Так что, товарищ Добров, собирай мощнее кулак, бей на Грибуны. Там седлай Оршанское шоссе, выходи на Лучесу, а затем развивай успех на Русаки, занимай рубеж озеро Городно – Заболино и крепко держи Витебско-Оршанскую железную дорогу. Времени для подготовки тебе вполне достаточно. Так что действуй!
Добров со скорбным видом проговорил:
– Не знаю, как все пойдет. Видели сами, завируха-то какая, да и мороз здоровый.
– Здоровый? – переспросил Железнов, посматривая на часы. – Это хорошо! Что нашему солдату здорово, то фрицу – смерть! Фрицы, небось, по землянкам и убежищам от мороза и завирухи попрятались. Так мы их в эту завируху и накроем. – Хлопнул он ладонью о ладонь. – Одно советую, в одиночной подготовке бойца обратите особое внимание на лыжную подготовку и на стрельбу на ходу.
– Ты что, торопишься? – Добров заметил, что Железнов все время посматривает на часы, – а я хотел пригласить тебя на чашку чаю.
– Да, тороплюсь. Верушка из госпиталя возвращается. Так что я тебя приглашаю. Выкрой время и часикам к четырем приезжай. Смотри, дома не обедай. Там Ирина Сергеевна такую вкуснятину готовит, что пальчики оближешь.
Обратно ехали медленно: метель замела дорогу.
Сметя в сенях перчаткой снег с бекеши, Железнов поспешил в дом, откуда несло манящими запахами жареной свинины с луком, пирожками с капустой и еще чем-то сладким. Желая скорее увидеть Веру, он, не снимая бекеши, заглянул во вторую половину дома. Но там ее не было, лишь у стола Ирина Сергеевна колечками лука наводила красоту на селедке и винегрете.
– Где бы она могла быть? – глядя на Валентинову, недоуменно пожал плечами Яков Иванович. – Ведь этот удалец, Костя-то, с утра уехал за ней… Неужели что-нибудь случилось?
– Юность, Яков Иванович, юность! Смотрите, как бы летчик не увез ее к себе в землянку, – усмехнулась Ирина Сергеевна.
– Типун тебе на язык.
– Чего типун? Чай на фронте все по-фронтовому. Здесь свои законы.
– Брось шутить, Ириша. Ты же сама на этом обожглась, так как же можешь желать такого моей дочери?
– Яков Иванович, дорогой мой, никак вы обиделись? Простите меня, я пошутила.
– Да уже отошло. Ты, Ириша, знаешь, что я одобряю только ту фронтовую любовь, которая происходит на основе истинных чувств и взаимной честности. Все остальное распутство… Ты что-то хотела у меня спросить?
– Да это можно и в другой раз.
– Зачем откладывать? Говори сейчас, пока никого нет.
– Я хотела бы, как только Вера оправится, вместе с ней повезти ребят в Княжино. У нас с Фомой Сергеевичем другого выхода нет.
– Сейчас это вполне возможно. Только после наступления. Лады?
Ирина Сергеевна успела только произнести – «лады», как в тамбуре затопали ноги.
– Это, наверное, Вера? – Яков Иванович распахнул дверь и от удивления отступил шаг назад: перед ним неожиданно предстал, вытянувшись во фронт, уже в годах, щупленький с бородкой красноармеец.
– Здравия желаю, товарищ генерал! – отдавая честь, не переступая порог, отчеканил пришелец: – Я, товарищ генерал, Иван Фотич Гребенюк, прибыл прямо из госпиталя, навестить вашего сынка, Юру. Как он тут воюет?..
– Так что ж вы, дорогой мой, стоите в тамбуре? Заходите – гостем будете. – И Яков Иванович, готовый расцеловать Гребенюка, взял его под руку и ввел в землянку: – Ирина Сергеевна, знакомься. Это Иван Фотич. Тот самый дедушка, который сберег Юру и твоих ребят, а в страшную минуту своим телом прикрыл их от неминуемой гибели. Спасибо тебе, дорогой Иван Фотич. – Яков Иванович обеими руками крепко сжал его руку. Теперь-то мы вас не отпустим.
– Да, да, не отпустим, – ринулась к Гребенюку Ирина Сергеевна и, схватив его руку с большим чувством материнской благодарности, поцеловала его. – Раздевайтесь, и никаких отговорок.
– Да я зашел только Юрочку да и ваших деток повидать. Родными они стали мне. Где же Юра, ваши детки. Если недалече, то засветло я к ним подамся?
– Далеко, Фотич, в Сибири. Так что раздевайся. – Яков Иванович ухватился за борт шинели и стал его расстегивать. – У меня сегодня торжество. Дочь вернулась оттуда же, откуда и вы.
– Дочь? Верочка? Жива? – взволнованно промолвил Иван Фотич. – Если бы вы только знали, как мы с Юрой там, в тылу врага, за нее переживали. Аж вспомнить страшно.
С улицы послышалось тарахтение машины, в сенях затопало много ног. С клубами морозного облака раскрылась дверь, и первой влетела Вера. Она здесь же у двери мгновенно сбросила на лавку шинель и шапку и кинулась в объятия отца, поцеловала и склонила голову на его плечо.
– Ну, ну, ты чего? Эх ты, летчица! – гладил ее волосы отец и прижимал к себе. Вера смахнула набежавшие слезинки, встряхнула прической и поздоровалась со всеми.
– Знакомьтесь. Это летчик Константин Урванцев. Мой хороший товарищ по первому авиаполку, – представила она Костю.
Костя тут же отприветствовал общим поклоном и направился к двери встречать новых гостей.
Приехали Добров и Бойко. Добров подошел к Вере:
– По праву самого старого друга разреши тебя приветствовать по-нашенски, – и он, пройдясь щепотью по своим буденновским усам, облапил ее. – Дай бог тебе остаться такой же красавицей, какой ты есть, и приобрести мужа любящего, трудолюбивого, умного, мужественного и отважного!
– Спасибо, Иван Кузьмич. Постараюсь выбрать такого, – улыбнулась Вера и стрельнула глазами на Костю. Тот ответил тем же.
– Друзья, прошу к столу, – пригласил Яков Иванович и сам сел за его торец. – Первую чарку поднимаю за Верушку, за ее выздоровление и за все то, что пожелал ей Иван Кузьмич, и еще за то, что она сегодня удостоена двух наград – орденов Красной Звезды и Красного Знамени.
– Ура! – взревел Добров.
– А чего же не на груди? – Ирина Сергеевна подалась к Вере. – Давай их сюда. Я сейчас тебе их привинчу.
– Идемте, – и Вера увела ее в первую половину. Оттуда она вышла сияющая и с двумя орденами на груди. Отец поднялся из-за стола и поцеловал ее.
– Папа, – Вера повела отца в первую половину. – Костя хочет сейчас попросить твоего согласия… Ну как это – попросить моей руки…
– Твоей руки? А ты знаешь, что он за парень?
– Прекрасный. Он всю войну меня ждал.
– А ты любишь его?
– Пуще жизни своей.
– Ну что ж, коль по любви и в добром согласии, пусть просит.
Вера, окрыленная радостью, подсела к Косте и шепнула:
– Он согласен.
Костя встал, покраснел.
– Дорогой Яков Иванович, хочу сообщить вам, что мы – я и Вера – давно любим друг друга. – Он взял под локоть Веру и с ней подошел к Железнову. – И я, дорогой Яков Иванович, прошу вашего согласия на наш брак.
Яков Иванович встал, долго по-отцовски смотрел в глаза Кости, как бы высматривая в них всю будущую жизнь и судьбу Веры, а потом спросил:
– А ты любишь ее по-настоящему?
– Люблю, – опустив ресницы, кивнул головой Костя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Добров со скорбным видом проговорил:
– Не знаю, как все пойдет. Видели сами, завируха-то какая, да и мороз здоровый.
– Здоровый? – переспросил Железнов, посматривая на часы. – Это хорошо! Что нашему солдату здорово, то фрицу – смерть! Фрицы, небось, по землянкам и убежищам от мороза и завирухи попрятались. Так мы их в эту завируху и накроем. – Хлопнул он ладонью о ладонь. – Одно советую, в одиночной подготовке бойца обратите особое внимание на лыжную подготовку и на стрельбу на ходу.
– Ты что, торопишься? – Добров заметил, что Железнов все время посматривает на часы, – а я хотел пригласить тебя на чашку чаю.
– Да, тороплюсь. Верушка из госпиталя возвращается. Так что я тебя приглашаю. Выкрой время и часикам к четырем приезжай. Смотри, дома не обедай. Там Ирина Сергеевна такую вкуснятину готовит, что пальчики оближешь.
Обратно ехали медленно: метель замела дорогу.
Сметя в сенях перчаткой снег с бекеши, Железнов поспешил в дом, откуда несло манящими запахами жареной свинины с луком, пирожками с капустой и еще чем-то сладким. Желая скорее увидеть Веру, он, не снимая бекеши, заглянул во вторую половину дома. Но там ее не было, лишь у стола Ирина Сергеевна колечками лука наводила красоту на селедке и винегрете.
– Где бы она могла быть? – глядя на Валентинову, недоуменно пожал плечами Яков Иванович. – Ведь этот удалец, Костя-то, с утра уехал за ней… Неужели что-нибудь случилось?
– Юность, Яков Иванович, юность! Смотрите, как бы летчик не увез ее к себе в землянку, – усмехнулась Ирина Сергеевна.
– Типун тебе на язык.
– Чего типун? Чай на фронте все по-фронтовому. Здесь свои законы.
– Брось шутить, Ириша. Ты же сама на этом обожглась, так как же можешь желать такого моей дочери?
– Яков Иванович, дорогой мой, никак вы обиделись? Простите меня, я пошутила.
– Да уже отошло. Ты, Ириша, знаешь, что я одобряю только ту фронтовую любовь, которая происходит на основе истинных чувств и взаимной честности. Все остальное распутство… Ты что-то хотела у меня спросить?
– Да это можно и в другой раз.
– Зачем откладывать? Говори сейчас, пока никого нет.
– Я хотела бы, как только Вера оправится, вместе с ней повезти ребят в Княжино. У нас с Фомой Сергеевичем другого выхода нет.
– Сейчас это вполне возможно. Только после наступления. Лады?
Ирина Сергеевна успела только произнести – «лады», как в тамбуре затопали ноги.
– Это, наверное, Вера? – Яков Иванович распахнул дверь и от удивления отступил шаг назад: перед ним неожиданно предстал, вытянувшись во фронт, уже в годах, щупленький с бородкой красноармеец.
– Здравия желаю, товарищ генерал! – отдавая честь, не переступая порог, отчеканил пришелец: – Я, товарищ генерал, Иван Фотич Гребенюк, прибыл прямо из госпиталя, навестить вашего сынка, Юру. Как он тут воюет?..
– Так что ж вы, дорогой мой, стоите в тамбуре? Заходите – гостем будете. – И Яков Иванович, готовый расцеловать Гребенюка, взял его под руку и ввел в землянку: – Ирина Сергеевна, знакомься. Это Иван Фотич. Тот самый дедушка, который сберег Юру и твоих ребят, а в страшную минуту своим телом прикрыл их от неминуемой гибели. Спасибо тебе, дорогой Иван Фотич. – Яков Иванович обеими руками крепко сжал его руку. Теперь-то мы вас не отпустим.
– Да, да, не отпустим, – ринулась к Гребенюку Ирина Сергеевна и, схватив его руку с большим чувством материнской благодарности, поцеловала его. – Раздевайтесь, и никаких отговорок.
– Да я зашел только Юрочку да и ваших деток повидать. Родными они стали мне. Где же Юра, ваши детки. Если недалече, то засветло я к ним подамся?
– Далеко, Фотич, в Сибири. Так что раздевайся. – Яков Иванович ухватился за борт шинели и стал его расстегивать. – У меня сегодня торжество. Дочь вернулась оттуда же, откуда и вы.
– Дочь? Верочка? Жива? – взволнованно промолвил Иван Фотич. – Если бы вы только знали, как мы с Юрой там, в тылу врага, за нее переживали. Аж вспомнить страшно.
С улицы послышалось тарахтение машины, в сенях затопало много ног. С клубами морозного облака раскрылась дверь, и первой влетела Вера. Она здесь же у двери мгновенно сбросила на лавку шинель и шапку и кинулась в объятия отца, поцеловала и склонила голову на его плечо.
– Ну, ну, ты чего? Эх ты, летчица! – гладил ее волосы отец и прижимал к себе. Вера смахнула набежавшие слезинки, встряхнула прической и поздоровалась со всеми.
– Знакомьтесь. Это летчик Константин Урванцев. Мой хороший товарищ по первому авиаполку, – представила она Костю.
Костя тут же отприветствовал общим поклоном и направился к двери встречать новых гостей.
Приехали Добров и Бойко. Добров подошел к Вере:
– По праву самого старого друга разреши тебя приветствовать по-нашенски, – и он, пройдясь щепотью по своим буденновским усам, облапил ее. – Дай бог тебе остаться такой же красавицей, какой ты есть, и приобрести мужа любящего, трудолюбивого, умного, мужественного и отважного!
– Спасибо, Иван Кузьмич. Постараюсь выбрать такого, – улыбнулась Вера и стрельнула глазами на Костю. Тот ответил тем же.
– Друзья, прошу к столу, – пригласил Яков Иванович и сам сел за его торец. – Первую чарку поднимаю за Верушку, за ее выздоровление и за все то, что пожелал ей Иван Кузьмич, и еще за то, что она сегодня удостоена двух наград – орденов Красной Звезды и Красного Знамени.
– Ура! – взревел Добров.
– А чего же не на груди? – Ирина Сергеевна подалась к Вере. – Давай их сюда. Я сейчас тебе их привинчу.
– Идемте, – и Вера увела ее в первую половину. Оттуда она вышла сияющая и с двумя орденами на груди. Отец поднялся из-за стола и поцеловал ее.
– Папа, – Вера повела отца в первую половину. – Костя хочет сейчас попросить твоего согласия… Ну как это – попросить моей руки…
– Твоей руки? А ты знаешь, что он за парень?
– Прекрасный. Он всю войну меня ждал.
– А ты любишь его?
– Пуще жизни своей.
– Ну что ж, коль по любви и в добром согласии, пусть просит.
Вера, окрыленная радостью, подсела к Косте и шепнула:
– Он согласен.
Костя встал, покраснел.
– Дорогой Яков Иванович, хочу сообщить вам, что мы – я и Вера – давно любим друг друга. – Он взял под локоть Веру и с ней подошел к Железнову. – И я, дорогой Яков Иванович, прошу вашего согласия на наш брак.
Яков Иванович встал, долго по-отцовски смотрел в глаза Кости, как бы высматривая в них всю будущую жизнь и судьбу Веры, а потом спросил:
– А ты любишь ее по-настоящему?
– Люблю, – опустив ресницы, кивнул головой Костя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119