пора перестать заниматься поисками причин, слишком неуловимых для наших органов чувств, пора, наконец, осознать, что, повернувшись к Природе спиной, нам никогда не решить проблем, которые она ставит перед нами.
Оставаясь в узких рамках своих теологических гипотез, иными словами, предполагая, что материей движет всемогущий движитель, по какому праву они отрицают власть своего Бога вложить в эту материю способность мыслить и чувствовать? Допустив, что «материя может мыслить, мы могли бы хоть чуточку приблизиться к предмету ее мысли или к тому, как эта мысль на нас воздействует; но признавая за нематериальной субстанцией способность мыслить, невозможно подойти к ее пониманию. Нам могут возразить, что материализм низводит человеческое существо до состояния простой машины, что, следовательно, материализм презирает людей, но разве уважение к ним заключается в том, чтобы утверждать, что человек действует по велению таинственных импульсов души или чего-то другого, что вдыхает в него жизнь, правда, непонятно каким образом?
Превосходство духа над материей или души над телом теологи основывают на нашем невежестве относительно природы этой души, считая, что каждый из нас хорошо знаком с материей и плотью и воображает, что знает, как они выглядят и даже как они функционируют. Однако любой проницательный ум знает, что даже самые простейшие процессы в нашем теле так же трудно понять, как и загадочные движения мысли.
Почему же так много людей несокрушимо верят в духовную субстанцию? Я могу дать только одно объяснение: из-за полной своей неспособности вразумительно определить ее. Пренебрежение наших теологов к плоти происходит только от того факта, что близкое знакомство воспитывает презрение. Когда нам говорят, что душа выше тела, это значит лишь то, что неведомое обыкновенно считается деликатнее и благороднее, чем предмет, о котором есть хоть какое-то, пусть и поверхностное представление.
Они неустанно забивают нам головы бесполезными догмами о загробной жизни; они заявляют, что даже если все это – величайшая выдумка, она все равно благотворна, ибо помогает предостерегать людей и направлять их на путь добродетели. Тогда мне очень интересно знать, делает ли эта догма людей лучше и добродетельнее. И я осмелюсь утверждать, что напротив, она лишь делает их грязными, лицемерными, злыми, подавленными, сварливыми, и ты всегда найдешь больше добродетелей и благонравия среди тех людей, которые не обременены этими идеями, чем у тех, что служат опорой религии. Если бы люди, призванные учить и наставлять других, сами были мудры и добродетельны, тогда мы имели бы идеальное правление, но негодяи, шарлатаны, отъявленные головорезы или подлые трусы, каковыми и являются законодатели, решили, что лучше напичкать мозги нации детскими сказками на ночь, нежели говорить правду, развивать образование среди населения, вдохновлять людей на добро, пользуясь понятными и рациональными мотивами, – одним словом, управлять разумным образом.
Я не сомневаюсь, что у священников есть свои причины придумывать и рассказывать нелепые сказки о бессмертии души: разве могли бы они без этого отобрать хоть одно су у умирающего? Конечно, эти отвратительные догмы о Боге и душе, которые переживут нас с тобой, бесполезны для человечества, но надо признать, что они нужны тем, кто отравляет общественное сознание.
– Однако, – возразила я, – разве догма о бессмертии души не утешает бедных и несчастных? Пусть это иллюзия, но разве она не успокаивает и не радует? Разве не благо, если человек поверит в то, что он переживет и себя и свои скорби и когда-нибудь в небесах вкусит блаженство, которое заказано ему в этом мире?
– Честно говоря, – отвечала Дельбена, – я не думаю, что желание утешить кучку болванов и неудачников может оправдать поголовное отравление мозгов миллионов уважаемых людей; помимо того, разве можно искажать истину ради чьего-то блага или желания? Так будь мужественна и смирись с судьбой, которая предписывает, что ты, вместе со всеми остальными, будешь брошена обратно в тигель Природы и вскоре возродишься снова в какой-то иной форме, ибо ничто не исчезает бесследно во чреве этой матери человечества. Составляющие нас элементы вначале разлагаются, затем соединяются заново уже по-другому, в иных сочетаниях, как тот вечнозеленый лавр, что растет на могиле Вергилия. И теперь я спрошу вас, тупых верующих, разве эта разумнейшая трансмиграция хуже вашей альтернативы рая или ада. Нас всех вдохновляет мысль о рае, но мало кто думает с восторгом об аде, между тем идиоты-христиане твердят, что для спасения требуется милость, которую Бог обещал немногим! Очень утешительная мысль! Кто из вас но предпочел бы исчезнуть без следа, чем вечно гореть в огне? Кто тогда осмелится спорить, что освобождение от этого страха Б тысячу раз гуманнее, чем томительное ожидание милостей от Бога, раздающего их только небольшой кучке своих закадычных приятелей и обрекающего всех прочих на вечные муки! Только фанатизм или безумие могут заставить отвергнуть ясную и надежную перспективу и броситься в объятия другой, где царит неуверенность, доходящая до отчаяния.
– А что же будет со мной? – спросила я, – Я так боюсь, этой темноты, меня страшит это вечное небытие.
– Скажи мне, пожалуйста, кем ты была до рождения? – усмехнулась моя блестящая собеседница. – Кусочком неорганизованной материи без всякой определенной формы или, в крайнем случае, лишенным той формы, которую ты могла бы запомнить. Так вот, ты снова обратишься в те же самые или подобные им кусочки материи, ты станешь сырьем, из которого выйдут новые существа, и это произойдет самым естественным образом. Тебе будет приятно? Нет. Может быть, ты будешь страдать? Тоже нет. Чем является человек, который жертвует всеми своими удовольствиями в обмен на уверенность в том, что никогда не будешь испытывать боли? Чем был бы человек, если бы отказался от такой сделки? Инертной бесчувственной массой. А чем он станет после смерти? Той же самой массой. Тогда что толку дрожать от страха, если закон Природы недвусмысленно обрекает тебя на то самое состояние, которое ты бы с восторгом приняла, если бы имела возможность выбирать? Скажи, Жюльетта, разве ты существовала до начала века? Нет, и факт этот не приводит тебя в отчаяние. Может быть, есть более веская причина сокрушаться о том, что ты перестанешь существовать до скончания века? О, ля, ля! Успокойся, голубка моя: смерть страшит только наше воображение, создавшее проклятую догму о загробной жизни.
Душа, или, если хочешь, активный принцип, который оживляет, формирует нас и движет нами, есть не что иное, как облагороженная до некоторой степени материя, и в результате этого она приобретает свойства, которые приводят нас в изумление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197