— окликнул его кто-то. Это был мужчина в униформе привратника, сидевший на переднем сиденье. — Эй, куда в Мэн? — спросил он.
Трампер выглянул из окна: они двигались по пустынному участку шоссе у залива Портсмут, пересекавшего мост в Мэн.
— В Джорджтаун, — ответил он шоферу. — Это остров. Вам лучше остановиться и глянуть на карту.
«Остров! — раздраженно подумал Данте Каличчио. — Господи помилуй, как я, по-твоему, проеду на остров, ты, чокнутый ублюдок!»
Но, достав карту, Данте убедился, что с материка в Бате через узкий залив реки Кеннебек идет мост на остров Джорджтаун. Немного погодя, когда они пересекли мост, Богус приспустил заднее стекло и спросил Данте, чувствует ли он запах моря.
Вдыхаемый Данте воздух был слишком свеж, чтобы называться морским. Знакомый Данте морской запах был запахом доков Нью-Йорка и Нью-арка. Здешние соленые топи источали резкий запах чистоты, поэтому он тоже приоткрыл свое окно. Но ему расхотелось ехать дальше. Вихлявшая через остров дорога без разделяющей полосы имела рыхлые песчаные обочины. Нигде не было видно домов, только темные сосны да участки обильно просоленной травы.
К тому же ночь была наполнена звуками. Не автомобильными сигналами или визгом тормозов, не чьими-то голосами или сиренами, а кваканьем лягушек и стрекотанием сверчков, криком морских птиц и гудками с моря, которые подавали в тумане корабли.
Пустынная дорога и странные звуки до смерти пугали Данте Каличчио, который не спускал глаз с Богуса в зеркальце заднего обзора, размышляя о том, что, если этот недоумок что-нибудь замышляет, он переломит ему хребет еще до того, как его дружки успеют навалиться на него…
Трампер прикидывал, как долго он останется у Коута и позвонит ли он Бигги или просто приедет к ней, выбрав подходящий момент.
Когда дорога сменилась грязной колеей, Данте резко нажал на тормоз, запер обе передние дверцы, затем и обе задние, ни разу не взглянув на Богуса.
— Какого черта вы делаете? — возмутился Трампер, но Данте не шевельнулся на переднем сиденье, одним глазом следя за Трампером в зеркальце обозрения, вторым кося в карту.
— Должно быть, мы сбились с пути, а? — спросил Данте.
— Нет, — возразил Трампер. — Нам осталось проехать еще миль пять.
— Где тогда дорога?
— Мы на ней, — сказал ему Трампер. — Поезжайте вперед.
Данте сверился с картой, обнаружил, что это и вправду дорога, и, дрожа от страха, поехал дальше; по мере того как он осторожно продвигался в глубь острова, ему стало казаться, будто суша сжимается вокруг него. Впереди он заметил несколько неосвещенных домов, одиноких, словно это были ставшие на якоре корабли, а по обе стороны открылся бескрайний горизонт; море находилось совсем рядом, воздух стал прохладнее, и он ощутил привкус соли. Затем знак сообщил ему, что он находится на частной дороге.
— Поезжайте, — велел ему Трамлер.
Данте пожалел, что рядом с ним на сиденье нет цепи, однако двинулся дальше.
Через несколько ярдов, у таблички «Пиллсбери», дорога так близко подступила к воде, что Данте испугался, как бы их не накрыло прибоем. Затем он увидел потрясающей красоты старинный особняк, окруженный подсобными постройками красного цвета — высокий дом с остроконечной крышей и примыкающим к нему гаражом, лодочным домиком и аккуратной морской бухтой.
Пиллсбери! Данте подумал, что, вероятно, один из них сидит у него на заднем сиденье. Единственное, о чем говорило ему имя Пиллсбери, — это история, связанная с соперничеством за Бетти Крокер. Он украдкой глянул в зеркальце, поражаясь, неужели он везет чокнутого молодого наследника огромного состояния.
— Какой сейчас месяц? — спросил Богус у водителя. Он хотел знать, был ли Коут в доме один, или семейство Пиллсбери уже заявилось на лето. Они никогда не приезжали раньше Четвертого июля.
— Первое июня, сэр, — откликнулся водитель. Он остановил машину там, где заканчивалась подъездная дорожка, и теперь сидел, прислушиваясь к пронзительной тишине ночи — воображая свистящих рыб, огромных хищных птиц, ревущих в сосновых чащах медведей и рой тропических насекомых.
Когда Трампер торопливо зашагал по выложенной плиткой дорожке, он не отрывал глаз от единственного освещенного окна в доме — хозяйской спальни на втором этаже. Не дожидаясь приглашения, Данте поспешил за ним. Он вырос в тесном лабиринте города и чувствовал себя совершенно свободно, выходя из дому глубокой ночью, когда никто другой не отважился бы высунуть нос на улицу — разве что целой шайкой, — но тишина этого острова выбивала его из колеи, к тому же его вовсе не радовала перспектива встретиться один на один с каким-нибудь диким животным, затаившимся в кустах или среди сосновых деревьев.
— Как вас зовут? — спросил Трампер.
— Данте.
— Данте? — удивился Трампер.
Короткая вспышка света промелькнула в коридоре первого этажа; потом луч стал длиннее — это зажегся фонарь.
— Коут! — закричал Трампер. — Эй, привет! Если их только двое, подумал Данте, я с ними управлюсь. Для большей уверенности он пощупал стодолларовую бумажку в своем паху.
Я узнал Коута через входную дверь, когда он подошел впустить нас, по болтавшемуся хламидой банному халату, сшитому из лоскутного одеяла, и по тому, как он глянул на нас в смотровую щель. Должно быть, он испытал шок, увидев косматого, похожего на гориллу шофера в лакейской униформе, который хлопал по комарам, словно по плотоядным птицам, но еще больший шок он испытал, увидев меня.
Как только ты впустил нас, Коут, я сразу же догадался, что ты был с женщиной до того, как мы оторвали тебя. От твоего халата исходил запах ее халата; да и по тому, как ты попятился от холодного ночного воздуха, я мог бы сказать, что ты вышел из теплого гнездышка.
Но разве этого стыдятся перед друзьями, Коут? Я обнял тебя, приподнял вверх — привет, костлявый педик! От тебя, определенно, хорошо пахло, Коут!
Трампер, пританцовывая от радости, потащил Коута на кухню, где они налетели на совершенно новенький виниловый детский плотик, стоявший прислоненным к раковине. Богус не помнил, чтобы у Пиллсбери были маленькие дети. Он усадил Коута на стол для разделки мяса, поцеловал в лоб и с глупым видом вытаращился на него, любовно приговаривая:
— Коут, я не могу выразить, как я рад тебя видеть!.. Ты здесь, и ты снова спасаешь меня… Ты моя единственная, неизменная звезда, Коут! Посмотри — моя борода почти такой же длины, как у тебя, Коут… Ну как ты? Я поступил ужасно, ты, наверное, знаешь…
Но Коут только смотрел на него, затем перевел взгляд на Данте Каличчио, квадратного монстра в униформе, который старался сохранять вежливый вид в углу кухни, комкая в огромных ручищах шоферскую кепку с большим козырьком. Пока Трампер метался по кухне, открывая дверцу холодильника, заглядывая в столовую, суя нос в нишу с устроенной там прачечной, где, к своему огромному восторгу, он обнаружил деревянную сушилку для белья, на которой висело несколько дамских шелковых лифчиков и трусиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Трампер выглянул из окна: они двигались по пустынному участку шоссе у залива Портсмут, пересекавшего мост в Мэн.
— В Джорджтаун, — ответил он шоферу. — Это остров. Вам лучше остановиться и глянуть на карту.
«Остров! — раздраженно подумал Данте Каличчио. — Господи помилуй, как я, по-твоему, проеду на остров, ты, чокнутый ублюдок!»
Но, достав карту, Данте убедился, что с материка в Бате через узкий залив реки Кеннебек идет мост на остров Джорджтаун. Немного погодя, когда они пересекли мост, Богус приспустил заднее стекло и спросил Данте, чувствует ли он запах моря.
Вдыхаемый Данте воздух был слишком свеж, чтобы называться морским. Знакомый Данте морской запах был запахом доков Нью-Йорка и Нью-арка. Здешние соленые топи источали резкий запах чистоты, поэтому он тоже приоткрыл свое окно. Но ему расхотелось ехать дальше. Вихлявшая через остров дорога без разделяющей полосы имела рыхлые песчаные обочины. Нигде не было видно домов, только темные сосны да участки обильно просоленной травы.
К тому же ночь была наполнена звуками. Не автомобильными сигналами или визгом тормозов, не чьими-то голосами или сиренами, а кваканьем лягушек и стрекотанием сверчков, криком морских птиц и гудками с моря, которые подавали в тумане корабли.
Пустынная дорога и странные звуки до смерти пугали Данте Каличчио, который не спускал глаз с Богуса в зеркальце заднего обзора, размышляя о том, что, если этот недоумок что-нибудь замышляет, он переломит ему хребет еще до того, как его дружки успеют навалиться на него…
Трампер прикидывал, как долго он останется у Коута и позвонит ли он Бигги или просто приедет к ней, выбрав подходящий момент.
Когда дорога сменилась грязной колеей, Данте резко нажал на тормоз, запер обе передние дверцы, затем и обе задние, ни разу не взглянув на Богуса.
— Какого черта вы делаете? — возмутился Трампер, но Данте не шевельнулся на переднем сиденье, одним глазом следя за Трампером в зеркальце обозрения, вторым кося в карту.
— Должно быть, мы сбились с пути, а? — спросил Данте.
— Нет, — возразил Трампер. — Нам осталось проехать еще миль пять.
— Где тогда дорога?
— Мы на ней, — сказал ему Трампер. — Поезжайте вперед.
Данте сверился с картой, обнаружил, что это и вправду дорога, и, дрожа от страха, поехал дальше; по мере того как он осторожно продвигался в глубь острова, ему стало казаться, будто суша сжимается вокруг него. Впереди он заметил несколько неосвещенных домов, одиноких, словно это были ставшие на якоре корабли, а по обе стороны открылся бескрайний горизонт; море находилось совсем рядом, воздух стал прохладнее, и он ощутил привкус соли. Затем знак сообщил ему, что он находится на частной дороге.
— Поезжайте, — велел ему Трамлер.
Данте пожалел, что рядом с ним на сиденье нет цепи, однако двинулся дальше.
Через несколько ярдов, у таблички «Пиллсбери», дорога так близко подступила к воде, что Данте испугался, как бы их не накрыло прибоем. Затем он увидел потрясающей красоты старинный особняк, окруженный подсобными постройками красного цвета — высокий дом с остроконечной крышей и примыкающим к нему гаражом, лодочным домиком и аккуратной морской бухтой.
Пиллсбери! Данте подумал, что, вероятно, один из них сидит у него на заднем сиденье. Единственное, о чем говорило ему имя Пиллсбери, — это история, связанная с соперничеством за Бетти Крокер. Он украдкой глянул в зеркальце, поражаясь, неужели он везет чокнутого молодого наследника огромного состояния.
— Какой сейчас месяц? — спросил Богус у водителя. Он хотел знать, был ли Коут в доме один, или семейство Пиллсбери уже заявилось на лето. Они никогда не приезжали раньше Четвертого июля.
— Первое июня, сэр, — откликнулся водитель. Он остановил машину там, где заканчивалась подъездная дорожка, и теперь сидел, прислушиваясь к пронзительной тишине ночи — воображая свистящих рыб, огромных хищных птиц, ревущих в сосновых чащах медведей и рой тропических насекомых.
Когда Трампер торопливо зашагал по выложенной плиткой дорожке, он не отрывал глаз от единственного освещенного окна в доме — хозяйской спальни на втором этаже. Не дожидаясь приглашения, Данте поспешил за ним. Он вырос в тесном лабиринте города и чувствовал себя совершенно свободно, выходя из дому глубокой ночью, когда никто другой не отважился бы высунуть нос на улицу — разве что целой шайкой, — но тишина этого острова выбивала его из колеи, к тому же его вовсе не радовала перспектива встретиться один на один с каким-нибудь диким животным, затаившимся в кустах или среди сосновых деревьев.
— Как вас зовут? — спросил Трампер.
— Данте.
— Данте? — удивился Трампер.
Короткая вспышка света промелькнула в коридоре первого этажа; потом луч стал длиннее — это зажегся фонарь.
— Коут! — закричал Трампер. — Эй, привет! Если их только двое, подумал Данте, я с ними управлюсь. Для большей уверенности он пощупал стодолларовую бумажку в своем паху.
Я узнал Коута через входную дверь, когда он подошел впустить нас, по болтавшемуся хламидой банному халату, сшитому из лоскутного одеяла, и по тому, как он глянул на нас в смотровую щель. Должно быть, он испытал шок, увидев косматого, похожего на гориллу шофера в лакейской униформе, который хлопал по комарам, словно по плотоядным птицам, но еще больший шок он испытал, увидев меня.
Как только ты впустил нас, Коут, я сразу же догадался, что ты был с женщиной до того, как мы оторвали тебя. От твоего халата исходил запах ее халата; да и по тому, как ты попятился от холодного ночного воздуха, я мог бы сказать, что ты вышел из теплого гнездышка.
Но разве этого стыдятся перед друзьями, Коут? Я обнял тебя, приподнял вверх — привет, костлявый педик! От тебя, определенно, хорошо пахло, Коут!
Трампер, пританцовывая от радости, потащил Коута на кухню, где они налетели на совершенно новенький виниловый детский плотик, стоявший прислоненным к раковине. Богус не помнил, чтобы у Пиллсбери были маленькие дети. Он усадил Коута на стол для разделки мяса, поцеловал в лоб и с глупым видом вытаращился на него, любовно приговаривая:
— Коут, я не могу выразить, как я рад тебя видеть!.. Ты здесь, и ты снова спасаешь меня… Ты моя единственная, неизменная звезда, Коут! Посмотри — моя борода почти такой же длины, как у тебя, Коут… Ну как ты? Я поступил ужасно, ты, наверное, знаешь…
Но Коут только смотрел на него, затем перевел взгляд на Данте Каличчио, квадратного монстра в униформе, который старался сохранять вежливый вид в углу кухни, комкая в огромных ручищах шоферскую кепку с большим козырьком. Пока Трампер метался по кухне, открывая дверцу холодильника, заглядывая в столовую, суя нос в нишу с устроенной там прачечной, где, к своему огромному восторгу, он обнаружил деревянную сушилку для белья, на которой висело несколько дамских шелковых лифчиков и трусиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110