Помоги же страждущему, услышь его мольбы, иначе Небо жестоко покарает тебя.
Конечно, речь его изобиловала трогательным пафосом, но есть сердца, которые, вместо того, чтобы смягчиться, становятся еще тверже перед людьми, взывающими к ним. Бывают такие деревья, которые делаются прочнее от огня: казалось бы огонь должен пожрать их плоть, но не тут то было – они обретают от него лишь дополнительную силу. Вот так, вместо того, чтобы пробудить во мне сочувствие, причитания Берноля только сильнее разожгли мою похотливую ярость, которую обычно порождает во мне отказ от добрых дел; впрочем, ярость эта не сравнима с той, что бушует в нашем сердце, когда мы активно творим зло. Вначале я смотрела на Берноля с ледяным безразличием, потом мой взгляд смягчился и потеплел: в глазах у меня загорелся огонек предвкушения приближавшегося удовольствия; в горле защипало, как всегда бывает, когда по жилам пробегает ислорка порочного коварства при мысле о злодействе; брови мои сошлись на переносице, дыхание участилось, в душе начала подниматься сладостная и упоительная волна – прилив, предвещающий скорую бурю, влагалище затрепетало словно перед оргазмом… Но я взяла себя в руки и решила играть роль до конца.
– Вам сказано, – грубо заявила я, с презрением глядя на ничтожество, которое валялось у моих ног, – что мне наплевать, кто вы такой, мне всегда будет на это наплевать, и вы ничего от меня не получите. Повторяю еще раз, в последний раз: сейчас же убирайтесь, если не хотите сгнить в тюрьме!
И тут он словно обезумел: выкрикивая то проклятия, то мольбы, то грязные ругательства, то нежные слова, он бился лбом об пол, разбил себе лицо, и комната забрызгалась его кровью… Это была моя кровь! Я смотрела на нее и была счастлива. Счастье сдавливало мне горло. Через несколько минут я позвонила.
– Вышвырните этого паяца из моего дома! – приказала я слугам. – Но не забудьте узнать его адрес.
После того, как беднягу вывели, я была настолько возбуждена, что пришлось немедленно прибегнуть к помощи служанок, которые два часа подряд приводили меня в чувство. Как сильно действует мысль о злодействе на наши сердца! Не зря в священной книге Природы записаны эти мудрые слова: все, что по мнению толпы оскорбляет Природу, служит для человека источником наслаждения.
В тот день у меня обедали оба – Нуарсей и министр. Я спросила первого, знаком ли он с человеком по имени Берноль, который утверждает, что был любовником моей матери и является моим отцом.
– Да, – ответил Нуарсей, – я знал некоего Берноля. Он вел какие-то финансовые дела с твоим отцом и потерял свое состояние в то же самое время, когда я разорил твою семью. Если я не ошибаюсь, он действительно был влюблен в твою мать; он очень горевал, когда она умерла, мне даже припоминается, что именно благодаря ему я избежал виселицы… Так ты говоришь, что этот субъект еще жив? Значит, самое время разделаться с ним.
– Мы сегодня же отправим его в Бастилию, – предложил Сен-Фон. – Стоит Жюльетте сказать слово…
– Нет, – возразил Нуарсей, – спешить не стоит: на мой взгляд здесь есть более интересные варианты. Я уже предвкушаю волнующую сцену.
– Вы совершенно правы, – сказала я. – А тюрьма – это ерунда: такие негодяи заслуживают большего. Вы, Нуарсей, и вы, Сен-Фон, славно потрудились над трансформацией моей души, и я собираюсь доказать вам, что усилия ваши не были напрасны. Если уж браться за злодейство, так давайте обставим его с должным размахом. План у меня простой: пока этот пес будет издыхать от моей руки, вы оба будете сношать меня.
– Разрази гром мои потроха! – воскликнул министр, опрокидывая очередной бокал шампанского. – Ты просто прелесть, Жюльетта. – И начал расстегивать панталоны. – Какая же ты у нас умница! Стоит ей изречь одно лишь слово, и бац! – мой член разбухает. Так ты действительно намерена осуществить свой план?
– Клянусь головкой вот этого члена, в который я вдыхаю жизнь, – с жаром сказала я, сжимая в руках покрасневший и уже отвердевший орган Сен-Фона.
Улучив момент, когда я нагнулась, Нуарсей схватил меня за ягодицы.
– Черт меня побери, Сен-Фон, я всегда говорил вам, что это – прелестное создание. – И он вставил свой инструмент между моих трепетных полушарий.
– Будет, будет вам, господа, сначала выслушайте мой план до конца. Я хочу украсить это событие некоторыми очаровательными деталями. Я встречусь с Бернолем еще раз и скажу ему, что ужасно раскаиваюсь в своей резкости, которую допустила в прошлый раз, скажу, что это было недоразумение, расцелую его, и за полчаса он в меня влюбится, потеряет голову от возбуждения и трахнет меня… Нет, не так – он будет содомировать меня! И в этот критический момент вы, Сен-Фон, неожиданно ворветесь в комнату как раз, когда он будет кончать. Вы будете кричать, что вы – мой любовник, изобразите гнев, приставите кинжал к моей груди и добавите, что я должна или убить Берноля или умереть сама. Я, конечно, убью его. Мы пригласим Клервиль, и она придумает еще что-нибудь пооригинальнее.
Обсуждение предстоящих злодеяний всегда нравилось моим распутникам: слушая меня, они трепетали от вожделения и больше не могли сдерживаться. Двери будуара открылись, вошли несколько служанок, и все присутствующие осыпали мой зад жаркими ласками, причем особенно усердствовали оба злодея, которых воображение приводило в экстаз. Вскоре ураган утих, мне выдали пятьсот тысяч франков в виде награды и обещали еще миллион в тот день, когда мой план осуществится.
Мысль об этом миллионе чрезвычайно меня взволновала, кроме того, отступать было уже поздно. Я поспешно выехала в поместье, взяла перо, бумагу и написала Бернолю. «Добрый господин, – так начала я, – наконец-то в моем сердце проснулись дочерние чувства, я пишу это письмо и плачу: скорее всего, мне помог чистый деревенский воздух, изгнавший жестокость из моей души-, жестокость, коюрой насыщена душная парижская атмосфера; прошу вас навестить меня в моем уютном идиллическом уголке, в моем гнездышке, где царит мудрая Природа; дайте мне возможность излить свои чувства к вам, которые она мне внушает». И он приехал… Ах, как сладка была моя радость, как дрожала я в предвкушении своего коварного злодейства – словами это выразить невозможно. Первым делом я показала ему свое роскошное жилище, и он был приятно поражен, а мои искусные ласки довершили его искушение.
Когда мы поужинали за великолепно сервированным столом, я его спросила:
– Как мне исправить то зло, что я принесла вам из-за своей испорченности? Знаете, господин Берноль, мое положение не из легких. Я постоянно настороже, мне приходится следить за каждым своим шагом. Я близка к всесильному министру, я – его подруга; стоит ему только шевельнуть пальцем, и я погибла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197
Конечно, речь его изобиловала трогательным пафосом, но есть сердца, которые, вместо того, чтобы смягчиться, становятся еще тверже перед людьми, взывающими к ним. Бывают такие деревья, которые делаются прочнее от огня: казалось бы огонь должен пожрать их плоть, но не тут то было – они обретают от него лишь дополнительную силу. Вот так, вместо того, чтобы пробудить во мне сочувствие, причитания Берноля только сильнее разожгли мою похотливую ярость, которую обычно порождает во мне отказ от добрых дел; впрочем, ярость эта не сравнима с той, что бушует в нашем сердце, когда мы активно творим зло. Вначале я смотрела на Берноля с ледяным безразличием, потом мой взгляд смягчился и потеплел: в глазах у меня загорелся огонек предвкушения приближавшегося удовольствия; в горле защипало, как всегда бывает, когда по жилам пробегает ислорка порочного коварства при мысле о злодействе; брови мои сошлись на переносице, дыхание участилось, в душе начала подниматься сладостная и упоительная волна – прилив, предвещающий скорую бурю, влагалище затрепетало словно перед оргазмом… Но я взяла себя в руки и решила играть роль до конца.
– Вам сказано, – грубо заявила я, с презрением глядя на ничтожество, которое валялось у моих ног, – что мне наплевать, кто вы такой, мне всегда будет на это наплевать, и вы ничего от меня не получите. Повторяю еще раз, в последний раз: сейчас же убирайтесь, если не хотите сгнить в тюрьме!
И тут он словно обезумел: выкрикивая то проклятия, то мольбы, то грязные ругательства, то нежные слова, он бился лбом об пол, разбил себе лицо, и комната забрызгалась его кровью… Это была моя кровь! Я смотрела на нее и была счастлива. Счастье сдавливало мне горло. Через несколько минут я позвонила.
– Вышвырните этого паяца из моего дома! – приказала я слугам. – Но не забудьте узнать его адрес.
После того, как беднягу вывели, я была настолько возбуждена, что пришлось немедленно прибегнуть к помощи служанок, которые два часа подряд приводили меня в чувство. Как сильно действует мысль о злодействе на наши сердца! Не зря в священной книге Природы записаны эти мудрые слова: все, что по мнению толпы оскорбляет Природу, служит для человека источником наслаждения.
В тот день у меня обедали оба – Нуарсей и министр. Я спросила первого, знаком ли он с человеком по имени Берноль, который утверждает, что был любовником моей матери и является моим отцом.
– Да, – ответил Нуарсей, – я знал некоего Берноля. Он вел какие-то финансовые дела с твоим отцом и потерял свое состояние в то же самое время, когда я разорил твою семью. Если я не ошибаюсь, он действительно был влюблен в твою мать; он очень горевал, когда она умерла, мне даже припоминается, что именно благодаря ему я избежал виселицы… Так ты говоришь, что этот субъект еще жив? Значит, самое время разделаться с ним.
– Мы сегодня же отправим его в Бастилию, – предложил Сен-Фон. – Стоит Жюльетте сказать слово…
– Нет, – возразил Нуарсей, – спешить не стоит: на мой взгляд здесь есть более интересные варианты. Я уже предвкушаю волнующую сцену.
– Вы совершенно правы, – сказала я. – А тюрьма – это ерунда: такие негодяи заслуживают большего. Вы, Нуарсей, и вы, Сен-Фон, славно потрудились над трансформацией моей души, и я собираюсь доказать вам, что усилия ваши не были напрасны. Если уж браться за злодейство, так давайте обставим его с должным размахом. План у меня простой: пока этот пес будет издыхать от моей руки, вы оба будете сношать меня.
– Разрази гром мои потроха! – воскликнул министр, опрокидывая очередной бокал шампанского. – Ты просто прелесть, Жюльетта. – И начал расстегивать панталоны. – Какая же ты у нас умница! Стоит ей изречь одно лишь слово, и бац! – мой член разбухает. Так ты действительно намерена осуществить свой план?
– Клянусь головкой вот этого члена, в который я вдыхаю жизнь, – с жаром сказала я, сжимая в руках покрасневший и уже отвердевший орган Сен-Фона.
Улучив момент, когда я нагнулась, Нуарсей схватил меня за ягодицы.
– Черт меня побери, Сен-Фон, я всегда говорил вам, что это – прелестное создание. – И он вставил свой инструмент между моих трепетных полушарий.
– Будет, будет вам, господа, сначала выслушайте мой план до конца. Я хочу украсить это событие некоторыми очаровательными деталями. Я встречусь с Бернолем еще раз и скажу ему, что ужасно раскаиваюсь в своей резкости, которую допустила в прошлый раз, скажу, что это было недоразумение, расцелую его, и за полчаса он в меня влюбится, потеряет голову от возбуждения и трахнет меня… Нет, не так – он будет содомировать меня! И в этот критический момент вы, Сен-Фон, неожиданно ворветесь в комнату как раз, когда он будет кончать. Вы будете кричать, что вы – мой любовник, изобразите гнев, приставите кинжал к моей груди и добавите, что я должна или убить Берноля или умереть сама. Я, конечно, убью его. Мы пригласим Клервиль, и она придумает еще что-нибудь пооригинальнее.
Обсуждение предстоящих злодеяний всегда нравилось моим распутникам: слушая меня, они трепетали от вожделения и больше не могли сдерживаться. Двери будуара открылись, вошли несколько служанок, и все присутствующие осыпали мой зад жаркими ласками, причем особенно усердствовали оба злодея, которых воображение приводило в экстаз. Вскоре ураган утих, мне выдали пятьсот тысяч франков в виде награды и обещали еще миллион в тот день, когда мой план осуществится.
Мысль об этом миллионе чрезвычайно меня взволновала, кроме того, отступать было уже поздно. Я поспешно выехала в поместье, взяла перо, бумагу и написала Бернолю. «Добрый господин, – так начала я, – наконец-то в моем сердце проснулись дочерние чувства, я пишу это письмо и плачу: скорее всего, мне помог чистый деревенский воздух, изгнавший жестокость из моей души-, жестокость, коюрой насыщена душная парижская атмосфера; прошу вас навестить меня в моем уютном идиллическом уголке, в моем гнездышке, где царит мудрая Природа; дайте мне возможность излить свои чувства к вам, которые она мне внушает». И он приехал… Ах, как сладка была моя радость, как дрожала я в предвкушении своего коварного злодейства – словами это выразить невозможно. Первым делом я показала ему свое роскошное жилище, и он был приятно поражен, а мои искусные ласки довершили его искушение.
Когда мы поужинали за великолепно сервированным столом, я его спросила:
– Как мне исправить то зло, что я принесла вам из-за своей испорченности? Знаете, господин Берноль, мое положение не из легких. Я постоянно настороже, мне приходится следить за каждым своим шагом. Я близка к всесильному министру, я – его подруга; стоит ему только шевельнуть пальцем, и я погибла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197