет, никого другого это не может интересовать.
Маттиас нашел в себе силы задать вопрос:
– А ты уже закончила чтение дневника?
– Почти что. – Она посмотрела в окно. – Я читаю медленно… Некоторые записи мне больно и тяжело читать.
Маттиас взял в руки нож, которым чинил гусиные перья, и стал вертеть его в руках.
– Имоджин, ты, наверно, этому не поверишь, но я очень сожалею, что заставил тебя читать этот злополучный дневник.
– Чепуха! – Она ободряюще улыбнулась ему. – Ты сделал то, что считал правильным. Нам нужно знать, почему для кого-то дневник так много значит.
Маттиас бросил нож на стол.
– Ты просто удивительный человек! Потрясающе удивительный! Господи, неужели ты не можешь должным образом отреагировать, столкнувшись с правдой? Ведь ты все-таки И.А-Стоун.
Она резко остановилась среди комнаты и ошеломленно уставилась на него:
– В чем дело? Что вас так рассердило, милорд?
– Как можно быть столь дьявольски умной и проницательной в одном отношении и столь непроходимо наивной в другом?
Имоджин как-то странно улыбнулась:
– Разве ты не заметил, что я не так наивна, как ты считаешь, Маттиас? Просто я смотрю на истину несколько под другим углом.
– Истина может быть лишь одна в каждой конкретной ситуации.
– Я с этим не согласна, милорд. Достаточно вспомнить, как мы спорили в журнале по некоторым вопросам замарской истории. Мы оба переводили письмена идентично, однако смысл в это вкладывали различный. Два взгляда на одну и ту же истину.
– Неужели ты не понимаешь? – проговорил Маттиас. – Сейчас это не имеет никакого отношения к древнему Замару. И раз уж мы спорим об истине, давай проясним одну вещь.
– Какую именно?
Маттиас ужаснулся тому, что он делает. Надо немедленно остановиться, подумал он. Он будет законченным дураком, если скажет хотя бы еще одно слово. У него пока что есть возможность без поражения выйти из этой истории с дневником. Он должен поблагодарить судьбу за то, что родился под счастливой звездой, и прекратить рубить под собой сук.
Имоджин убедила себя, что он дал ей читать журнал потому, что не было другого выхода. Если у него есть здравый смысл, надо позволить ей пребывать в этом заблуждении. Несусветная глупость – отталкивать свою судьбу. И все же он был не в силах остановиться и прыгнул в яму, которую сам себе вырыл.
– Неужели ты не понимаешь: мне было известно, что ты могла вычитать в дневнике о характере Люси, – сказал Маттиас.
– У тебя были свои представления о Люси, основанные на давних сплетнях. Ты предполагал, что они совпадут с моими после чтения дневника.
– Дело не в моих представлениях. Тебе было больно читать то, что она написала. Черт побери, я видел твои слезы, Имоджин.
Она наклонила голову и некоторое время задумчиво смотрела на него.
– Тетя Горация тоже сегодня впервые призналась, что она знала о странном поведении Люси.
– Странном поведении? – Маттиас невесело засмеялся. – Очень деликатно сказано. Это была безжалостная шлюха.
– Я дружила с ней семь лет до того, как она уехала в Лондон… Не отрицаю, что после отъезда из Аппер-Стиклфорда в ней произошли некоторые изменения.
– Изменения?
– Признаюсь, что меня обеспокоило и огорчило, когда она перестали мне писать. Но я думаю, что причина была в замужестве.
Что-то в ее голосе насторожило Маттиаса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85