Но потом...
– Это дело рук Фриша, – говорил Сол, прихлебывая пиво. – Отто Фриша. Такой международный гангстерский синдикат. Принимает заказы на насильственную компрометацию и физическое устранение конкурирующих фирм и концернов. Никаких симпатий и антипатий, никаких религиозных убеждений, никаких политических пристрастий. Только деньги. Кто первый заключит контракт, кто больше заплатит. Отделения синдиката Фриша разбросаны почти по всему свету и превосходно организованы. Он располагает высококлассными специалистами практически в любой области. Года четыре тому назад я со своей командой занимался этой вашей морской историей...
* * *
И еще.
Когда, нафаршированный записями, копиями документов, картами Мирового океана с пометками развития тех событий, Сергей Александрович Мартов по небу возвращался из своего кругового турне, то из девяти часов полета, положенных на перелет Нью-Йорк – Гамбург, последние три часа он проспал. И перед самой посадкой ему приснился странный сон.
Он увидел, как по большой профессиональной морской штурманской карте, пересекая ровную черную сетку параллелей и меридианов, движется игрушечный белый теплоход. И откуда-то Сергей Александрович знает, что это и есть «Федор Достоевский»...
Мало того, ему известно, что он, сценарист Мартов С.А., вопреки решению Ленинградского обкома Коммунистической партии тоже находится там – на этом теплоходе! Тем забавнее ему со стороны наблюдать, как по бумажной карте, поверх обозначения всех глубин и широт, лавируя между нарисованными островками, продвигается белый теплоход с ним, с Мартовым, на борту!..
И ах как страшно было увидеть, когда вдруг неожиданно этот теплоход начинает запутываться в напечатанной на бумаге сетке... Бывшие прямые линии, строго оттиснутые на большой морской карте, словно гигантские змеи опутывают небольшой белый пароходик и беспощадно тянут его куда-то вниз – под карту, под карту!..
Пробудился Мартов испуганный, мокрый от пота, с гулко и часто стучащим сердцем. К счастью, стюардессы разносили на подносах горячие салфетки, пропитанные пахучей парикмахерско-освежающей жидкостью. Мартов вытер этой салфеткой лицо и шею и стал постепенно приходить в себя.
– Пристегнитесь, пожалуйста, сэр, – по-английски сказала ему стюардесса. – Мы идем на посадку.
Мартов застегнул на себе ремни безопасности и, стараясь унять пугающее сердцебиение, подумал о том, что, если когда-нибудь он все-таки начнет сочинять сценарий или повестушку о том случае с «Федором Достоевским», эта приснившаяся ему морская карта с движущимся пароходиком сможет стать своеобразным монтажным рефреном при смене эпизодов.
Это – при сочинении сценария. А если же он попытается написать небольшую повесть, то эта же карта, так жутковато возникшая в его сне, вполне может сыграть роль приема, отделяющего одну главу от другой...
* * *
Два года тому назад, когда Сергею Александровичу Мартову исполнялось шестьдесят, он собрал в югославском ресторанчике нескольких своих гамбургских знакомых и друзей. Естественно, что административную часть вечера взяли на себя самые близкие – Вика и Уве Ницше.
На скромный юбилей Мартова неожиданно и трогательно приехали из Парижа Лилька Хохлова с сыном Андрюшей и подругой Флорой – молодой красивой бабешкой, страстной почитательницей творчества Мартова. А из Берлина явились собственные корреспонденты двух самых главных телевизионных каналов России. Приехали с женами, на своих машинах, отмахали по триста верст, чтобы поздравить Мартова с юбилеем. Когда-то и тот и другой брали у Сергея Александровича интервью для каких-то своих программ, подружились с ним, и с тех пор на встречу каждого Нового года Мартов уматывал к ним в Берлин – минимум на неделю. Устраивал себе вот такие новогодние каникулы...
Парижская Лилька была в каком-то головокружительно сверкающем вечернем платье и под ласково-ироничным взглядом своего взрослого сына плясала и кокетничала со всеми мужиками без устали. Она же весело зачитывала поздравительные послания юбиляру. И все с удовольствием аплодировали каждому письмецу, каждой открытке...
Но самый большой успех выпал на поздравительную телеграмму из Москвы от Союза кинематографистов. Это была звездная минута Лильки Хохловой! Она читала эту телеграмму под всеобщий нескончаемый хохот. Наверное, в Москве кто-то из руководителей Союза поручил своему помощнику или секретарю составить юбилейное послание Мартову, и тот ни на шаг не отступил от старосоветского стиля официальных поздравлений.
Восторженный стон вызвали строки: «...все Ваши произведения, снискавшие заслуженную популярность, как у нас на Родине, так и за ее рубежами, а также фильмы, сделанные по Вашим киносценариям, были пронизаны подлинной гражданственностью, во главе которой всегда мощно стоял человеческий фактор»...
... Под утро тридцатидвухлетняя киевская парижанка Флора Либерман с тревогой сказала Мартову:
– Для твоего возраста у тебя просто-таки опасная, нездоровая потенция... Тьфу-тьфу, шоб не сглазить! Шоб еще cто лет у тебя так же мощно стоял этот «человеческий фактор»!..
* * *
Кстати, о «человеческом факторе»...
Не в понимании парижаночки Флоры, а в подлинном значении этого современного уродливого словосочетания: просто – «про людей». Вот «про людей» во всей этой таинственной истории с теплоходом «Федор Достоевский» Сергей Александрович Мартов, к сожалению, еще почти ничего не знал.
Спустя три месяца от начала собственного «расследования» он обладал настоящими картами с тщательно проложенным тем роковым маршрутом русского судна, перечнем стоянок, копиями записей вахтенного журнала... Всеми материалами о технических параметрах судна, фотографиями и видеокассетами, в подробностях запечатлевшими его семь палуб, рестораны, бары, музыкальные салоны, пассажирские каюты, спортивный зал и каюты обслуживающего персонала – команды.
Он выучил названия всех навигационных приборов на капитанском мостике; знал, как расположены гигантские двигатели в машинном отделении; как выглядят судовые спасательные средства, продуктовые и технические кладовые, кухни, мастерские электриков; где находится бюро переводчиков и как выглядит медицинская часть теплохода...
Мало того, из Америки Сергей Александрович даже привез совершенно секретные для того времени распечатки радиоперехватов и прослушки разговоров «целого ряда крайне заинтересованных в этом деле лиц».
Так сказал тогда приятель Георгия Александровича Вайнера – щупленький Сол Гринспен, легенда Интерпола, ушедшая на покой в сумерки славной истории организации, которой мистер Гринспен отдал последние тридцать лет своей хрупкой жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71