она возобновила свою просьбу, определяя сумму расходов для нужд своих и своей семьи в 174 000 рейхсталеров ежемесячно. Но получила в ответ: обратитесь к своему супругу. Эти финансовые преобразования коснулись всего. Хотя оперные певцы и танцоры не были положительно уволены от службы, им больше не стали выдавать жалованье; тогда они вернулись в Италию, а вслед за ними и знаменитый директор театра Гассе. Духовник королевы и главный директор оперы были важнейшими лицами при саксонском дворе; первый получал 12 000 рейхсталеров жалованья, а второй – 15 000, теперь же они должны были довольствоваться 2000. Императрица Елизавета помогла в этом затруднительном положении польской королеве, подарив ей 100 000 рублей.
Огромный запас фарфора, найденный отчасти в Дрездене, отчасти в Мейсене, Фридрих счел своей добычей и продал его в пользу Пруссии. Саксонский купец Шиммельман приобрел его за 200 000 рейхсталеров и тем положил начало своим несметным богатствам, с которыми поселился сначала в Берлине, потом в Гамбурге и, наконец, в Копенгагене. Он достиг сана всемогущего датского министра и был одним из богатейших частных лиц северных держав.
Фридрих, однако, не коснулся королевского дворца в Дрездене. Он часто посещал знаменитую картинную галерею, но не присвоил себе оттуда ничего, напротив того, богато одарил ее смотрителей. Такой умеренности он не соблюдал лишь в отношении к графу Брюлю, которого считал виновником союза, заключенного Саксонией с его врагами. Министр этот имел великолепный замок в Пфертене, деревне, расположенной в нескольких милях от Дрездена; Фридрих велел его разрушить. Та же участь постигла его чудесный дворец в столице и сад, составлявший украшение города и открытый всегда для общественных гуляний. Тут редкое искусство соединено было с великолепием – и все это было разорено; еще долго по сле заключения мира высокие развалины одного кра сивого павильона служили памятником мщения, ко торого нельзя было ожидать от коронованного фило софа.
Таким образом уничтожены были разом ве ликолепие, блеск и пышность частного человека, с которым в этом отношении не мог сравниться ни один из современных ему королей. Все знамени тые произведения искусства, единственные в своем роде, все драгоценные и необыкновенные предметы, которые по своей дороговизне не могли тотчас най ти покупателей между самыми богатыми англичанами и французами в Лондоне и Париже, были приобретаемы им для украшения своих дворцов. Избранные предметы были собраны в его Дрезденском дворце. Во всех комнатах красовались часы художественной работы, отличавшиеся бесконечным разнообразием и особым устройством, статуи, медальоны и картины, полы с драгоценнейшей лакировкой, золоченые ручки дверей, великолепные обои и фарфоровые печи, имеющие форму античных статуй, римских мавзолеев или греческих храмов. Но необычайнее всего этого был громадный гардероб этого министра; целые залы от потолка и до полу были наполнены шкапами с платьем. К каждому костюму полагались особые часы, табакерка и шпага. Платья эти были написаны в миниатюре и занесены в книгу, которая ежедневно подавалась ему для выбора. Из сорока камердинеров четыре должны были охранять этот драгоценный гардероб, который показывался посетителям как редкость. Но обычай этот был прекращен, когда один путешественник, удивленный при виде такой странной выставки, воскликнул: «Montrez-moi des vertus, et non pas des culottes!».
В прусские полки были тогда потребованы рекруты из Саксонии, но наследный принц этого курфюршества энергично протестовал, ссылаясь на своего отца, от которого надо было для этого просить разрешения; Фридрих в ответ на это вежливо просил его не утруждать себя подобными вопросами. Представления земских чинов были столь же неудачны, а так как они ссылались на повиновение своему повелителю, Фридрих ответил: «Пока Саксония моя, я ваш государь; потому вы обязаны повиноваться мне».
Фридрих хорошо знал, что мог надеяться на помощь Польши; но он не хотел обойти политические формальности и потребовал на основании Велауского договора, для охраны Бранденбурга, установленных 4000 человек вспомогательных войск; при этом он обратился к Польше с просьбой не пропускать через свои границы русских, так как война могла бы тогда перейти и на польскую территорию. Но на просьбу эту не было обращено внимания в Варшаве, так как даже те вельможи, которые были настроены против короля, боялись русских. Императрица Елизавета поддерживала эту боязнь угрозами, причем объявила, что наверняка сумеет своими войсками удержать короля от нарушения спокойствия Польши.
Австрийцы сильно желали овладеть крепостью Кенигштейн; поэтому ими был составлен проект напасть на нее врасплох с согласия саксонского коменданта. Фридрих узнал об этом и тотчас же написал коменданту, напоминая ему об обязанности охранять крепость, вверенную тому и объявленную нейтральной, и намекал на то, что нельзя ожидать внезапного нападения. В противном случае он, как изменник, ответит за это своей честью и жизнью. Письмо это подействовало, и нападения не произошло. Вообще Фридрих был всегда настороже и знал обо всем, благодаря своей бдительности. Графиня Брюль получила из Польши бочку венгерского вина. Казалось, вещь пустячная; но так как она касалась столь знатного лица, за малейшим действием которого внимательно следили, то об этом дано было знать королю, который велел тотчас же отослать вино, а бочку доставить ему. В присутствии одного депутата в Венском дворце вино было перелито, а бочка препровождена королю; она оказалась двойной и содержала много писем и бумаг.
Во всех германских областях проявлялась такая военная деятельность, которая уже несколько столетий не овла девала народом. Во всех последних войнах, даже при Карле V и Густаве II Адольфе, когда немцы свирепо боролись друг с другом из-за веры, не было столь грозного вооружения, как теперь; все народы Германии, великие и малые, брались за оружие, чтобы сражаться за двуглавого или одноглавого орла. Однако боязнь перед столь могущественной армией все уменьшала число сторонников Пруссии. Даже герцог Брауншвейгский, зять Фридриха, хотел спасти свою страну, передав ее французам; ландграф Гессен-Кассель ский также колебался и, казалось, забыл дружбу Пруссии, защиту, получаемую от нее, и все субсидии от Англии. В южной Германии один лишь маркграф Байрейтский объявил, что скорее пожертвует своей землей, нежели вышлет войска против своего зятя – короля. Фридрих был тронут этим великодушием, а так как он считал владения марк графа наследием своего дома, то воспротивился этой жертве, связанной с их опустошением, и сам согласился на присоединение байрейтского военного контингента к собранной против него армии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139