..
Все разговоры в операционной шли через Таню или синхронно дублировались ею для доктора Вольфа, когда кто-нибудь обращался друг к другу по-русски.
– Полиглюкин и реополиглюкин ввели? – спросил доктор Вольф.
– Да, – кивнул Ивлев.
– Попробуйте еще викасол внутривенно, – посоветовал Вольф.
Он вместе с Тимуром уже обрабатывал йодом и спиртом будущее операционное поле на теле бессознательно и неподвижно лежащего Джеффри Бриджеса.
– Уже ввели, – сказала Ирина Евгеньевна.
– А хлористый кальций?
– Тоже, – ответила Вольфу Луиза.
– О, вы серьезные ребята! – рассмеялся доктор Вольф. – Он уже вошел в наркоз?
Луиза приподняла веки Бриджеса, проверила его зрачки.
– Все в порядке.
– Тогда командуйте, Тимур, – сказал Вольф Ивлеву. – Я постараюсь быть вам полезен.
Для скорости перевода Таня опускала такие русские слова, как «доктор Вольф говорит», или немецкие – «доктор Ивлев вас спрашивает». Она сразу же переводила речь говорящего на обращение от первого лица, и на мгновение Тимуру это показалось даже забавным. Возникало ощущение, что в операционной сейчас все разговаривают только одним голосом. Голосом Тани Закревской...
– Внимание, Луиза. Поехали, Ирина Евгеньевна. Скальпель... – спокойно проговорил Тимур Ивлев.
Ирина Евгеньевна длинным пинцетом подала Тимуру скальпель.
Таня Закревская полуобморочно покачнулась и вцепилась в спинку белого вертящегося стула...
Лоцманский катер стоял у левого борта, прикрытый громадой «Федора Достоевского» от волн сильной зыби, идущей из открытого океана.
Испанец спускался вниз по специальному лоцманскому трапу к катеру. Провожавший его вахтенный помощник и матрос палубной команды на веревке опускали за ним его портфель и фирменный «посейдоновский» пластиковый пакет с традиционными российскими сувенирами...
На мостике нервничал капитан.
Вопреки предсказаниям лоцмана ситуация с каждой минутой все больше и больше усложнялась. И не из-за лоцманской ошибки, а только лишь из-за внезапно изменившейся метеорологической обстановки. Что в этих широтах для Николая Ивановича Потапова не было неожиданным сюрпризом. Здесь, в этом райском местечке, можно было ждать от погоды чего угодно...
Внимание капитана было напряжено до предела. Ему приходилось держать в поле зрения сразу несколько объектов, разнесенных на достаточно большие расстояния.
Видел Николай Иванович, с какой силой разбиваются волны о портовый мол; одним глазом следил за итальянским «пассажиром» – «Леонардо да Винчи», который готовился войти в порт; прямо перед ним заканчивал разворот супертанкер для выхода из гавани...
И капитан Потапов понимал, что в этих условиях – плюс все сильнее и сильнее разгуливающаяся непогода – ему необходимо было как можно быстрее выводить свое судно из акватории порта!
– Лоцман сошел? – напряженно спросил капитан.
Старший помощник вышел на левое крыло, увидел отваливающий от борта «Достоевского» лоцманский катер и доложил:
– Лоцманский катер отошел. Все чисто.
– Средний вперед! Право на борт! – облегченно вздохнул Потапов.
Судовые машины заработали втрое мощнее, судно завибрировало, вышло на волну, и за его кормой будто взорвался огромный пенящийся бурун воды...
От внезапной вибрации всего корабля, попавшего в резонанс взревевшим двигателям, в операционном отсеке медчасти со стола Ирины Евгеньевны грохнулось что-то стеклянное на пол, зазвенели осколки... Сдвинулись со своих мест разложенные на стерильных салфетках хирургические инструменты.
Доктор Вольф не удержался на месте, покачнулся. Зажим повис у него в руке. Ирина Евгеньевна подхватила его под спину, удержала у операционного стола.
Фартуки хирургов были уже заляпаны кровью, белые перчатки стали бурыми, кровавые марлевые тампоны наполняли таз...
– Эдуард Юрьевич! Звоните на мостик! – в бешенстве закричал Тимур. – Пусть немедленно прекратят эту идиотскую тряску!!! У меня больной на столе!..
В соседнем с операционной помещении, раздавленный ужасом происходящего там – за тонкой переборкой, сидел Эдуард Юрьевич, обхватив руками седую голову.
– Ты нас слышишь, черт бы тебя побрал, Эдик?!! – снова раздался крик из операционной. Но это уже кричала Ирина Евгеньевна...
– Слышу, – тихо произнес Эдуард Юрьевич и, как приговоренный к казни, трясущейся рукой поднял телефонную трубку...
На мостике старший помощник капитана Петр Васильевич Конюхов стоял с телефоном внутренней корабельной связи в руке, а капитан бушевал:
– Что они, ошалели там?! Почему не доложили раньше?
– Внутреннее кровотечение, – сказал старпом. – Больной погибал...
– О, мать их в душу!.. – простонал капитан и резко скомандовал: – Прямо руль! Стоп, машины!
Команда продублировалась всеми находящимися на мостике, лязгнул машинный телеграф.
По инерции судно стало разворачивать.
... На баке насторожилась швартовая команда. Боцман Алик Грачевский выслушал очередной приказ, услышанный им через уоки-токи, и тут же ответил мостику:
– Есть стоять у правого якоря!
А на капитанском мостике было видно, что Николай Иванович взял себя в руки и уже ровным голосом отдал команду:
– Полный назад! Руль прямо. Сигнал.
Корабль задрожал. Раздались три коротких гудка. По морским международным правилам, «Федор Достоевский» оповестил всех вокруг, что судно дало «полный ход назад»...
В полном недоумении засуетились и задвигались пассажиры на всех палубах. Стали переглядываться, пытаясь понять – что происходит...
– Отдать правый якорь, – приказал капитан. – Две смычки в воду!
И тут, на удивление всех шестисот пассажиров и к изумлению почти всей команды лайнера, загрохотала якорная цепь, и многотонный якорь, величиной с грузовой автомобиль, стремительно полетел вниз...
Старший помощник с мостика отдал в уоки-токи распоряжение:
– На корме следить за дистанциями до яхт!
Вместе с Аликом Грачевским и кормовой командой этот приказ принял и примчавшийся сюда тот самый молоденький третий помощник, который восторженно вопил на берегу при виде верблюжьего каравана с Таней Закревской и главным доктором...
– Есть следить за дистанциями! До ближайшей яхты сорок метров... – взволнованно кричал он в свой уоки-токи. – Тридцать метров!.. Двадцать...
Корму теплохода разворачивало, и казалось, еще мгновение, и многоэтажный двухсотметровый «Достоевский» раздавит эти белоснежные роскошные яхты, как слон ореховую скорлупку.
– Пятнадцать метров!!! – Молоденький третий помощник держал уоки-токи у самого рта и напряженно следил за прохождением кормы лайнера.
Но вот судно медленно проскользило всего метрах в четырех от ближайшей яхты, опасность столкновения миновала, и третий помощник звонко и радостно доложил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Все разговоры в операционной шли через Таню или синхронно дублировались ею для доктора Вольфа, когда кто-нибудь обращался друг к другу по-русски.
– Полиглюкин и реополиглюкин ввели? – спросил доктор Вольф.
– Да, – кивнул Ивлев.
– Попробуйте еще викасол внутривенно, – посоветовал Вольф.
Он вместе с Тимуром уже обрабатывал йодом и спиртом будущее операционное поле на теле бессознательно и неподвижно лежащего Джеффри Бриджеса.
– Уже ввели, – сказала Ирина Евгеньевна.
– А хлористый кальций?
– Тоже, – ответила Вольфу Луиза.
– О, вы серьезные ребята! – рассмеялся доктор Вольф. – Он уже вошел в наркоз?
Луиза приподняла веки Бриджеса, проверила его зрачки.
– Все в порядке.
– Тогда командуйте, Тимур, – сказал Вольф Ивлеву. – Я постараюсь быть вам полезен.
Для скорости перевода Таня опускала такие русские слова, как «доктор Вольф говорит», или немецкие – «доктор Ивлев вас спрашивает». Она сразу же переводила речь говорящего на обращение от первого лица, и на мгновение Тимуру это показалось даже забавным. Возникало ощущение, что в операционной сейчас все разговаривают только одним голосом. Голосом Тани Закревской...
– Внимание, Луиза. Поехали, Ирина Евгеньевна. Скальпель... – спокойно проговорил Тимур Ивлев.
Ирина Евгеньевна длинным пинцетом подала Тимуру скальпель.
Таня Закревская полуобморочно покачнулась и вцепилась в спинку белого вертящегося стула...
Лоцманский катер стоял у левого борта, прикрытый громадой «Федора Достоевского» от волн сильной зыби, идущей из открытого океана.
Испанец спускался вниз по специальному лоцманскому трапу к катеру. Провожавший его вахтенный помощник и матрос палубной команды на веревке опускали за ним его портфель и фирменный «посейдоновский» пластиковый пакет с традиционными российскими сувенирами...
На мостике нервничал капитан.
Вопреки предсказаниям лоцмана ситуация с каждой минутой все больше и больше усложнялась. И не из-за лоцманской ошибки, а только лишь из-за внезапно изменившейся метеорологической обстановки. Что в этих широтах для Николая Ивановича Потапова не было неожиданным сюрпризом. Здесь, в этом райском местечке, можно было ждать от погоды чего угодно...
Внимание капитана было напряжено до предела. Ему приходилось держать в поле зрения сразу несколько объектов, разнесенных на достаточно большие расстояния.
Видел Николай Иванович, с какой силой разбиваются волны о портовый мол; одним глазом следил за итальянским «пассажиром» – «Леонардо да Винчи», который готовился войти в порт; прямо перед ним заканчивал разворот супертанкер для выхода из гавани...
И капитан Потапов понимал, что в этих условиях – плюс все сильнее и сильнее разгуливающаяся непогода – ему необходимо было как можно быстрее выводить свое судно из акватории порта!
– Лоцман сошел? – напряженно спросил капитан.
Старший помощник вышел на левое крыло, увидел отваливающий от борта «Достоевского» лоцманский катер и доложил:
– Лоцманский катер отошел. Все чисто.
– Средний вперед! Право на борт! – облегченно вздохнул Потапов.
Судовые машины заработали втрое мощнее, судно завибрировало, вышло на волну, и за его кормой будто взорвался огромный пенящийся бурун воды...
От внезапной вибрации всего корабля, попавшего в резонанс взревевшим двигателям, в операционном отсеке медчасти со стола Ирины Евгеньевны грохнулось что-то стеклянное на пол, зазвенели осколки... Сдвинулись со своих мест разложенные на стерильных салфетках хирургические инструменты.
Доктор Вольф не удержался на месте, покачнулся. Зажим повис у него в руке. Ирина Евгеньевна подхватила его под спину, удержала у операционного стола.
Фартуки хирургов были уже заляпаны кровью, белые перчатки стали бурыми, кровавые марлевые тампоны наполняли таз...
– Эдуард Юрьевич! Звоните на мостик! – в бешенстве закричал Тимур. – Пусть немедленно прекратят эту идиотскую тряску!!! У меня больной на столе!..
В соседнем с операционной помещении, раздавленный ужасом происходящего там – за тонкой переборкой, сидел Эдуард Юрьевич, обхватив руками седую голову.
– Ты нас слышишь, черт бы тебя побрал, Эдик?!! – снова раздался крик из операционной. Но это уже кричала Ирина Евгеньевна...
– Слышу, – тихо произнес Эдуард Юрьевич и, как приговоренный к казни, трясущейся рукой поднял телефонную трубку...
На мостике старший помощник капитана Петр Васильевич Конюхов стоял с телефоном внутренней корабельной связи в руке, а капитан бушевал:
– Что они, ошалели там?! Почему не доложили раньше?
– Внутреннее кровотечение, – сказал старпом. – Больной погибал...
– О, мать их в душу!.. – простонал капитан и резко скомандовал: – Прямо руль! Стоп, машины!
Команда продублировалась всеми находящимися на мостике, лязгнул машинный телеграф.
По инерции судно стало разворачивать.
... На баке насторожилась швартовая команда. Боцман Алик Грачевский выслушал очередной приказ, услышанный им через уоки-токи, и тут же ответил мостику:
– Есть стоять у правого якоря!
А на капитанском мостике было видно, что Николай Иванович взял себя в руки и уже ровным голосом отдал команду:
– Полный назад! Руль прямо. Сигнал.
Корабль задрожал. Раздались три коротких гудка. По морским международным правилам, «Федор Достоевский» оповестил всех вокруг, что судно дало «полный ход назад»...
В полном недоумении засуетились и задвигались пассажиры на всех палубах. Стали переглядываться, пытаясь понять – что происходит...
– Отдать правый якорь, – приказал капитан. – Две смычки в воду!
И тут, на удивление всех шестисот пассажиров и к изумлению почти всей команды лайнера, загрохотала якорная цепь, и многотонный якорь, величиной с грузовой автомобиль, стремительно полетел вниз...
Старший помощник с мостика отдал в уоки-токи распоряжение:
– На корме следить за дистанциями до яхт!
Вместе с Аликом Грачевским и кормовой командой этот приказ принял и примчавшийся сюда тот самый молоденький третий помощник, который восторженно вопил на берегу при виде верблюжьего каравана с Таней Закревской и главным доктором...
– Есть следить за дистанциями! До ближайшей яхты сорок метров... – взволнованно кричал он в свой уоки-токи. – Тридцать метров!.. Двадцать...
Корму теплохода разворачивало, и казалось, еще мгновение, и многоэтажный двухсотметровый «Достоевский» раздавит эти белоснежные роскошные яхты, как слон ореховую скорлупку.
– Пятнадцать метров!!! – Молоденький третий помощник держал уоки-токи у самого рта и напряженно следил за прохождением кормы лайнера.
Но вот судно медленно проскользило всего метрах в четырех от ближайшей яхты, опасность столкновения миновала, и третий помощник звонко и радостно доложил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71