»
Затем к дверям ванной подошла мать и позвала отца к телефону.
— Это Катрин Беннетт, — добавила она.
— Спрашивает Фреда?
— Нет, тебя, — сказала она добродетельному доктору, спускаясь за ним в холл и с тревогой оглядываясь на Фреда, который выглядел теперь таким же белым, как и полотна Элсбет Малкас.
— Эдмунд, — щебетала она вслед мужу, — будь поласковей с Кутбертом. Он только что потерял отца и, полагаю, нуждается в твоем совете.
Фред, скорчив гримасу, спустился за ними в холл, наблюдая, как его отец берет трубку. Опершись о стену, он принялся ждать.
— Здравствуй, Кутберт, — ласковым тоном произнес отец, размазывая розово-кровавую пену вокруг рта. — Да. Конечно, что? — Затем выражение его лица резко изменилось. Он бросил на Фреда уничтожающий взгляд. Стоя поодаль, Фред уловил в трубке истерический голос Коута; отец не мигая уставился на него через холл, шокированный услышанным. — Нет, нет, не здесь. Я осмотрю тебя у себя в кабинете, — с трудом подавляя раздражение, проговорил отец, и Фреду ничего не оставалось, как глупо ухмыльнуться. — Через час, — едва сдерживая гнев, прошипел отец. — Хорошо, через полчаса! — сказал он громче. Фред нахально выгнулся у стены, затем выпрямился и непроизвольно захихикал, когда отец крикнул в трубку: — Ну, тогда не мочись! — Повесив трубку, он бросил гневный взгляд на Фреда, который теперь корчился от смеха.
— Почему это Кутберт не может мочиться? — спросила мать, и отец развернул к ней свое покрытое кроваво-розовой пеной лицо.
— Триппер! — заорал он на нее. Его крик до смерти напугал бедную женщину; она в ужасе всплеснула руками.
* * *
«918, Айова-авеню
Айова-Сити, Айова
3 нояб., 1969
Доктору Эдмунду Трамперу
2, Бич-Лайн
Огромная Кабанья Голова, Нью-Хэмпшир
Дорогой доктор Трампер!
Я понимаю, что, если бы Фред не привез меня беременную из Европы и не женился бы на мне, вы продолжали бы оказывать ему финансовую поддержку до окончания его обучения в университете. Вы никогда не говорили это прямо, однако если бы я не была беременной, то вы, наверное, поддерживали бы его и дальше. Честно говоря, мне это кажется оскорбительным и несправедливым. Если бы Фреду не нужно было содержать жену и ребенка, то тогда он не нуждался бы в ваших деньгах. Он вполне мог бы оплачивать свое обучение, подрабатывая и получая стипендию. И не будь я беременна, у меня была бы возможность работать, я могла бы помочь ему закончить образование. Другими словами, та ситуация, в которой мы сейчас находимся, требует вашей помощи в более значительной степени, чем те две другие, при которых, по вашему заявлению, вы могли бы оказывать нам помощь. Чего именно вы не одобряете? Того, что я забеременела? Что Фред не дождался надлежащего времени, как это сделали вы? Или вы настроены против меня лично? Ваше поведение похоже на своего рода моральное наказание, которому вы подвергаете Фреда, но не кажется ли вам, что нельзя обращаться подобным образом с человеком, достигшим двадцатипятилетнего возраста? Я имею в виду, что деньги на обучение Фреда вы отложили заранее, я могу понять ваше нежелание помогать его жене и ребенку, но не кажется ли вам, что ваш отказ платить за его обучение выглядит не чем иным, как детским капризом? Ваша
Бигги».
* * *
«918, Айова-авеню
Айова-Сити, Айова
3 нояб., 1969
Доктору Эдмунду Трамперу
2, Бич-Лайн
Огромная Кабанья Голова, Нью-Хэмпшир
Дорогой доктор Трампер!
Письмо Фреда к вам, полагаю, вы восприняли, как вы это называете, как намек. Но я не собираюсь ходить вокруг да около. Мои родители дали нам все, что могли, чтобы Фред мог получить свою проклятую степень, и я считаю, что вам следует выделить нам, по крайней мере, ту сумму, которую вы планировали потратить на его образование до того, как появилась я с моею беременностью и расстроила ваши планы в отношении Фреда. Я также полагаю, что ваша жена согласна со мной, но вы игнорируете ее.
Бигги».
* * *
«918, Айова-авеню
Айова-Сити, Айова
3 нояб., 1969
Доктору Эдмунду Трамперу
2, Бич-Лайн
Огромная Кабанья Голова, Нью-Хэмпшир
Дорогой доктор Трампер!
Вы просто долбаный хрен. Простите за подобное выражение, но именно это вы собой и представляете. Долбаный хрен, потому что вы заставляете страдать вашего сына и внушаете ему ощущение безысходности из-за того, что он обзавелся женой и ребенком. И лишь потому, что он прежде не стал доктором. Но даже при таких обстоятельствах ваш Фред делает для меня и Кольма все, что в его силах. Просто это последний год учебы, и необходимость закончить диссертацию и найти работу повергает его в депрессивное состояние. А вы не хотите помочь ему даже самую малость — это при всем том, что вы имеете! У моих родителей нет и части вашего состояния, но они сделали свой посильный вклад. Известно ли вам, например, что ваш Фред вынужден торговать значками и брелка-ми во время футбольных матчей и занимать значительные суммы у своего друга Коута, который, очевидно, беспокоится о нас куда больше, чем вы? Вы, долбаный хрен, можете в задницу засунуть свои принципы. Вы — самый мерзкий гребаный папаша, вот и все, что я могу вам сказать.
Ваша сноха
(Хотите вы этого или нет!)
Бигги».
В тот хмурый ноябрьский полдень я сидел у окна и наблюдал, как Фитч, неустанный служитель грабель, стоял в воинственной позе посреди своей безукоризненно чистой, умирающей лужайки. Фитч был на страже, держа грабли на изготовку: он пристально вглядывался в кучи листьев на соседних лужайках, подкарауливая хотя бы одного заблудшего. Листья затаились над ним в водосточных желобах его дома, ожидая, когда он отвернется, чтобы спикировать вниз. А я сидел и с беспокойством думал о безобидном старом чудаке. Уступишь ли ты хотя бы пядь, Фитч?
На моих коленях лежали копии трех писем, написанных Бигги. Сама она стояла рядом, склонившись ко мне.
— Какое из них лучшее? — спросила она. — Я не могу выбрать.
— О боже, Бигги…
— По-моему, самое время сказать ему все, как есть, — заявила она. — Но я не заметила, чтобы ты как-то выразил свое отношение…
— Бигги… О господи! — выдавил я. — Долбаный хрен, Бигги? О господи…
— Да, он самый настоящий долбаный хрен, Богус. И ты это прекрасно знаешь.
— Ты права, — согласился я. — Но какой смысл говорить ему об этом?
— А какой смысл не говорить ему об этом, Богус?
— «…Вы, долбаный хрен, можете в задницу засунуть свои принципы», — в ужасе прочитал я. — Ты повторяешься, Бигги…
— Может, тебе больше понравилось другое? — спросила она. — Какое лучше — то, что убедительнее, или то, что короче?
— Господи, Бигги, которое из них ты послала?
— Я же говорила тебе, Богус, — сказала она. — Я никак не могла решить…
— О, слава богу! — простонал я.
— Поэтому я послала все три, — заявила Бигги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Затем к дверям ванной подошла мать и позвала отца к телефону.
— Это Катрин Беннетт, — добавила она.
— Спрашивает Фреда?
— Нет, тебя, — сказала она добродетельному доктору, спускаясь за ним в холл и с тревогой оглядываясь на Фреда, который выглядел теперь таким же белым, как и полотна Элсбет Малкас.
— Эдмунд, — щебетала она вслед мужу, — будь поласковей с Кутбертом. Он только что потерял отца и, полагаю, нуждается в твоем совете.
Фред, скорчив гримасу, спустился за ними в холл, наблюдая, как его отец берет трубку. Опершись о стену, он принялся ждать.
— Здравствуй, Кутберт, — ласковым тоном произнес отец, размазывая розово-кровавую пену вокруг рта. — Да. Конечно, что? — Затем выражение его лица резко изменилось. Он бросил на Фреда уничтожающий взгляд. Стоя поодаль, Фред уловил в трубке истерический голос Коута; отец не мигая уставился на него через холл, шокированный услышанным. — Нет, нет, не здесь. Я осмотрю тебя у себя в кабинете, — с трудом подавляя раздражение, проговорил отец, и Фреду ничего не оставалось, как глупо ухмыльнуться. — Через час, — едва сдерживая гнев, прошипел отец. — Хорошо, через полчаса! — сказал он громче. Фред нахально выгнулся у стены, затем выпрямился и непроизвольно захихикал, когда отец крикнул в трубку: — Ну, тогда не мочись! — Повесив трубку, он бросил гневный взгляд на Фреда, который теперь корчился от смеха.
— Почему это Кутберт не может мочиться? — спросила мать, и отец развернул к ней свое покрытое кроваво-розовой пеной лицо.
— Триппер! — заорал он на нее. Его крик до смерти напугал бедную женщину; она в ужасе всплеснула руками.
* * *
«918, Айова-авеню
Айова-Сити, Айова
3 нояб., 1969
Доктору Эдмунду Трамперу
2, Бич-Лайн
Огромная Кабанья Голова, Нью-Хэмпшир
Дорогой доктор Трампер!
Я понимаю, что, если бы Фред не привез меня беременную из Европы и не женился бы на мне, вы продолжали бы оказывать ему финансовую поддержку до окончания его обучения в университете. Вы никогда не говорили это прямо, однако если бы я не была беременной, то вы, наверное, поддерживали бы его и дальше. Честно говоря, мне это кажется оскорбительным и несправедливым. Если бы Фреду не нужно было содержать жену и ребенка, то тогда он не нуждался бы в ваших деньгах. Он вполне мог бы оплачивать свое обучение, подрабатывая и получая стипендию. И не будь я беременна, у меня была бы возможность работать, я могла бы помочь ему закончить образование. Другими словами, та ситуация, в которой мы сейчас находимся, требует вашей помощи в более значительной степени, чем те две другие, при которых, по вашему заявлению, вы могли бы оказывать нам помощь. Чего именно вы не одобряете? Того, что я забеременела? Что Фред не дождался надлежащего времени, как это сделали вы? Или вы настроены против меня лично? Ваше поведение похоже на своего рода моральное наказание, которому вы подвергаете Фреда, но не кажется ли вам, что нельзя обращаться подобным образом с человеком, достигшим двадцатипятилетнего возраста? Я имею в виду, что деньги на обучение Фреда вы отложили заранее, я могу понять ваше нежелание помогать его жене и ребенку, но не кажется ли вам, что ваш отказ платить за его обучение выглядит не чем иным, как детским капризом? Ваша
Бигги».
* * *
«918, Айова-авеню
Айова-Сити, Айова
3 нояб., 1969
Доктору Эдмунду Трамперу
2, Бич-Лайн
Огромная Кабанья Голова, Нью-Хэмпшир
Дорогой доктор Трампер!
Письмо Фреда к вам, полагаю, вы восприняли, как вы это называете, как намек. Но я не собираюсь ходить вокруг да около. Мои родители дали нам все, что могли, чтобы Фред мог получить свою проклятую степень, и я считаю, что вам следует выделить нам, по крайней мере, ту сумму, которую вы планировали потратить на его образование до того, как появилась я с моею беременностью и расстроила ваши планы в отношении Фреда. Я также полагаю, что ваша жена согласна со мной, но вы игнорируете ее.
Бигги».
* * *
«918, Айова-авеню
Айова-Сити, Айова
3 нояб., 1969
Доктору Эдмунду Трамперу
2, Бич-Лайн
Огромная Кабанья Голова, Нью-Хэмпшир
Дорогой доктор Трампер!
Вы просто долбаный хрен. Простите за подобное выражение, но именно это вы собой и представляете. Долбаный хрен, потому что вы заставляете страдать вашего сына и внушаете ему ощущение безысходности из-за того, что он обзавелся женой и ребенком. И лишь потому, что он прежде не стал доктором. Но даже при таких обстоятельствах ваш Фред делает для меня и Кольма все, что в его силах. Просто это последний год учебы, и необходимость закончить диссертацию и найти работу повергает его в депрессивное состояние. А вы не хотите помочь ему даже самую малость — это при всем том, что вы имеете! У моих родителей нет и части вашего состояния, но они сделали свой посильный вклад. Известно ли вам, например, что ваш Фред вынужден торговать значками и брелка-ми во время футбольных матчей и занимать значительные суммы у своего друга Коута, который, очевидно, беспокоится о нас куда больше, чем вы? Вы, долбаный хрен, можете в задницу засунуть свои принципы. Вы — самый мерзкий гребаный папаша, вот и все, что я могу вам сказать.
Ваша сноха
(Хотите вы этого или нет!)
Бигги».
В тот хмурый ноябрьский полдень я сидел у окна и наблюдал, как Фитч, неустанный служитель грабель, стоял в воинственной позе посреди своей безукоризненно чистой, умирающей лужайки. Фитч был на страже, держа грабли на изготовку: он пристально вглядывался в кучи листьев на соседних лужайках, подкарауливая хотя бы одного заблудшего. Листья затаились над ним в водосточных желобах его дома, ожидая, когда он отвернется, чтобы спикировать вниз. А я сидел и с беспокойством думал о безобидном старом чудаке. Уступишь ли ты хотя бы пядь, Фитч?
На моих коленях лежали копии трех писем, написанных Бигги. Сама она стояла рядом, склонившись ко мне.
— Какое из них лучшее? — спросила она. — Я не могу выбрать.
— О боже, Бигги…
— По-моему, самое время сказать ему все, как есть, — заявила она. — Но я не заметила, чтобы ты как-то выразил свое отношение…
— Бигги… О господи! — выдавил я. — Долбаный хрен, Бигги? О господи…
— Да, он самый настоящий долбаный хрен, Богус. И ты это прекрасно знаешь.
— Ты права, — согласился я. — Но какой смысл говорить ему об этом?
— А какой смысл не говорить ему об этом, Богус?
— «…Вы, долбаный хрен, можете в задницу засунуть свои принципы», — в ужасе прочитал я. — Ты повторяешься, Бигги…
— Может, тебе больше понравилось другое? — спросила она. — Какое лучше — то, что убедительнее, или то, что короче?
— Господи, Бигги, которое из них ты послала?
— Я же говорила тебе, Богус, — сказала она. — Я никак не могла решить…
— О, слава богу! — простонал я.
— Поэтому я послала все три, — заявила Бигги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110