..
Теплоход «Федор Достоевский» уже набрал ход...
На мостике во главе с капитаном стояли еще несколько человек – старший помощник Петр Васильевич Конюхов, рулевой, два штурмана.
Анри Лоран показал капитану проход между маяком и мысом у входа в залив:
– Капитан, я предлагаю вам пройти вот здесь. От мыса до маяка – девять кабельтовых, хотя по обе стороны есть небольшие мели. Однако проход по фарватеру достаточно широкий, глубины для вашей осадки приемлемы и безопасны. Я это место знаю как свои пять пальцев. Совершенно неповторимый ландшафт для пассажиров, которые никогда не бывали в этих краях...
– Вы хотите оставить маяк по правому борту? – уточнил капитан.
– Да, – ответил Лоран и закашлялся.
На волейбольной площадке уже играли другие команды, а взмокший молодой священник Ричард Роуз просто из кожи лез вон, чтобы понравиться молодой француженке, которая когда-то босиком танцевала в ночном баре.
Француженку это забавляло. У нее еще никогда не было романа со священником! Интересно, как его следует называть потом, в постели, – «отец мой» или «ваше преподобие»?
Она рассмеялась своим мыслям и лукаво посмотрела на молодого красивого пастора...
На мостике капитан вежливо спросил Анри Лорана:
– Долго плавали, лоцман?
– Тридцать лет, – не глядя на капитана, ответил Лоран.
– Живете здесь с женой, с детьми?
– Один.
Николай Иванович участливо взглянул на Лорана, и Анри счел необходимым пояснить:
– Жена умерла несколько лет назад. Дочь учится во Франции, в Париже. – Он впервые поднял глаза на капитана и повторил: – А дочь в Париже...
Оглядел всех стоящих на мостике и подумал: «Боже мой!.. Я стою среди покойников... Неужели никто из них не останется в живых?!»
В информационном бюро Лялька сменилась, и теперь на ее месте сидела Таня Закревская. Лялька умчалась выяснять отношения с Аликом Грачевским и оставила свой огромный полиэтиленовый пакет с вязаньем в бюро, сразу за стулом Тани Закревской...
Обложившись словарями, Таня пыталась переводить для Тимура книгу доктора Вольфа.
Со стороны холла о стойку бюро облокотился Костя Беглов – удрученный и совсем не похожий на вечно уверенного в себе, красивого и блистательного старшего пассажирского помощника капитана – Константина Анатольевича Беглова.
– Танюша, – тихо говорил Беглов, – но было ведь такое, чего забыть нельзя! Вспомни, Татка...
– Значит, не было, – мягко отвечала ему Таня. – Если забылось, значит, не было, Костя.
– Но не может же это так все у нас кончиться!.. – искренне взволнованно проговорил Беглов и тут же оглянулся по сторонам.
– Может, Костя, – улыбнулась Таня. – Может, миленький. Оказывается, все может быть в нашей жизни. И я так этому рада! – Таня рассмеялась легко и счастливо. И сказала Беглову: – Ты сегодня прекрасно выглядишь, Костя. Как, впрочем, и всегда. Ты прости меня, пожалуйста... У меня очень трудный текст. Уйма медицинских терминов! Кстати, ты не знаешь, как перевести вот эту фразу? – И Таня протянула Беглову раскрытую книгу доктора Зигфрида Вольфа.
Лоран стоял на мостике рядом с капитаном и напряженно вглядывался в ориентиры Стенли Уоррена и Чарли – вот-вот высокая скала должна была совместиться с оконечностью мыса...
Пора было давать команду... «Господи!.. Что будет с Николь?..»
Анри Лоран проглотил внезапно подступивший к горлу комок и с трудом выговорил:
– Лево – пять!..
Старпом Конюхов вопросительно посмотрел на капитана и промолчал.
Пауза затянулась, и Лоран увидел, что через несколько секунд они проскочат эти проклятые ориентиры, и хрипло повторил команду, чуть громче, чем следовало:
– Лево – пять!
Николай Иванович быстро окинул взглядом скалистые берега залива, странные гребешки вспененной воды на фарватере и спросил:
– Лоцман, вы абсолютно уверены в правильности своих действий?
– Да!.. – Лоран был на грани истерики.
Неумолимо приближались ориентиры... Если они вот сейчас не сработают, судно не изменит курс и войдет в нормальные глубины – в Париже погибнет Николь!..
– Лево – пять! – по-английски скомандовал капитан.
– Есть, лево – пять! – удивленно повторил старпом.
Вахтенный помощник продублировал команду рулевому. И тот, повторив «Лево – пять!..», выполнил доворот судна влево на пять градусов.
Лоран судорожно вздохнул...
Но Николай Иванович Потапов от чего-то насторожился. То ли лоцман показался ему излишне вздрюченным, то ли вопрошающий взгляд старпома его всколыхнул, но он на всякий случай безотчетно приказал на чистом русском языке:
– Старший помощник! Вахтенный штурман! Рулевой! Всем смотреть внимательно!..
Он еще сам не понимал – что «смотреть внимательно», куда «смотреть»... Просто этот приказ был некой неуверенной формой объявления возможной ТРЕВОГИ.
Лоран вспомнил «генеральную репетицию» прохода этого участка на буксире «Торнадо», сопоставил ход судна с оставленными ориентирами и убедился в том, что теперь двадцать тысяч тонн металла и тысяча человеческих жизней с каждым пройденным метром по этому удивительной красоты заливу становятся все беззащитнее и беззащитнее...
У закрытого кормового бассейна в удобных пластмассовых креслах сидели два очень больших растерянных человека. Могучий двухметровый папа Пол Сердюк в легкомысленных штанишках-плавках и уступавшая ему всего два сантиметра в росте, но обогнавшая мужа по весовой категории мама Маргарет Сердюк в черном, пуритански закрытом купальнике.
– Но он же старше меня на три года... – растерянно говорил папа Сердюк маме Сердюк. – И потом, все время пьет и пьет!..
– У тебя есть другой шанс для нашей дочери? – тихо и скорбно спросила мама Сердюк...
В медсанчасти, в терапевтическом отделении, состоящем из отсека в шесть квадратных метров, с новейшим аппаратом для ультразвукового исследования, большим стационарным кардиографом, компьютером и различными шкафчиками со всем необходимым, Эдуард Юрьевич выслушивал фонендоскопом полуголого пожилого толстяка. Он тихонько, по-английски задавал толстяку какие-то вопросы, а тот так же негромко отвечал и с надеждой на продолжение жизни старался заглянуть в глаза Эдуарду Юрьевичу...
– А теперь повернитесь, пожалуйста, ко мне спиной, сэр, – попросил толстяка Эдуард Юрьевич.
За занавеской, закрывающей проход в общее помещение медицинской части, которое не намного превышало квадратуру владений Эдуарда Юрьевича, Ирина Евгеньевна сортировала хирургические инструменты, а Луиза пересчитывала белье, халаты, перевязочный материал...
– И кроссовки Митьке нужно купить, – видимо, продолжая давно начавшийся разговор, сказала Ирина Евгеньевна, адресуясь к мужу, находящемуся за белой занавеской.
Не прекращая выслушивать толстяка, Эдуард Юрьевич подал голос из своего кабинетика:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Теплоход «Федор Достоевский» уже набрал ход...
На мостике во главе с капитаном стояли еще несколько человек – старший помощник Петр Васильевич Конюхов, рулевой, два штурмана.
Анри Лоран показал капитану проход между маяком и мысом у входа в залив:
– Капитан, я предлагаю вам пройти вот здесь. От мыса до маяка – девять кабельтовых, хотя по обе стороны есть небольшие мели. Однако проход по фарватеру достаточно широкий, глубины для вашей осадки приемлемы и безопасны. Я это место знаю как свои пять пальцев. Совершенно неповторимый ландшафт для пассажиров, которые никогда не бывали в этих краях...
– Вы хотите оставить маяк по правому борту? – уточнил капитан.
– Да, – ответил Лоран и закашлялся.
На волейбольной площадке уже играли другие команды, а взмокший молодой священник Ричард Роуз просто из кожи лез вон, чтобы понравиться молодой француженке, которая когда-то босиком танцевала в ночном баре.
Француженку это забавляло. У нее еще никогда не было романа со священником! Интересно, как его следует называть потом, в постели, – «отец мой» или «ваше преподобие»?
Она рассмеялась своим мыслям и лукаво посмотрела на молодого красивого пастора...
На мостике капитан вежливо спросил Анри Лорана:
– Долго плавали, лоцман?
– Тридцать лет, – не глядя на капитана, ответил Лоран.
– Живете здесь с женой, с детьми?
– Один.
Николай Иванович участливо взглянул на Лорана, и Анри счел необходимым пояснить:
– Жена умерла несколько лет назад. Дочь учится во Франции, в Париже. – Он впервые поднял глаза на капитана и повторил: – А дочь в Париже...
Оглядел всех стоящих на мостике и подумал: «Боже мой!.. Я стою среди покойников... Неужели никто из них не останется в живых?!»
В информационном бюро Лялька сменилась, и теперь на ее месте сидела Таня Закревская. Лялька умчалась выяснять отношения с Аликом Грачевским и оставила свой огромный полиэтиленовый пакет с вязаньем в бюро, сразу за стулом Тани Закревской...
Обложившись словарями, Таня пыталась переводить для Тимура книгу доктора Вольфа.
Со стороны холла о стойку бюро облокотился Костя Беглов – удрученный и совсем не похожий на вечно уверенного в себе, красивого и блистательного старшего пассажирского помощника капитана – Константина Анатольевича Беглова.
– Танюша, – тихо говорил Беглов, – но было ведь такое, чего забыть нельзя! Вспомни, Татка...
– Значит, не было, – мягко отвечала ему Таня. – Если забылось, значит, не было, Костя.
– Но не может же это так все у нас кончиться!.. – искренне взволнованно проговорил Беглов и тут же оглянулся по сторонам.
– Может, Костя, – улыбнулась Таня. – Может, миленький. Оказывается, все может быть в нашей жизни. И я так этому рада! – Таня рассмеялась легко и счастливо. И сказала Беглову: – Ты сегодня прекрасно выглядишь, Костя. Как, впрочем, и всегда. Ты прости меня, пожалуйста... У меня очень трудный текст. Уйма медицинских терминов! Кстати, ты не знаешь, как перевести вот эту фразу? – И Таня протянула Беглову раскрытую книгу доктора Зигфрида Вольфа.
Лоран стоял на мостике рядом с капитаном и напряженно вглядывался в ориентиры Стенли Уоррена и Чарли – вот-вот высокая скала должна была совместиться с оконечностью мыса...
Пора было давать команду... «Господи!.. Что будет с Николь?..»
Анри Лоран проглотил внезапно подступивший к горлу комок и с трудом выговорил:
– Лево – пять!..
Старпом Конюхов вопросительно посмотрел на капитана и промолчал.
Пауза затянулась, и Лоран увидел, что через несколько секунд они проскочат эти проклятые ориентиры, и хрипло повторил команду, чуть громче, чем следовало:
– Лево – пять!
Николай Иванович быстро окинул взглядом скалистые берега залива, странные гребешки вспененной воды на фарватере и спросил:
– Лоцман, вы абсолютно уверены в правильности своих действий?
– Да!.. – Лоран был на грани истерики.
Неумолимо приближались ориентиры... Если они вот сейчас не сработают, судно не изменит курс и войдет в нормальные глубины – в Париже погибнет Николь!..
– Лево – пять! – по-английски скомандовал капитан.
– Есть, лево – пять! – удивленно повторил старпом.
Вахтенный помощник продублировал команду рулевому. И тот, повторив «Лево – пять!..», выполнил доворот судна влево на пять градусов.
Лоран судорожно вздохнул...
Но Николай Иванович Потапов от чего-то насторожился. То ли лоцман показался ему излишне вздрюченным, то ли вопрошающий взгляд старпома его всколыхнул, но он на всякий случай безотчетно приказал на чистом русском языке:
– Старший помощник! Вахтенный штурман! Рулевой! Всем смотреть внимательно!..
Он еще сам не понимал – что «смотреть внимательно», куда «смотреть»... Просто этот приказ был некой неуверенной формой объявления возможной ТРЕВОГИ.
Лоран вспомнил «генеральную репетицию» прохода этого участка на буксире «Торнадо», сопоставил ход судна с оставленными ориентирами и убедился в том, что теперь двадцать тысяч тонн металла и тысяча человеческих жизней с каждым пройденным метром по этому удивительной красоты заливу становятся все беззащитнее и беззащитнее...
У закрытого кормового бассейна в удобных пластмассовых креслах сидели два очень больших растерянных человека. Могучий двухметровый папа Пол Сердюк в легкомысленных штанишках-плавках и уступавшая ему всего два сантиметра в росте, но обогнавшая мужа по весовой категории мама Маргарет Сердюк в черном, пуритански закрытом купальнике.
– Но он же старше меня на три года... – растерянно говорил папа Сердюк маме Сердюк. – И потом, все время пьет и пьет!..
– У тебя есть другой шанс для нашей дочери? – тихо и скорбно спросила мама Сердюк...
В медсанчасти, в терапевтическом отделении, состоящем из отсека в шесть квадратных метров, с новейшим аппаратом для ультразвукового исследования, большим стационарным кардиографом, компьютером и различными шкафчиками со всем необходимым, Эдуард Юрьевич выслушивал фонендоскопом полуголого пожилого толстяка. Он тихонько, по-английски задавал толстяку какие-то вопросы, а тот так же негромко отвечал и с надеждой на продолжение жизни старался заглянуть в глаза Эдуарду Юрьевичу...
– А теперь повернитесь, пожалуйста, ко мне спиной, сэр, – попросил толстяка Эдуард Юрьевич.
За занавеской, закрывающей проход в общее помещение медицинской части, которое не намного превышало квадратуру владений Эдуарда Юрьевича, Ирина Евгеньевна сортировала хирургические инструменты, а Луиза пересчитывала белье, халаты, перевязочный материал...
– И кроссовки Митьке нужно купить, – видимо, продолжая давно начавшийся разговор, сказала Ирина Евгеньевна, адресуясь к мужу, находящемуся за белой занавеской.
Не прекращая выслушивать толстяка, Эдуард Юрьевич подал голос из своего кабинетика:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71