Энцио не ответил ей. Он двинул коня в ее сторону, улыбка, ставшая почти неотъемлемым выражением его лица, обнажила ровные белые зубы. Он не торопился. Он подъезжал к ней медленно. И не переставал улыбаться.
Пьетро видел, как Энцио занес свою руку в железной перчатке далеко за спину и потом ударил ее с такой силой, что звук удара прокатился как взрыв.
Ио была крупной женщиной. Но этот удар вышиб ее из седла, она упала лицом вниз, рыдая.
Энцио спешился. Он склонился над ней, одним коленом уперся в ее поясницу и запустил пальцы правой руки в ее волосы. Потом медленно ткнул ее лицом в грязь.
– Ешь свою грязь, шлюха, – ласково сказал он. – Это твоя привычная еда.
– Господин Синискола, – сказал Пьетро, и голос его звучал глухо, напряженно, в нем клокотала ярость. – Вы собака и сучий сын. Мужчину, который оскорбляет женщину, следует вешать, как преступника. Но я прошу вас, пусть мне развяжут руки и дадут меч. Мы вдвоем решим наш спор. А если я одержу победу, ваши люди смогут расправиться со мной. Но имейте достоинство сразиться со мной.
Энцио медленно поднялся.
– Достоинство? – рассмеялся он. – Ты говоришь о достоинстве, мессир Пьетро? Какая будет мне честь убить сына серва? Мой отец отречется от меня, если я скрещу свой меч с сыном шлюхи. Жаль, что я не могу удовлетворить твою просьбу, ибо, как ни странно, ты проявил недюжинное умение сражаться…
Пьетро посмотрел на Ио. Она пыталась очистить от грязи глаза, ноздри. Мелкие камни оставили царапины на ее лице, оно кровоточило.
– Сир Энцио, в другое время, – продолжал Пьетро, – я не стал бы говорить вам это, потому что хвастовство не украшает мужчину. Но я был посвящен в рыцари в Бовине Филиппом, королем Франции, и еще раз, в Экс ла Шапелле, твоим законным повелителем императором Фридрихом, за заслуги перед короной. Так что, поверьте мне, вы можете сражаться со мной, не терпя бесчестия…
Он заметил, что Ио смотрит на него и глаза ее сияют. В этот миг она была прекрасна. С лицом, выпачканным грязью и кровью, она все равно была прекрасна. Как мало красота, вдруг подумал Пьетро, зависит только от внешности.
В глазах Энцио внезапно промелькнуло коварство.
– Все равно я не буду сражаться с тобой, – рассмеялся он. – Это может не понравиться моему господину, императору, если, предположим, я убью тебя, поскольку ты его любимец. Нет, мессир… простите меня, господин, сир Пьетро, наверное, будет лучше, если я задержу вас как почетного гостя лет этак на десять, пока он не забудет о твоем существовании… Конечно, если в течение этих лет с тобой не случится какого-нибудь несчастья…
Он обернулся к своим людям.
– Хватит этих глупостей! – крикнул он. – Поехали!
К величайшему удивлению Пьетро, их путь лежал не в Роккабланку, а в Хеллемарк. Еще до того, как они добрались туда, Ио удалось подъехать ближе к нему.
– Почему в Хеллемарк? – спросил Пьетро.
– Хеллемарк теперь принадлежит ему, – прошептала Ио.
Энцио оглянулся на них.
– Как романтично! – расхохотался он. – Торопитесь наговориться, голубки. Скоро кончатся все ваши разговоры…
– Ему? – спросил Пьетро. – Но твой отец… твои братья?
– Умерли. Почти наверняка от яда. Умерли в одну неделю, в горячке, а лекарь, которого граф Синискола по доброте своей прислал лечить их, болтал о вмешательстве демонических сил!
Пьетро посмотрел на нее.
– Мне очень жаль, – сказал он. – Твой отец был хороший человек, и Ганс тоже. И Марк и Вольфганг были скорее подвержены дурному влиянию, нежели сами грешили…
– У меня есть теперь кого оплакивать… больше, чем их, – прошептала Ио. – Пьетро, Пьетро, любовь моя…
Она не могла договорить.
– Не оплакивай меня, – сказал Пьетро.
– Оплакивать? Чтобы я хоронила тебя? Оплакивать – да я разорву небеса моими стенаниями, затоплю весь мир слезами и покину его еще более безумной, чем мои братья! Оплакивать? Тебя? Тебя, мой Пьетро, ради которого я с радостью буду умирать неделями в самых страшных мучениях, какие только может изобрести этот гнусный зверь, мой муж. О, любовь моя, моя погибшая любовь, я не переживу тебя и часа!
– Нет, Ио, – прошептал Пьетро, – я еще жив, а из темниц, бывало, бежали…
– Бежали? Ты когда-нибудь видел этот колодец под Хеллемарком?
– Да, – выговорил Пьетро, и голос его прозвучал безнадежно.

В подземной тюрьме было очень темно. Пьетро слышал, как где-то поблизости капала вода. Пол был склизким. От холода Пьетро все время трясло. Он сидел в этом колодце три дня и три ночи. Он определил это по тому, когда ему приносили еду. Пища была грубая и простая, но здоровая. Энцио не собирался морить его голодом.
Странно было то, что Энцио не прибег сразу же к пыткам. Неужели он на самом деле боялся вызвать неудовольствие Фридриха? Но Пьетро знал, что это не так. Даже если бы император каким-нибудь чудом оказался в Италии, он никогда не мог бы узнать, что произошло с Пьетро.
Нет, Энцио останавливало нечто другое. Нечто ужасное
Пьетро думал об этом, когда услышал над головой какой-то шум. Он напрягся, и, несмотря на холод, на лбу у него выступил пот. Он много раз смотрел смерти в лицо. Но не такой смерти. Не в таких обстоятельствах. Не в одиночестве и беспомощным. Он видел, как умирали люди под пытками, и знал, что есть грань, за которой самый мужественный человек начинает кричать и молить о пощаде. Он не был самым мужественным человеком на земле. Сейчас он испытывал страх. Чудовищный обессиливающий страх.
Он не хотел умирать. Он не хотел оставлять Ио беспомощной в руках этого зверя. Он хотел прожить достаточно долгую жизнь, чтобы исправить многое, что давно требует исправления. Только после этого он, возможно, захочет умереть. Он не знал.
Звуки, раздавшиеся у люка, были негромкими. Энцио и его подручные производили бы больше шума. В этих же звуках было что-то тайное, пугающее
Он услышал, как повернулся в замке большой ключ. Потом люк тихо подняли и вниз спустилась лестница. Пьетро выжидал. В проеме люка появился факел, осветивший лестницу. Потом стали видны приподнятые юбки и сверкающие белые ноги.
– Ио! – задохнулся Пьетро.
– Тихо! – сказала она. Потом глянула наверх. – Джулио, Бога ради, брось нам сюда факел.
В люке показалось бородатое лицо тюремщика, и он кинул им факел. Пьетро ловко поймал его.
Он стоял, глядя на нее.
Ио бросилась к нему и прильнула губами к его губам. Это был бесконечный, болезненный поцелуй.
Пьетро оторвал ее от себя.
– Ио, Бога ради…
Она плакала.
– У нас так мало времени, – всхлипывала она, – и я должна тратить его на объяснения…
– Где он? – спросил Пьетро. – О Боже, Ио, я не хочу, чтобы тебя тоже убили. Скажи мне…
Она прижала свою мягкую руку к его губам.
– Уехал. В Перуджу. У него там женщина. Видит Бог, у него женщины в каждом городе Италии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114