Да-с, история темная! Прямо не знаю, как короче объяснить…
— Попейте воды, успокойтесь!
— Покоя мне быть не может. Графиня — фамилия пусть останется нашим секретом — Тизен-
гаузен еще в феврале побывала у нас и что, вы думаете, показала? Семейную драгоценность — удивительной красоты бриллиантовое колье. Игра камней такая, что глаза зажмуриваются. Ну-с, что графиня пожелала за свое добро? Она пожелала выпить всю нашу кровь! Ей, видите ли, кто-то (точнее, какой-то осел) оценил колье в 75 тысяч рублей. Вот она и захотела эти деньги получить с нас.
Я прямо спросил графиню: «Если вы думаете, что мы Голицынский приют, то вы ошибаетесь. Приют находится на Новой Басманной, а мы у Кузнецкого моста, и мы не занимаемся благотворительностью. Пусть тот, кто вам назвал эту немыслимую цифру, даст вам хотя бы половину. Я могу биться об заклад, что он не даст вам половину…»
Кошко, верный привычке не перебивать собеседника, терпеливо слушал.
Ювелир выпил стакан воды, вытер пот со лба, отдышался и продолжил:
— Буду краток. Я сказал: «Графиня, за вашу прекрасную вещь я могу дать пятьдесят тысяч и ни копейки больше. Но я даю вам, пусть мой компаньон Озолин сердится на меня, пятьдесят восемь тысяч. Берите, это очень хорошие деньги. Это целое большое состояние».
Графиня, видите ли, фыркнула и ушла. Но недавно она написала, что согласна на нашу цену. И бедный Озолин поехал к ней. Из-за ее жадности расстался с жизнью очень хороший, очень приличный человек. Тьфу на это колье!
— Почему вы думаете, что погиб именно Озолин?
— А кто же еще, если при нем было колье и если он дал телеграмму: «Выезжаю. Поезд № 29». Поезд был, Озолина не было.
— В телеграмме было упоминание о том, что колье куплено?
— Вы хотя и большой начальник, но напрасно держите Озолина за идиота. Конечно, не упоминал.
— Кроме вас, знал ли еще кто-нибудь о цели поездки убитого?
— Никто. Заявляю это со всей ответственностью. Никто, кроме нашего приказчика Миши Аронова. Но это не в счет. Миша — это все равно, что никто. Это верный человек.
— И вы никого не подозреваете?
— Решительно никого!
Кошко немного подумал и сказал:
— Польза дела требует, чтобы я снял с вас отпечатки пальцев. Поверьте, это совсем не больно. А польза для следствия может быть очень большая.
Пришел Ирошников, «откатал» отпечатки. Эта операция ничего следствию не дала. Только пополнила картотеку.
Кошко протянул Штриндману серебряный портсигар:
— А вот эту вещичку вы никогда не видали?
— Клянусь честью, нет!
— Где мы сможем сейчас найти Аронова?
— Час поздний, значит, он уже у себя дома. Он живет на Большой Тульской, дом нумер семнадцать. Квартира на первом этаже, слева от входа.
— Спасибо! А вам я предлагаю отправиться теперь в морг для опознания трупа.
Ювелир аж взвизгнул:
— Ни за какие деньги! Я же сразу помру от страха! Я очень боюсь покойников.
— Не вдову же посылать?
Ювелир опять тяжело задышал. Махнул рукой:
— Я еду! Только бы среди мертвецов не потерять сознание.
Штриндман прикатил на авто, которое ждало его. На переднее сиденье сел агент, и машина отправилась на Моховую. Полицейское авто поехало за Ароновым.
Первым вернулся ювелир. У него было какое-то перекосившееся лицо. С порога он заголосил:
— Какое большое несчастье, мой Озолин лежит голым в морге…
— Спасибо за помощь следствию, можете ехать домой.
ГОЛОВОЛОМКА
Едва ушел Штриндман, как двое агентов привезли тщедушного мальчика лет двадцати. Он с испугом глядел на окружающих большими красивыми глазами и толком не понимал, что от него хотят.
— Да, — признался Аронов, — я, конечно, знал о поездке Озолина в Ростов. Я даже провожал его на вокзал.
— Но вы кому-то рассказали, что Озолин будет покупать дорогую вещь?
— Нет, даже дома не говорил!
— Мы вынуждены снять с вас отпечатки пальцев.
Юноша покорно вздохнул и не возражал. Но и на этот раз отпечатки не совпали с теми, что имелись на портсигаре.
— Хорошо, вы можете идти, — сказал Кошко Аронову.
…Тем временем московские и петербургские ювелиры были извещены о пропаже. Если колье принесли к кому-нибудь из них, то они были бы обязаны сразу же сообщить в полицию. Но никто колье не нес, сведений об убийце не поступало.
Побывал у Кошко и супруг счастливой «Веры», но он тоже не сумел внести в дело ясность.
— У меня ощущение, что мы зашли в тупик и не можем найти выхода, — признался на совещании Кошко.
Линдер, отличавшийся неистощимой изобретательностью, вдруг предложил:
— Давайте используем «детский» ход! Такими ходами московские сыщики называли
всякого рода наивные до примитивности следственные мероприятия. Кошко улыбнулся:
— Дадим объявление: «Ищем за приличное вознаграждение колье, похищенное в 29-м поезде. Желательно вместе с убийцей».
Линдер сделал невозмутимое лицо:
— Ну и что в таком объявлении плохого? Нам терять все равно нечего. Только зайдем с другого бока. Напишем не про колье, а про серебряную вещичку…
— Понял вас, Ромуальд Викентьевич! Комбинация и впрямь почти бесперспективная, да выхода нет у нас. Любой шанс следует использовать.
«НЕ ИСКУШАЙ…»
И вновь отделы газетных объявлений украсились текстом, написанном в сыскном управлении: «1000 рублей тому, кто вернет или укажет местонахождение утерянного мною серебряного портсигара с золотой монограммой „К“ и золотыми изображениями: обнаженной дамы и кошки с изумрудными глазами. При указании требуются для достоверности точнейшее описание вещи и тайных примет. Вещь крайне дорога как память. Обращаться по адресу: Николо-Песковский пер., дом 1 4, кв. № 2. Спросить артистку Незнамову Веру Александровну».
…Во второй квартире и впрямь жизнь закрутилась богемная, артистичная. Певица Незнамова под аккомпанемент рояля поет романсы, да так, что слышно чуть не за версту, под окнами народ собирается. Вечером идет веселье, раздаются тосты, смех и пение, пение.
И вот однажды довольно ранним утром, когда, впрочем, уже шла репетиция и артистка со своим аккомпаниатором доводила до совершенства популярный романс «Не искушай меня без нужды», кто-то позвонил в дверь.
Певица заголосила еще громче, а лакей, числившийся в сыскном отделении под фамилией Силантьев, а по кличке Леший, взял под мышку салфетку и отправился открывать дверь.
В дверном проеме стоял скромного вида юноша лет 18. Он вежливо поклонился и тихо молвил:
— Я беспокою вас по объявлению. Лакей низко наклонил лысую голову:
— Милости прошу, присаживайтесь! Я сей миг доложу госпоже.
Лакей робко приоткрыл дверь и произнес:
— Простите, Вера Александровна, здесь господин спрашивает вас.
Артистка возмутилась:
— Сколько раз просила меня не перебивать во время репетиций! Безобразие! — И смягчив несколько тон:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
— Попейте воды, успокойтесь!
— Покоя мне быть не может. Графиня — фамилия пусть останется нашим секретом — Тизен-
гаузен еще в феврале побывала у нас и что, вы думаете, показала? Семейную драгоценность — удивительной красоты бриллиантовое колье. Игра камней такая, что глаза зажмуриваются. Ну-с, что графиня пожелала за свое добро? Она пожелала выпить всю нашу кровь! Ей, видите ли, кто-то (точнее, какой-то осел) оценил колье в 75 тысяч рублей. Вот она и захотела эти деньги получить с нас.
Я прямо спросил графиню: «Если вы думаете, что мы Голицынский приют, то вы ошибаетесь. Приют находится на Новой Басманной, а мы у Кузнецкого моста, и мы не занимаемся благотворительностью. Пусть тот, кто вам назвал эту немыслимую цифру, даст вам хотя бы половину. Я могу биться об заклад, что он не даст вам половину…»
Кошко, верный привычке не перебивать собеседника, терпеливо слушал.
Ювелир выпил стакан воды, вытер пот со лба, отдышался и продолжил:
— Буду краток. Я сказал: «Графиня, за вашу прекрасную вещь я могу дать пятьдесят тысяч и ни копейки больше. Но я даю вам, пусть мой компаньон Озолин сердится на меня, пятьдесят восемь тысяч. Берите, это очень хорошие деньги. Это целое большое состояние».
Графиня, видите ли, фыркнула и ушла. Но недавно она написала, что согласна на нашу цену. И бедный Озолин поехал к ней. Из-за ее жадности расстался с жизнью очень хороший, очень приличный человек. Тьфу на это колье!
— Почему вы думаете, что погиб именно Озолин?
— А кто же еще, если при нем было колье и если он дал телеграмму: «Выезжаю. Поезд № 29». Поезд был, Озолина не было.
— В телеграмме было упоминание о том, что колье куплено?
— Вы хотя и большой начальник, но напрасно держите Озолина за идиота. Конечно, не упоминал.
— Кроме вас, знал ли еще кто-нибудь о цели поездки убитого?
— Никто. Заявляю это со всей ответственностью. Никто, кроме нашего приказчика Миши Аронова. Но это не в счет. Миша — это все равно, что никто. Это верный человек.
— И вы никого не подозреваете?
— Решительно никого!
Кошко немного подумал и сказал:
— Польза дела требует, чтобы я снял с вас отпечатки пальцев. Поверьте, это совсем не больно. А польза для следствия может быть очень большая.
Пришел Ирошников, «откатал» отпечатки. Эта операция ничего следствию не дала. Только пополнила картотеку.
Кошко протянул Штриндману серебряный портсигар:
— А вот эту вещичку вы никогда не видали?
— Клянусь честью, нет!
— Где мы сможем сейчас найти Аронова?
— Час поздний, значит, он уже у себя дома. Он живет на Большой Тульской, дом нумер семнадцать. Квартира на первом этаже, слева от входа.
— Спасибо! А вам я предлагаю отправиться теперь в морг для опознания трупа.
Ювелир аж взвизгнул:
— Ни за какие деньги! Я же сразу помру от страха! Я очень боюсь покойников.
— Не вдову же посылать?
Ювелир опять тяжело задышал. Махнул рукой:
— Я еду! Только бы среди мертвецов не потерять сознание.
Штриндман прикатил на авто, которое ждало его. На переднее сиденье сел агент, и машина отправилась на Моховую. Полицейское авто поехало за Ароновым.
Первым вернулся ювелир. У него было какое-то перекосившееся лицо. С порога он заголосил:
— Какое большое несчастье, мой Озолин лежит голым в морге…
— Спасибо за помощь следствию, можете ехать домой.
ГОЛОВОЛОМКА
Едва ушел Штриндман, как двое агентов привезли тщедушного мальчика лет двадцати. Он с испугом глядел на окружающих большими красивыми глазами и толком не понимал, что от него хотят.
— Да, — признался Аронов, — я, конечно, знал о поездке Озолина в Ростов. Я даже провожал его на вокзал.
— Но вы кому-то рассказали, что Озолин будет покупать дорогую вещь?
— Нет, даже дома не говорил!
— Мы вынуждены снять с вас отпечатки пальцев.
Юноша покорно вздохнул и не возражал. Но и на этот раз отпечатки не совпали с теми, что имелись на портсигаре.
— Хорошо, вы можете идти, — сказал Кошко Аронову.
…Тем временем московские и петербургские ювелиры были извещены о пропаже. Если колье принесли к кому-нибудь из них, то они были бы обязаны сразу же сообщить в полицию. Но никто колье не нес, сведений об убийце не поступало.
Побывал у Кошко и супруг счастливой «Веры», но он тоже не сумел внести в дело ясность.
— У меня ощущение, что мы зашли в тупик и не можем найти выхода, — признался на совещании Кошко.
Линдер, отличавшийся неистощимой изобретательностью, вдруг предложил:
— Давайте используем «детский» ход! Такими ходами московские сыщики называли
всякого рода наивные до примитивности следственные мероприятия. Кошко улыбнулся:
— Дадим объявление: «Ищем за приличное вознаграждение колье, похищенное в 29-м поезде. Желательно вместе с убийцей».
Линдер сделал невозмутимое лицо:
— Ну и что в таком объявлении плохого? Нам терять все равно нечего. Только зайдем с другого бока. Напишем не про колье, а про серебряную вещичку…
— Понял вас, Ромуальд Викентьевич! Комбинация и впрямь почти бесперспективная, да выхода нет у нас. Любой шанс следует использовать.
«НЕ ИСКУШАЙ…»
И вновь отделы газетных объявлений украсились текстом, написанном в сыскном управлении: «1000 рублей тому, кто вернет или укажет местонахождение утерянного мною серебряного портсигара с золотой монограммой „К“ и золотыми изображениями: обнаженной дамы и кошки с изумрудными глазами. При указании требуются для достоверности точнейшее описание вещи и тайных примет. Вещь крайне дорога как память. Обращаться по адресу: Николо-Песковский пер., дом 1 4, кв. № 2. Спросить артистку Незнамову Веру Александровну».
…Во второй квартире и впрямь жизнь закрутилась богемная, артистичная. Певица Незнамова под аккомпанемент рояля поет романсы, да так, что слышно чуть не за версту, под окнами народ собирается. Вечером идет веселье, раздаются тосты, смех и пение, пение.
И вот однажды довольно ранним утром, когда, впрочем, уже шла репетиция и артистка со своим аккомпаниатором доводила до совершенства популярный романс «Не искушай меня без нужды», кто-то позвонил в дверь.
Певица заголосила еще громче, а лакей, числившийся в сыскном отделении под фамилией Силантьев, а по кличке Леший, взял под мышку салфетку и отправился открывать дверь.
В дверном проеме стоял скромного вида юноша лет 18. Он вежливо поклонился и тихо молвил:
— Я беспокою вас по объявлению. Лакей низко наклонил лысую голову:
— Милости прошу, присаживайтесь! Я сей миг доложу госпоже.
Лакей робко приоткрыл дверь и произнес:
— Простите, Вера Александровна, здесь господин спрашивает вас.
Артистка возмутилась:
— Сколько раз просила меня не перебивать во время репетиций! Безобразие! — И смягчив несколько тон:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87