– Да он почти не слышит, контуженый и раненый.
Игнат, как и многие разведчики в сложной обстановке, болел обостренной подозрительностью. И он для убедительности громко спросил соседа:
– Товарищ Щедров. Мы тебе не мешаем?
Но Щедров, мирно посапывая, молчал.
Куделин посадил Тосю у изголовья, а сам, опершись о подушку, сел так, чтобы все время видеть соседа.
– Вы, товарищ Куделин, писали нам заявление. – Тося протянула ему письмо Еремина. – Так вот вам наш ответ и деньги. – Она положила на его ногу перевод и карандаш.
Куделин наскоро расписался и, не слушая Тосю, впился глазами в послание своего патрона. Из него он понял, что беспокоит шефа. Куделин тут же написал начальнику почты благодарственное письмо, где поправленные буквы, запятые и точки говорили, что он, Куделин, что-то где-то оставил или закопал, что-то находится в чужих руках, а жирно выведенный знак восклицания настойчиво требовал перевода куда-нибудь подальше.
Чтобы задобрить Тосю, Куделин, вручая письмо, многозначительно задержал ее руку.
Чувствуя жар в его пожатии, застенчивая Тося залилась румянцем и поспешила высвободить руку.
– Это в знак благодарности, Тося, за ваше благородство, – сказал Куделин.
– Но это делала не я, а капитан Еремин Егор Иванович. Это все он. Его надо благодарить…
Упоминание имени Еремина словно током ударило Игната. Он резко изменился в лице, испуганно вытаращил глаза и предупреждающе прижал палец к губам. Тося замолчала.
Воспользовавшись отсутствием Груши, Куделин надел халат, проводил гостью до двери и стоял у окна, пока она не села в машину. Теперь он спокойно поковылял к себе в палату, довольный тем, что Тося ни с кем не остановилась. Не минуло и десяти минут, как Груша принесла обед. Куделину поставила на ящик, заменявший тумбочку, а Щедрова, бережно поддерживая под руку, увела на кухню, которая служила столовой. По пути Павел сунул ей в несколько раз сложенную бумажку и шепнул:
– Сейчас же передай комиссару.
Примерно через часа два одновременно читали послания Еремин – от Куделина, а Свиридов – от Щедрова. А к часам семи вечера Свиридов уже был у полковника Якушина.
Полковник, ознакомившись со всеми материалами и ракетницей, горячо поблагодарил Свиридова:
– Большое спасибо, Евгений Юрьевич. Передай мою благодарность и Павлу Архиповичу. Молодцы! Я считаю, что мы схватили за хвост важную птицу. Теперь наша задача не только ее не упустить, но и поймать весь выводок. Надо полагать, что под руководством капитана Еремина работает не один Куделин…
В тот же вечер в тяжелых муках сделал вывод и Еремин: пока не поздно, сменить квартиру. Но перво-наперво надо было сохранить Куделина и отправить куда-нибудь подальше. Ночью Еремин подготовил ему красноармейскую книжку, медицинское свидетельство и справку о ранении на имя Круглова Константина Кирилловича, уроженца города Роненбурга Рязанской области. А предварительно направил Куделину письмо на адрес медсанбата, нацарапанное прямым, корявым женским почерком, полное материнской заботы, ласки и печали…
«…Дорогой Игната, – писала „она“, – попроси начальство, пусть оно отпустит тебя, как ты выздоровеешь, на побывку. Избу чинить надыть, проклятый фашист бонбой разворотил всю крышу…»
Письмо матери растрогало командование медсанбата, и оно уволило Куделина по ранению в отпуск на две недели.
Игнат, обрадованный, что опасность миновала, напевая веселый мотивчик, шагал к большаку, чтобы там попутной машиной добраться до Губинки, пожать на прощание Еремину руку и фьють – присвистнул он – к мамочке.
Но на большаке как-то необычно было тихо: ни тебе выстрела, ни взрыва, будто и совсем не было фронта. Только лишь один раз блеснуло небо отсветом ракеты, и снова темень, и та же непривычная темнота.
– Эх-ма! – Куделин, шумно выдохнув, широко раскинул руки, сбросил вещевой мешок на бровку придорожной канавы и опустился на него. Ему настолько было хорошо и свободно, что, кажется, сидел бы так вечность. Но вскоре показалась попутная машина. Через час он уже был в Губинке и наконец после долгой разлуки встретился с Ереминым.
Прогуливаясь по загуменью, Еремин передал Куделину документы на имя красноармейца Круглова и проинструктировал о дальнейших связях. Потом сам чуточку подпорол с обратной стороны борт шинели, туда глубоко засунул новый код.
– Ну, с богом, – облапил он Куделина и проводил его до регулировщицы, около которой толпились военные. Та остановила автомашину и посадила в нее всех, кто ехал на Погорелое-Городище.
На станции Куделина патруль пригласил в комендатуру, и на этом кончилась его служба на «Великую Германию».
А недели через три, когда была выявлена вся сеть группы Еремина, полковник Якушин принял решение арестовать его. Но оказалось, не так легко было его взять.
– Он матерый волк, – говорил товарищам Якушин. – Не успеем его схватить, как он оскалит зубы и начнет палить. И постреляет всех, кто появится. Можно ночью навалиться на его избушку. Но в нее так просто не войдешь. Наверняка, он понаделал в ней и глазки, и сигналы, и тайники. Вот что, товарищи. Он должен бежать, иначе ему хана. И мы должны ему это облегчить, да и нам тогда будет легче его взять, – встал Якушин. – На сегодня все. Утро вечера мудренее. Ложитесь-ка спать.
Полковник Якушин не ошибся – Еремин днем и ночью был начеку. Умно и незаметно готовил побег. Он делал все, чтобы его исчезновение было обнаружено не сразу. Для этого Еремин решил использовать добродушие начальства и своим угрюмым видом стал постепенно возбуждать у него к себе внимание. И в конце концов своего добился.
– Я все смотрю на вас, что вы день ото дня все мрачнее и мрачнее. Что-нибудь случилось? – посочувствовал начальник.
– С матерью плохо, – ответил Еремин и протянул начальнику письмо. – Вот уж месяц, как не встает с постели, – и показал на место, где «мать» писала: «Сердце разрывается, дорогой сынок, как подумаю, что отойду, не попрощавшись с тобой…»
– Так что же вы молчали? Ай-яй! Как вам, Егор Иванович, не стыдно? А где мамаша-то?
– В Москве. Хотелось бы навестить ее. Но как?
– Эх! Так уж и быть, – решился начальник. – Надо в отдел фронта везти отчет. Так я не поеду. Поезжайте-ка бы. По пути навестите и мать.
– Товарищ полковник! Еремина направляют в отдел фронта в командировку, – еле переведя дух, доложил Якушину вошедший помощник.
– Очень хорошо, – ответил Якушин. – Это нам на руку.
Предусмотрительный Еремин, чтобы миновать дорожный контрольный пункт в Губинке, поехал кружным путем, но в Федоровке, у самого моста, совершенно неожиданно регулировщица, сигналя фонарем, остановила машину. Посмотрев путевку, она покачала головой и, извинившись перед капитаном Ереминым, приказала шоферу съехать с дороги в сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Игнат, как и многие разведчики в сложной обстановке, болел обостренной подозрительностью. И он для убедительности громко спросил соседа:
– Товарищ Щедров. Мы тебе не мешаем?
Но Щедров, мирно посапывая, молчал.
Куделин посадил Тосю у изголовья, а сам, опершись о подушку, сел так, чтобы все время видеть соседа.
– Вы, товарищ Куделин, писали нам заявление. – Тося протянула ему письмо Еремина. – Так вот вам наш ответ и деньги. – Она положила на его ногу перевод и карандаш.
Куделин наскоро расписался и, не слушая Тосю, впился глазами в послание своего патрона. Из него он понял, что беспокоит шефа. Куделин тут же написал начальнику почты благодарственное письмо, где поправленные буквы, запятые и точки говорили, что он, Куделин, что-то где-то оставил или закопал, что-то находится в чужих руках, а жирно выведенный знак восклицания настойчиво требовал перевода куда-нибудь подальше.
Чтобы задобрить Тосю, Куделин, вручая письмо, многозначительно задержал ее руку.
Чувствуя жар в его пожатии, застенчивая Тося залилась румянцем и поспешила высвободить руку.
– Это в знак благодарности, Тося, за ваше благородство, – сказал Куделин.
– Но это делала не я, а капитан Еремин Егор Иванович. Это все он. Его надо благодарить…
Упоминание имени Еремина словно током ударило Игната. Он резко изменился в лице, испуганно вытаращил глаза и предупреждающе прижал палец к губам. Тося замолчала.
Воспользовавшись отсутствием Груши, Куделин надел халат, проводил гостью до двери и стоял у окна, пока она не села в машину. Теперь он спокойно поковылял к себе в палату, довольный тем, что Тося ни с кем не остановилась. Не минуло и десяти минут, как Груша принесла обед. Куделину поставила на ящик, заменявший тумбочку, а Щедрова, бережно поддерживая под руку, увела на кухню, которая служила столовой. По пути Павел сунул ей в несколько раз сложенную бумажку и шепнул:
– Сейчас же передай комиссару.
Примерно через часа два одновременно читали послания Еремин – от Куделина, а Свиридов – от Щедрова. А к часам семи вечера Свиридов уже был у полковника Якушина.
Полковник, ознакомившись со всеми материалами и ракетницей, горячо поблагодарил Свиридова:
– Большое спасибо, Евгений Юрьевич. Передай мою благодарность и Павлу Архиповичу. Молодцы! Я считаю, что мы схватили за хвост важную птицу. Теперь наша задача не только ее не упустить, но и поймать весь выводок. Надо полагать, что под руководством капитана Еремина работает не один Куделин…
В тот же вечер в тяжелых муках сделал вывод и Еремин: пока не поздно, сменить квартиру. Но перво-наперво надо было сохранить Куделина и отправить куда-нибудь подальше. Ночью Еремин подготовил ему красноармейскую книжку, медицинское свидетельство и справку о ранении на имя Круглова Константина Кирилловича, уроженца города Роненбурга Рязанской области. А предварительно направил Куделину письмо на адрес медсанбата, нацарапанное прямым, корявым женским почерком, полное материнской заботы, ласки и печали…
«…Дорогой Игната, – писала „она“, – попроси начальство, пусть оно отпустит тебя, как ты выздоровеешь, на побывку. Избу чинить надыть, проклятый фашист бонбой разворотил всю крышу…»
Письмо матери растрогало командование медсанбата, и оно уволило Куделина по ранению в отпуск на две недели.
Игнат, обрадованный, что опасность миновала, напевая веселый мотивчик, шагал к большаку, чтобы там попутной машиной добраться до Губинки, пожать на прощание Еремину руку и фьють – присвистнул он – к мамочке.
Но на большаке как-то необычно было тихо: ни тебе выстрела, ни взрыва, будто и совсем не было фронта. Только лишь один раз блеснуло небо отсветом ракеты, и снова темень, и та же непривычная темнота.
– Эх-ма! – Куделин, шумно выдохнув, широко раскинул руки, сбросил вещевой мешок на бровку придорожной канавы и опустился на него. Ему настолько было хорошо и свободно, что, кажется, сидел бы так вечность. Но вскоре показалась попутная машина. Через час он уже был в Губинке и наконец после долгой разлуки встретился с Ереминым.
Прогуливаясь по загуменью, Еремин передал Куделину документы на имя красноармейца Круглова и проинструктировал о дальнейших связях. Потом сам чуточку подпорол с обратной стороны борт шинели, туда глубоко засунул новый код.
– Ну, с богом, – облапил он Куделина и проводил его до регулировщицы, около которой толпились военные. Та остановила автомашину и посадила в нее всех, кто ехал на Погорелое-Городище.
На станции Куделина патруль пригласил в комендатуру, и на этом кончилась его служба на «Великую Германию».
А недели через три, когда была выявлена вся сеть группы Еремина, полковник Якушин принял решение арестовать его. Но оказалось, не так легко было его взять.
– Он матерый волк, – говорил товарищам Якушин. – Не успеем его схватить, как он оскалит зубы и начнет палить. И постреляет всех, кто появится. Можно ночью навалиться на его избушку. Но в нее так просто не войдешь. Наверняка, он понаделал в ней и глазки, и сигналы, и тайники. Вот что, товарищи. Он должен бежать, иначе ему хана. И мы должны ему это облегчить, да и нам тогда будет легче его взять, – встал Якушин. – На сегодня все. Утро вечера мудренее. Ложитесь-ка спать.
Полковник Якушин не ошибся – Еремин днем и ночью был начеку. Умно и незаметно готовил побег. Он делал все, чтобы его исчезновение было обнаружено не сразу. Для этого Еремин решил использовать добродушие начальства и своим угрюмым видом стал постепенно возбуждать у него к себе внимание. И в конце концов своего добился.
– Я все смотрю на вас, что вы день ото дня все мрачнее и мрачнее. Что-нибудь случилось? – посочувствовал начальник.
– С матерью плохо, – ответил Еремин и протянул начальнику письмо. – Вот уж месяц, как не встает с постели, – и показал на место, где «мать» писала: «Сердце разрывается, дорогой сынок, как подумаю, что отойду, не попрощавшись с тобой…»
– Так что же вы молчали? Ай-яй! Как вам, Егор Иванович, не стыдно? А где мамаша-то?
– В Москве. Хотелось бы навестить ее. Но как?
– Эх! Так уж и быть, – решился начальник. – Надо в отдел фронта везти отчет. Так я не поеду. Поезжайте-ка бы. По пути навестите и мать.
– Товарищ полковник! Еремина направляют в отдел фронта в командировку, – еле переведя дух, доложил Якушину вошедший помощник.
– Очень хорошо, – ответил Якушин. – Это нам на руку.
Предусмотрительный Еремин, чтобы миновать дорожный контрольный пункт в Губинке, поехал кружным путем, но в Федоровке, у самого моста, совершенно неожиданно регулировщица, сигналя фонарем, остановила машину. Посмотрев путевку, она покачала головой и, извинившись перед капитаном Ереминым, приказала шоферу съехать с дороги в сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119