во-первых, давая деньги бедному, он получает моральное удовольствие, которое превосходит удовольствие от того, что деньги эти останутся при нем, а во-вторых, его благородный поступок заслужит ему хорошую репутацию, короче, в любом случае я не вижу здесь ничего иного, кроме явного и гнусного своекорыстия и себялюбия. Попробуй объяснить мне, чем я обязан человеку, который заботится лишь о своих интересах. Давай, пошевели мозгами и докажи, что этот так называемый благодетель думает исключительно о том, кого он делает таким образом своим должником, что никому он не хвастает о своем поступке, что не извлекает никакого удовольствия от своего подарка, а напротив – ему было даже неловко давать эти деньги, – одним словом, докажи, что его поступок совершенно бескорыстен и что в нем или за ним нет ни грамма корысти. И в ответ я скажу тебе так: во-первых, это невозможно, и потом, внимательно присмотревшись к деянию добродетеля, мы неизбежно обнаружим, что за ним стоит пусть мимолетное, пусть хорошо замаскированное, но все-таки наслаждение, которое снижает его ценность и заставляет сомневаться в его чистоте; но даже если допустить абсолютное, ничем не запятнанное бескорыстие, тебе не обязательно рассыпаться перед ним в благодарностях, так как своим поступком или ловким жестом этот человек ставит себя в выгодное положение, а тебя – в невыгодное, и в лучшем случае покушается на твою гордость; его поступок хоть в чем-то, но оскорбляет тебя, так что ты должна быть не признательна ему, а наоборот, затаить на него обиду за такое непростительное оскорбление. Следовательно, благодетель – и неважно, как много он для тебя сделал – не приобретает никаких прав, а лишь твою незатухающую вражду; разумеется, ты получишь выгоду от его услуги, но взамен будешь ненавидеть того, кто оказал ее; его существование будет тяготить тебя, и ты будешь даже краснеть, встречаясь с ним. Если ты получишь известие о его кончине, эта дата запечатлеется в твоем мозгу как праздник: ты словно освободишься от преследования, от давления, и исчезновение человека, в чьи глаза ты не могла смотреть без чувства стыда, станет для тебя предвкушением радости. А если душа твоя поистине независима, свободна и горда, ты, может быть, пойдешь еще дальше, может, даже перестанешь чувствовать обязательства по отношению к себе самой… Я уверен, что ты сможешь, что обязательно дойдешь до убийства того, чье существование для тебя невыносимо – в самом деле, разве у тебя есть другой выход? И ты погасишь свечу человеческой жизни с такой легкостью, будто отшвыриваешь со своей дороги камень. Это значит, что оказанная тебе услуга, вместо того, чтобы пробудить теплые чувства к благодетелю, разбудит в тебе самую неукротимую ненависть. Подумай хорошенько над моими словами, Жюльетта, и суди сама, как смешно и как опасно быть добрым по отношению к своим близким. А потом поразмысли над моим анализом чувства благодарности, дорогая, и ты увидишь, нужно ли мне от тебя подобное чувство, и поймешь, что мне ни капельки не хочется оказаться в незавидном положении человека, оказавшего тебе услугу. Повторяю: выручая тебя из этой клетки, я делаю это не ради твоих прекрасных глаз, а единственно ради своего интереса. Поэтому давай закончим этот разговор и пойдем отсюда.
Мы зашли к судебному следователю, и Нуарсей заявил:
– Ваша честь, эта молодая дама, получив свободу, не собирается скрывать имя преступника, совершившего воровство, в котором ее обвинили по ошибке. Она только что призналась мне, что вам надо искать одну из трех девиц, которые были вместе с ней в доме герцога Даннемара в Сен-Море. Скажи, Жюльетта, ты помнишь ее имя?
– Да, сударь, – ответила я, сразу сообразив, куда клонит коварный Нуарсей. – Она была самой красивой, ей восемнадцать лет, и зовут ее Минетт.
– Это все, что нам надо, мадемуазель, – сказал представитель закона. – Вы готовы подтвердить ваше показание под клятвой?
– Разумеется, ваша честь, – кивнула я и воздела правую руку к распятию. – Я клянусь, – мой голос звучал громко и уверенно, – перед Господом нашим Иисусом Христом, что девица по имени Минетт виновна в краже в доме господина Даннемара.
Мы вышли и сели в ожидавший нас экипаж Нуарсея.
– Вот так, моя голубка, без меня ты ни за что не разыграла бы эту маленькую комедию. Однако роль моя была скромной – я просто поставил пьесу, зная, что дальше ты сообразишь сама, и оказался прав. Сыграла ты безупречно. Поцелуй меня, мой ангел… Мне нравится сосать твой лживый язычок. Да, ты вела себя как богиня! Эту девицу повесят, а когда человек виновен, ему доставляет наслаждение не только ускользнуть от наказания, но вдвойне приятно послать вместо себя на смерть невинного.
– Я безумно люблю вас, Нуарсей, из всех мужчин на земле люблю вас одного; только вы подходите мне. Но тем не менее я вас обманула и раскаиваюсь в этом.
– Будет, будет, Жюльетта, не волнуйся, – успокоил меня Нуарсей, – ты совершила красивое преступление, поэтому сделай милость – перестань каяться. Я хочу, чтобы ты сожалела лишь о добродетельных поступках. Кстати, у тебя не было никаких причин делать это за моей спиной, – продолжал мой покровитель, когда мы ехали к его дому. – Я не буду возражать, если тебе захочется сделать мне маленькую пакость и посношаться на стороне, лишь бы это мотивировалось алчностью и похотью; по моему убеждению, порок оправдывает любая причина. Но будь осторожна с клиентами Дювержье: она поставляет товар только для отъявленных распутников, которые жестоки в своих страстях и в любой момент могут довести тебя до смерти. Если ты, без утайки, поведаешь мне все свои вкусы и наклонности, я сам буду устраивать тебе исключительно выгодные свидания, где риска будет намного меньше, зато ты сможешь воровать всласть. Ведь воровство – обычное дело, из всех человеческих грехов это самый естественный; у меня самого долгое время была такая привычка, и избавился я от нее только благодаря тому, что стал приучать к этому других, что еще приятнее. Нет лучшего лекарства от мелких пороков, чем большие злодеяния; чем чаще мошенничаешь с добродетелью, тем скорее привыкаешь попирать ее, и в конечном счете твои чувства будут откликаться только на самое необычное и грандиозное. Вообще-то должен признаться, что ты упустила шанс получить за один присест целое состояние: я не знал о твоей слабости и в прошлом году отказал нескольким своим друзьям, которые сгорали от желания развлечься с тобой и могли озолотить тебя только за то, что ты оголишь свой восхитительный зад. – Нуарсей задумчиво помолчал и заговорил о другом: – Кстати, источником всех твоих неприятностей был бедняга Любен. На него пало подозрение хозяина, и он поклялся провести собственное расследование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197