» 109, КРИСТОФЕР-СТРИТ НЬЮ-ЙОРК, НЬЮ-ЙОРК 10014
Тюльпен и я работаем. Она делает монтаж; на самом деле Ральф сам себе монтажер, Тюльпен ему только помогает. Кроме того, она выполняет кое-какую работу в фотостудии, но вообще-то Ральф проявляет свои пленки сам. Я ничего не смыслю в проявлении пленок, так же как и в монтаже. Я — звукооператор; я записываю музыку; если нужна синхронизация звука, я делаю синхронизацию; если нужно наложить голос, я накладываю голос; если нужен фоновый звук, я делаю фон; а если нужен чтец, то я зачастую читаю за него. У меня приятный высокий голос.
Фильм почти закончен, когда его приносят ко мне: как правило, с вырезанными забракованными метрами пленки и с кадрами, смонтированными в том порядке, в каком хочет Ральф, по крайней мере, начерно — более или менее в том порядке, в каком Ральф окончательно смонтирует фильм. Ральф нечто вроде человека-оркестра, который использует в качестве технической поддержки меня и Тюльпен. Ральф всегда снимает по своему сценарию и сам выполняет операторскую работу — это его фильм. Но у Тюльпен и у меня большие технические навыки. У нас есть еще парнишка по имени Кент из «фан-клуба Ральфа Пакера», который служит на посылках.
Тюльпен и я не принадлежим к членам «фан-клуба Ральфа Пакера». Парнишка по имени Кент тоже в своем роде человек-оркестр. Я не хочу сказать, что фильмы Ральфа Пакера никому не известны. Первый его фильм «Групповщина» получил главный приз на Национальном студенческом фестивале. В этом фильме звучит мой приятный высокий баритон; Ральф снял этот фильм, когда заканчивал Кинематографическую мастерскую Айовы.
Познакомился я с ним в лингафонном кабинете. В перерыве между включением пленок я заканчивал запись для одного первокурсника, изучающего немецкий, когда в лабораторию шаркающей походкой вошел какой-то волосатый тип. То ли двадцати, то ли сорока лет; то ли студент, то ли преподаватель; то ли троцкист, то ли аммишистский фермер ; то ли человек, то ли животное; настоящий грабитель, вывалившийся из фотомагазина, нагруженный линзами и экспонометрами; медведь, который после жестокой и страшной схватки сожрал фотографа. И это чудовище приблизилось ко мне.
Я тогда еще переводил «Аксельта и Туннель». Мне показалось, будто я лицом к лицу столкнулся с отцом Аксельта, Старым Таком. Когда он подошел ближе, вместе с ним приблизился запах мускуса. А также целая сотня флуоресцентных фотовспышек, линз, полированных пряжек и прочих сверкающих пр-бамбасов.
— Ты Трампер? — спросил он.
«Мудрый человек, — подумал я, — сейчас выведет меня на чистую воду. Заявит, что весь мой перевод сплошная лажа. Очень надеюсь, что Старина Так направляется обратно в могилу».
— Vroog etz? — спросил я его, чтобы просто проверить.
— Отлично, — гаркнул он. Он меня понял! Так и есть — Старый Так! Но он произнес лишь: — Ральф Пакер, — потом непринужденно выдернул из арктической рукавицы свою белую лапу и ткнул ее мне из обшлага эскимосской парки.
— Это ты говоришь по-немецки? И умеешь записывать?
— Ну да, — как можно небрежнее ответил я.
— Тебе приходилось озвучивать? — спросил он. — Я снимаю фильм.
«Извращенец, — подумал я, — хочет, чтобы я участвовал в его извращенческих фильмах».
— Мне нужен голос на немецком, — заявил он. — Что-то вроде остроумного немца, временами встревающего в повествование английского чтеца.
Знаю я этих студентов-киношников. Однажды проходя мимо «Бенни», я увидел в окне ужасную схватку — девушка в разорванном лифчике, прикрывающая сиськи руками, — и бросился внутрь на помощь даме, но лишь опрокинул оператора с его тележки, запутался в витках провода и сбил с ног какого-то типа с охапкой микрофонов. После чего девица устало заявила: «Эй, парень, остынь! Это, черт побери, всего лишь кино». На прощание она наградила меня красноречивым взглядом: «Из-за таких вот придурков, как ты, я сегодня надеваю уже четвертый лифчик».
— …ну так вот, если ты хочешь поупражняться с магнитофоном и записью… — продолжал бубнить Ральф Пакер, — заглушать голоса, делать паузы… В общем, понимаешь, делать звуковой монтаж. Есть пара вещиц, которые мне хотелось бы воплотить, а потом можешь упражняться с этим… ты понимаешь, о чем я? Делай что захочешь. Может, ты предложишь мне парочку каких-то своих идей…
На меня словно вылили ведро холодной воды: ты торгуешь значками во время футбольного матча и вдруг кто-то предполагает, что у тебя могут быть идеи!
— Эй! — окликнул меня Ральф Пакер. — Ты ведь говоришь и по-английски, а?
— Сколько ты платишь? — спросил я, и тут он двинул своей арктической рукавицей по всем моим магнитофонам, отчего одна бобина шлепнулась на пол, словно оглушенная рыбина.
— Платить тебе! — заорал он. От сотрясания могучих плеч линзы вокруг шеи Ральфа Пакера дружно звякнули. Мне тут же на ум пришла сцена с разъяренным Таком.
Несмотря на свою дряхлость и слабость,
Со стрелой, глубоко увязшей в груди,
Что была пошире гуркского бочонка вина,
Старый Так шагнул навстречу убийце-лучнику
И задушил его собственной тетивой.
И потом, огромной дланью, мозолистой от
Работы с вожжами целой сотни лошадей,
Он с силой направил стрелу себе в грудь
И выдернул из спины, громогласно стеная.
Все еще сжимая черенок стрелы с запекшейся кровью,
Повернулся Так к вероломному гурку — пронзенный насквозь.
Поверьте! Великий Так вознес благодарность Гволфу
И, благословив пиршество, упал перед ним, истекая кровью.
Точно так и поступил Ральф Пакер: метал громы и молнии над головами слушателей лингафонного кабинета, пугал собравшихся первокурсников, которые жались к двери, пока он произносил тираду.
— Мать твою! Я должен тебе платить! За опыт? И за шанс? Послушай, Трампер, — тут следует хихиканье со стороны моих неверных студентов, — это ты должен заплатить мне за то, что я даю тебе шанс! Я только начинаю! Я не плачу даже себе самому) Я продал сотню этих гребаных брелков, чтобы купить лишь одну линзу к широкоугольному объективу, а ты хочешь, чтобы я заплатил тебе за обучение!
— Подожди, Пакер! — крикнул я; он уже топал к двери, студенты рассыпались в стороны, как горох.
— Да имел я тебя, Тамп-Тамп, — прорычал он. Потом с силой развернулся к одному из первокурсников и выругался: — Да пошел он на х…!
Охваченный настоящим ужасом, я на какое-то мгновение испугался, как бы они не набросились на меня все разом, импульсивно подчинившись его команде. Но затем я побежал за ним вдогонку. Я поймал его, когда он освежался, с жадностью глотая воду из фонтанчика в холле.
— Я не знал, что ты продавал футбольные брелки, — выдохнул я.
Позже, когда Пакер бывал доволен моими саунд-треками, он говорил, что когда-нибудь сможет заплатить мне.
— Когда я смогу заработать хоть немного, Тамп-Тамп, тогда и о твоем гонораре поговорим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Тюльпен и я работаем. Она делает монтаж; на самом деле Ральф сам себе монтажер, Тюльпен ему только помогает. Кроме того, она выполняет кое-какую работу в фотостудии, но вообще-то Ральф проявляет свои пленки сам. Я ничего не смыслю в проявлении пленок, так же как и в монтаже. Я — звукооператор; я записываю музыку; если нужна синхронизация звука, я делаю синхронизацию; если нужно наложить голос, я накладываю голос; если нужен фоновый звук, я делаю фон; а если нужен чтец, то я зачастую читаю за него. У меня приятный высокий голос.
Фильм почти закончен, когда его приносят ко мне: как правило, с вырезанными забракованными метрами пленки и с кадрами, смонтированными в том порядке, в каком хочет Ральф, по крайней мере, начерно — более или менее в том порядке, в каком Ральф окончательно смонтирует фильм. Ральф нечто вроде человека-оркестра, который использует в качестве технической поддержки меня и Тюльпен. Ральф всегда снимает по своему сценарию и сам выполняет операторскую работу — это его фильм. Но у Тюльпен и у меня большие технические навыки. У нас есть еще парнишка по имени Кент из «фан-клуба Ральфа Пакера», который служит на посылках.
Тюльпен и я не принадлежим к членам «фан-клуба Ральфа Пакера». Парнишка по имени Кент тоже в своем роде человек-оркестр. Я не хочу сказать, что фильмы Ральфа Пакера никому не известны. Первый его фильм «Групповщина» получил главный приз на Национальном студенческом фестивале. В этом фильме звучит мой приятный высокий баритон; Ральф снял этот фильм, когда заканчивал Кинематографическую мастерскую Айовы.
Познакомился я с ним в лингафонном кабинете. В перерыве между включением пленок я заканчивал запись для одного первокурсника, изучающего немецкий, когда в лабораторию шаркающей походкой вошел какой-то волосатый тип. То ли двадцати, то ли сорока лет; то ли студент, то ли преподаватель; то ли троцкист, то ли аммишистский фермер ; то ли человек, то ли животное; настоящий грабитель, вывалившийся из фотомагазина, нагруженный линзами и экспонометрами; медведь, который после жестокой и страшной схватки сожрал фотографа. И это чудовище приблизилось ко мне.
Я тогда еще переводил «Аксельта и Туннель». Мне показалось, будто я лицом к лицу столкнулся с отцом Аксельта, Старым Таком. Когда он подошел ближе, вместе с ним приблизился запах мускуса. А также целая сотня флуоресцентных фотовспышек, линз, полированных пряжек и прочих сверкающих пр-бамбасов.
— Ты Трампер? — спросил он.
«Мудрый человек, — подумал я, — сейчас выведет меня на чистую воду. Заявит, что весь мой перевод сплошная лажа. Очень надеюсь, что Старина Так направляется обратно в могилу».
— Vroog etz? — спросил я его, чтобы просто проверить.
— Отлично, — гаркнул он. Он меня понял! Так и есть — Старый Так! Но он произнес лишь: — Ральф Пакер, — потом непринужденно выдернул из арктической рукавицы свою белую лапу и ткнул ее мне из обшлага эскимосской парки.
— Это ты говоришь по-немецки? И умеешь записывать?
— Ну да, — как можно небрежнее ответил я.
— Тебе приходилось озвучивать? — спросил он. — Я снимаю фильм.
«Извращенец, — подумал я, — хочет, чтобы я участвовал в его извращенческих фильмах».
— Мне нужен голос на немецком, — заявил он. — Что-то вроде остроумного немца, временами встревающего в повествование английского чтеца.
Знаю я этих студентов-киношников. Однажды проходя мимо «Бенни», я увидел в окне ужасную схватку — девушка в разорванном лифчике, прикрывающая сиськи руками, — и бросился внутрь на помощь даме, но лишь опрокинул оператора с его тележки, запутался в витках провода и сбил с ног какого-то типа с охапкой микрофонов. После чего девица устало заявила: «Эй, парень, остынь! Это, черт побери, всего лишь кино». На прощание она наградила меня красноречивым взглядом: «Из-за таких вот придурков, как ты, я сегодня надеваю уже четвертый лифчик».
— …ну так вот, если ты хочешь поупражняться с магнитофоном и записью… — продолжал бубнить Ральф Пакер, — заглушать голоса, делать паузы… В общем, понимаешь, делать звуковой монтаж. Есть пара вещиц, которые мне хотелось бы воплотить, а потом можешь упражняться с этим… ты понимаешь, о чем я? Делай что захочешь. Может, ты предложишь мне парочку каких-то своих идей…
На меня словно вылили ведро холодной воды: ты торгуешь значками во время футбольного матча и вдруг кто-то предполагает, что у тебя могут быть идеи!
— Эй! — окликнул меня Ральф Пакер. — Ты ведь говоришь и по-английски, а?
— Сколько ты платишь? — спросил я, и тут он двинул своей арктической рукавицей по всем моим магнитофонам, отчего одна бобина шлепнулась на пол, словно оглушенная рыбина.
— Платить тебе! — заорал он. От сотрясания могучих плеч линзы вокруг шеи Ральфа Пакера дружно звякнули. Мне тут же на ум пришла сцена с разъяренным Таком.
Несмотря на свою дряхлость и слабость,
Со стрелой, глубоко увязшей в груди,
Что была пошире гуркского бочонка вина,
Старый Так шагнул навстречу убийце-лучнику
И задушил его собственной тетивой.
И потом, огромной дланью, мозолистой от
Работы с вожжами целой сотни лошадей,
Он с силой направил стрелу себе в грудь
И выдернул из спины, громогласно стеная.
Все еще сжимая черенок стрелы с запекшейся кровью,
Повернулся Так к вероломному гурку — пронзенный насквозь.
Поверьте! Великий Так вознес благодарность Гволфу
И, благословив пиршество, упал перед ним, истекая кровью.
Точно так и поступил Ральф Пакер: метал громы и молнии над головами слушателей лингафонного кабинета, пугал собравшихся первокурсников, которые жались к двери, пока он произносил тираду.
— Мать твою! Я должен тебе платить! За опыт? И за шанс? Послушай, Трампер, — тут следует хихиканье со стороны моих неверных студентов, — это ты должен заплатить мне за то, что я даю тебе шанс! Я только начинаю! Я не плачу даже себе самому) Я продал сотню этих гребаных брелков, чтобы купить лишь одну линзу к широкоугольному объективу, а ты хочешь, чтобы я заплатил тебе за обучение!
— Подожди, Пакер! — крикнул я; он уже топал к двери, студенты рассыпались в стороны, как горох.
— Да имел я тебя, Тамп-Тамп, — прорычал он. Потом с силой развернулся к одному из первокурсников и выругался: — Да пошел он на х…!
Охваченный настоящим ужасом, я на какое-то мгновение испугался, как бы они не набросились на меня все разом, импульсивно подчинившись его команде. Но затем я побежал за ним вдогонку. Я поймал его, когда он освежался, с жадностью глотая воду из фонтанчика в холле.
— Я не знал, что ты продавал футбольные брелки, — выдохнул я.
Позже, когда Пакер бывал доволен моими саунд-треками, он говорил, что когда-нибудь сможет заплатить мне.
— Когда я смогу заработать хоть немного, Тамп-Тамп, тогда и о твоем гонораре поговорим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110