История с «уехавшей в Углич» Настей стала если не забываться, то немного уходить на второй план.
Листал Викторов как-то газету, хотел программу скачек посмотреть. Вдруг словно обожгло, заголовок в глаза бросился: «Страшная находка в Брест-Литовске». Заколотилось сердце, поплыло все перед глазами. И впервые резанула мысль: «Что я наделал? Ведь теперь меня веревка ждет». Не понимая толком, что он делает, поплелся в угловую комнату, где жили сыщики Русаковы. Те были дома.
— Читали, — спрашивает Викторов, — про находку в Брест-Литовске?
— Нет, а что такое?
— Да вот труп девушки какой-то нашли в багаже.
— Нет, об этом мы еще не слыхали. Викторов покачал головой:
— Страшные времена наступили! Русаковы охотно согласились:
— Всяких мерзавцев нынче развелось много! Вечером Викторов опять встретил постояльцев-сыщиков.
— Как там, преступника обнаружили? Отвечают сыщики:
— Пока не нашли, но за дело сам начальник сыска Эффенбах принялся. Преступники не все метки с белья спороли, которым дно корзины застлали.
— Что на метках? — спрашивает Викторов, и голос у него дрожит.
— Инициалы «А. Н.». Багаж, вы читали, из Москвы отправили 2 июля. Нам Эффенбах поручил, мы сегодня допрашивали весовщика на Смоленском вокзале. Он вспомнил приметы сдававшего: маленький, говорит, щуплый и невзрачный, судя по красной морде, пьет сильно, да и голос у него сиплый. Адрес дал, конечно, фальшивый. Эффенбах думает, судя по «бедной роскоши» белья, что убитая была проституткой. Если это так и девица зарегистрирована в полиции, то по инициалам найти ее — дело плевое. Викторов выдавил:
— Да, с этими девицами — одна морока… И все-таки: найдут убийцу или нет?
— Он назвал, конечно, выдуманные фамилии, но обе начинаются с буквы В. От волнения, возможно, произнес первые буквы своей фамилии. Да еще в посылку засунул зачем-то небольшую гладильную плаху, которой обычно пользуются по гостиницам и меблированным комнатам. Наследил, одним словом.
У Викторова бешено колотилось сердце, крутились в голове тревожные мысли: «Сыщики издеваются надо мною? Они ведь все мои приметы назвали, даже о меблированных комнатах смекнули! Сейчас арестуют?»
Нет, не арестовали. Дошел Викторов до своей комнаты, упал на кровать лицом вниз и дико, как подстреленный волк, завыл.
До развязки оставалось еще три дня.
ЭПИЛОГ
Сыщики проверили по спискам всех московских проституток. Нашли троих с инициалами: «А. Н.». Две из них были в наличии. Третья — Анастасия Новичкова числилась уехавшей на родину — в город Углич.
Пришли в меблированные комнаты, Тамара сообщила, что Викторов забрал вещи Новичковой.
Отправились к Викторову. Того не было дома. Отмычкой открыли дверной замок.
Через три минуты обнаружили следы крови в щелях паркета и на постельном белье. Под клеенкой на столе лежала квитанция, которую выдал весовщик Смоленского вокзала.
Двумя часами позже Викторова нашли на скачках. Он сидел на трибуне ипподрома. Привезли к Эффенбаху. В комнате было много народа.
— Подведите его к столу, — приказал начальник.
Викторова подвели поближе. Он вдруг заорал:
— Нет, не надо! Все расскажу, только не показывайте…
На столе стояла знакомая корзина.
…Суд определил меру наказания — 14 лет каторги.
На Сахалине товарищи невзлюбили Викторова. Ночами он громко стонал и кричал: во сне являлась Настя. Товарищи просыпались, ругались, били несколько раз — не помогало.
Когда бодрствовал, то страшно тосковал лишь об одном: о московском ипподроме и бегах.
После того, как Викторов отбыл почти пять лет каторги, его нашли в сарае висящим в петле. Может, сам в нее влез, а может…
На каторге и не такое случалось.
ЛЮДОЕДЫ
В начале нынешнего века Россия содрогнулась, узнав о леденящих кровь событиях, произошедших на каторжном острове Сахалин. Наша история о том, как тонка грань, отделяющая жизнь счастливую от полной страданий и унижений.
ПУТИ К ПЯТНИЦКОМУ КЛАДБИЩУ
Субботний день у извозчика-лихача Ивана Васильева складывался удачно. Это был мужчина атлетического сложения, обладавший необыкновенной силой и весьма добродушный. Он умел с одного взгляда определить седока: кто скаредный, а кто заплатит щедрой рукой.
«Подфартило!» — подумал Васильев, когда возле Купеческого банка на Ильинке его нанял солидный господин в енотовой шубе и с тростью.
— Вези, братец, меня на Ходынку, да погоняй! — приказал господин.
Про цену он не спросил даже.
Васильев с нарочитой куражностью взмахнул кнутом, чуть тронул круп просившего хода сильного каурого жеребца, крикнул:
— Ээх, не плошай! Дор-рогу, большо-ого господина везем!
Господин и впрямь одарил Васильева по-царски: протянул ему «синенькую» — пять рублей.
И тут же сани остановили две дамы во всем черном. Старшая из них произнесла:
— Мужичок, доставь нас к Крестовской заставе. Только осторожно, на поворотах не опрокинь!
— Никогда такой оказии не позволим! — бодро отвечал Васильев. Тут же уточнил: — На Пятницкое кладбище?
Дама с некоторым уважением взглянула на сообразительного возницу и коротко ответила:
— Да, на кладбище!
При этих словах ее спутница горько разрыдалась, уткнувшись лицом в муфту. Было ей лет двадцать. На костистом лице сквозь вуаль поблескивало золотое пенсне. Голову украшала высокая меховая шляпка-тюрбан.
Васильев заботливо укутал дам новой медвежьей полостью и, притормаживая на поворотах, поехал по Петербургскому шоссе.
Легкий бег санок несколько успокоил молодую даму. Из разговора спутниц Васильев понял, что сегодня хоронят жениха молодой дамы. Неизвестные убили и раздели его. Унесли даже бобровую шапку.
За всю жизнь Васильев много наслышался про грабежи и разбои. Он вырос в деревушке, которая располагалась на месте печально знаменитого Татьянкиного леса. В стародавние времена здесь, недалеко от Останкина, были разбойничьи притоны. Бандиты промышляли на дороге, шедшей к Троице-Сергиевой лавре. Старики любили вспоминать «времена веселые». Сам Васильев был поведения скромного и полиции побаивался.
Возле кружевных ворот Пятницкого кладбища Васильев предупредительно помог дамам выйти из санок. Старшая протянула ему «зелененькую» — трешник, хотя и рубля здесь было достаточно.
Васильев сделал еще три удачных ездки. Наконец, высадив двух подгулявших купчиков возле «Славянского базара» на Никольской, он, изрядно проголодавшийся и иззябший, направился по соседству — в трактир Борегара. Здесь бесплатно кормили студентов. За свой кошт питались тут актеры, мелкие торговцы, извозчики.
Знал бы Иван Васильев, какой крутой перелом уготовила ему судьба в этом шумном и уютном подвальчике!…
ЧУЖОЕ ВЗЯТЬ — СВОЕ ПОТЕРЯТЬ
Завел Васильев коня во двор — отдал гривенник, зато тому овса в ясли бросили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Листал Викторов как-то газету, хотел программу скачек посмотреть. Вдруг словно обожгло, заголовок в глаза бросился: «Страшная находка в Брест-Литовске». Заколотилось сердце, поплыло все перед глазами. И впервые резанула мысль: «Что я наделал? Ведь теперь меня веревка ждет». Не понимая толком, что он делает, поплелся в угловую комнату, где жили сыщики Русаковы. Те были дома.
— Читали, — спрашивает Викторов, — про находку в Брест-Литовске?
— Нет, а что такое?
— Да вот труп девушки какой-то нашли в багаже.
— Нет, об этом мы еще не слыхали. Викторов покачал головой:
— Страшные времена наступили! Русаковы охотно согласились:
— Всяких мерзавцев нынче развелось много! Вечером Викторов опять встретил постояльцев-сыщиков.
— Как там, преступника обнаружили? Отвечают сыщики:
— Пока не нашли, но за дело сам начальник сыска Эффенбах принялся. Преступники не все метки с белья спороли, которым дно корзины застлали.
— Что на метках? — спрашивает Викторов, и голос у него дрожит.
— Инициалы «А. Н.». Багаж, вы читали, из Москвы отправили 2 июля. Нам Эффенбах поручил, мы сегодня допрашивали весовщика на Смоленском вокзале. Он вспомнил приметы сдававшего: маленький, говорит, щуплый и невзрачный, судя по красной морде, пьет сильно, да и голос у него сиплый. Адрес дал, конечно, фальшивый. Эффенбах думает, судя по «бедной роскоши» белья, что убитая была проституткой. Если это так и девица зарегистрирована в полиции, то по инициалам найти ее — дело плевое. Викторов выдавил:
— Да, с этими девицами — одна морока… И все-таки: найдут убийцу или нет?
— Он назвал, конечно, выдуманные фамилии, но обе начинаются с буквы В. От волнения, возможно, произнес первые буквы своей фамилии. Да еще в посылку засунул зачем-то небольшую гладильную плаху, которой обычно пользуются по гостиницам и меблированным комнатам. Наследил, одним словом.
У Викторова бешено колотилось сердце, крутились в голове тревожные мысли: «Сыщики издеваются надо мною? Они ведь все мои приметы назвали, даже о меблированных комнатах смекнули! Сейчас арестуют?»
Нет, не арестовали. Дошел Викторов до своей комнаты, упал на кровать лицом вниз и дико, как подстреленный волк, завыл.
До развязки оставалось еще три дня.
ЭПИЛОГ
Сыщики проверили по спискам всех московских проституток. Нашли троих с инициалами: «А. Н.». Две из них были в наличии. Третья — Анастасия Новичкова числилась уехавшей на родину — в город Углич.
Пришли в меблированные комнаты, Тамара сообщила, что Викторов забрал вещи Новичковой.
Отправились к Викторову. Того не было дома. Отмычкой открыли дверной замок.
Через три минуты обнаружили следы крови в щелях паркета и на постельном белье. Под клеенкой на столе лежала квитанция, которую выдал весовщик Смоленского вокзала.
Двумя часами позже Викторова нашли на скачках. Он сидел на трибуне ипподрома. Привезли к Эффенбаху. В комнате было много народа.
— Подведите его к столу, — приказал начальник.
Викторова подвели поближе. Он вдруг заорал:
— Нет, не надо! Все расскажу, только не показывайте…
На столе стояла знакомая корзина.
…Суд определил меру наказания — 14 лет каторги.
На Сахалине товарищи невзлюбили Викторова. Ночами он громко стонал и кричал: во сне являлась Настя. Товарищи просыпались, ругались, били несколько раз — не помогало.
Когда бодрствовал, то страшно тосковал лишь об одном: о московском ипподроме и бегах.
После того, как Викторов отбыл почти пять лет каторги, его нашли в сарае висящим в петле. Может, сам в нее влез, а может…
На каторге и не такое случалось.
ЛЮДОЕДЫ
В начале нынешнего века Россия содрогнулась, узнав о леденящих кровь событиях, произошедших на каторжном острове Сахалин. Наша история о том, как тонка грань, отделяющая жизнь счастливую от полной страданий и унижений.
ПУТИ К ПЯТНИЦКОМУ КЛАДБИЩУ
Субботний день у извозчика-лихача Ивана Васильева складывался удачно. Это был мужчина атлетического сложения, обладавший необыкновенной силой и весьма добродушный. Он умел с одного взгляда определить седока: кто скаредный, а кто заплатит щедрой рукой.
«Подфартило!» — подумал Васильев, когда возле Купеческого банка на Ильинке его нанял солидный господин в енотовой шубе и с тростью.
— Вези, братец, меня на Ходынку, да погоняй! — приказал господин.
Про цену он не спросил даже.
Васильев с нарочитой куражностью взмахнул кнутом, чуть тронул круп просившего хода сильного каурого жеребца, крикнул:
— Ээх, не плошай! Дор-рогу, большо-ого господина везем!
Господин и впрямь одарил Васильева по-царски: протянул ему «синенькую» — пять рублей.
И тут же сани остановили две дамы во всем черном. Старшая из них произнесла:
— Мужичок, доставь нас к Крестовской заставе. Только осторожно, на поворотах не опрокинь!
— Никогда такой оказии не позволим! — бодро отвечал Васильев. Тут же уточнил: — На Пятницкое кладбище?
Дама с некоторым уважением взглянула на сообразительного возницу и коротко ответила:
— Да, на кладбище!
При этих словах ее спутница горько разрыдалась, уткнувшись лицом в муфту. Было ей лет двадцать. На костистом лице сквозь вуаль поблескивало золотое пенсне. Голову украшала высокая меховая шляпка-тюрбан.
Васильев заботливо укутал дам новой медвежьей полостью и, притормаживая на поворотах, поехал по Петербургскому шоссе.
Легкий бег санок несколько успокоил молодую даму. Из разговора спутниц Васильев понял, что сегодня хоронят жениха молодой дамы. Неизвестные убили и раздели его. Унесли даже бобровую шапку.
За всю жизнь Васильев много наслышался про грабежи и разбои. Он вырос в деревушке, которая располагалась на месте печально знаменитого Татьянкиного леса. В стародавние времена здесь, недалеко от Останкина, были разбойничьи притоны. Бандиты промышляли на дороге, шедшей к Троице-Сергиевой лавре. Старики любили вспоминать «времена веселые». Сам Васильев был поведения скромного и полиции побаивался.
Возле кружевных ворот Пятницкого кладбища Васильев предупредительно помог дамам выйти из санок. Старшая протянула ему «зелененькую» — трешник, хотя и рубля здесь было достаточно.
Васильев сделал еще три удачных ездки. Наконец, высадив двух подгулявших купчиков возле «Славянского базара» на Никольской, он, изрядно проголодавшийся и иззябший, направился по соседству — в трактир Борегара. Здесь бесплатно кормили студентов. За свой кошт питались тут актеры, мелкие торговцы, извозчики.
Знал бы Иван Васильев, какой крутой перелом уготовила ему судьба в этом шумном и уютном подвальчике!…
ЧУЖОЕ ВЗЯТЬ — СВОЕ ПОТЕРЯТЬ
Завел Васильев коня во двор — отдал гривенник, зато тому овса в ясли бросили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87