Потом эти низкорожденные ушли, и оруженосцы развели своих сидевших верхом хозяев на противоположные концы арены.
Пьетро почувствовал, как закипает кровь в его жилах. Он убеждал себя, что это дикое, глупое, варварское развлечение, но оно ему нравилось. Его рассудок, возможно, на две сотни лет опередил свое время, но в его жилах текла кровь норманнов и сицилийцев, кипящая от сумасшедшего возбуждения и сладостного безрассудства.
– Во имя Бога и Святого Михаила, сражайтесь! – прогремел голос гофмаршала.
Пьетро увидел, как брызнула земля из-под копыт боевых коней. Это были крупные кони французской и фламандской пород, с широкими, как бочки, грудными клетками, напоминающие слонов, тяжеловесные. Даже там, где сидел Пьетро на своем легком скакуне, он ощущал, как дрожит земля под их копытами, но топота не слышал. Из лож, от ограды, со всех концов арены несся оглушающий, долгий, перекатывающийся как гром крик.
Но когда они столкнулись, Пьетро их услышал. Копья раскололись с треском, который, казалось, проник под его дрожащую кожу. Могучие кони развернулись, взрывая землю копытами и отбрасывая в воздух камни величиной с кулак, но оба рыцаря удержались в седлах. Оруженосцы принесли им новые копья, и они вновь поскакали навстречу друг другу с помятыми щитами. На этот раз один из них попал только в краешек щита противника, зато соперник ударил в самый центр щита, выбил рыцаря из седла, и тот без чувств свалился на землю.
Поединки шли один за другим. Потом Пьетро услышал, как выкрикнули “Роглиано”, подъехал к Гансу, чтобы сопровождать его в конец арены, и сел там рядом с ним в ожидании, чувствуя всей своей излишне чувствительной плотью немыслимый удар стального наконечника копья по щиту, ощущая, как его тело опрокидывается на высокое седло и как трещат все кости…
Трубы вновь затрубили. Ганс приготовился. Пьетро не мог смотреть на него. Он отвернулся и увидел прямо перед собой в ложе лицо Иоланты, с которого схлынули все краски. Ее губы двигались, словно читали молитву.
Гофмаршалы турнира обычно старались подбирать соперников равных по силам. Но Ганс был задиристым парнем. И он нанес оскорбление Сайру Лауренту, норманнскому рыцарю, который был гораздо крупнее его и весь покрыт шрамами от многочисленных былых поединков и сражений. Когда Пьетро поднял глаза, все было кончено. Сайр Лаурент сшиб Ганса вместе с конем на землю, даже не пустив в ход копье.
Пьетро пришпорил лошадь, чтобы скакать на помощь Гансу. Но тот высвободился от мешавшего ему коня и вскочил на ноги, размахивая мечом и изрытая ругательства.
– Святой Боже! – всхлипнул Пьетро. – Он нарывается на смерть!
Согласно турнирным правилам, Сайр Лаурент имел право наехать на непокорного молодого рыцаря. Но он, несмотря на свою грубую внешность, был человеком благородным. Да и воспользуйся он таким преимуществом – это не принесло бы ему чести. Он спешился и двинулся на Ганса, замахнувшись мечом столь огромным, что Пьетро понадобилась бы лебедка, чтобы поднять его.
Пьетро услышал отчаянный крик Ио:
– Остановите их, гофмаршал! Кто-нибудь, остановите их! Пьетро, пожалуйста…
Но тут звон мечей заглушил все остальные звуки. Пьетро затаил дыхание. Ганс сражался беззаветно. Минут десять два гиганта рубились мечами, кольчуги повисли на них лохмотьями, земля вокруг была обагрена кровью. В ложах визжали от удовольствия.
Пьетро видел, как все произошло. Он пытался отвернуться, закрыть глаза, но не мог. Словно зачарованный, он наблюдал, как Сайр Лаурент поднял свой огромный меч, держа его за рукоятку обеими руками, и обрушил его вниз, разрубив щит Ганса, смяв его шлем; Ганс рухнул и остался лежать недвижимым у ног противника.
Вопль Ио разорвал сердце Пьетро. Он бросился к лежащему Гансу. Множество рук подняли юного рыцаря, его отнесли в одну из лож, где находился лекарь. Барон Рудольф был уже там, и Ио, и граф Алессандро, и все молодые Синискола. Пьетро освобождал Ганса от доспехов, стягивая с него остатки кольчуги, разрезая ремни, придерживавшие шлем.
Ганс дышал ровно. На его голове виднелся длинный рубец, который с удивительной быстротой набухал, но, даже не ощупывая рану, Пьетро мог сказать, что череп не пострадал. Что касается других его ран, они были легкими благодаря надежным доспехам.
Подошел Сайр Лаурент, расстроенный.
– Вы уж простите меня, добрые господа, – сказал он. – Я не собирался наносить такой удар, но парень так атаковал меня, что я забыл о его возрасте…
– Он будет жить, – важно объявил лекарь. – Но ему нужно неделю лежать в постели, и ему следует пускать кровь, чтобы дать выход его темпераменту…
– Пускать кровь! – воскликнула Ио. – Ты дурак, он и так потерял столько крови!
– Юная госпожа не понимает всей опасности, – начал лекарь.
– Замолчи! – приказала Ио. – А вы, мужчины, несите его в замок!
Граф Алессандро с суровым лицом повернулся к Сайру Лауренту.
– Мне представляется, – сказал он, – что ваше рвение было чрезмерным, но я оставляю это дело на усмотрение барона, отца юноши…
– Я отказываюсь от выкупа, – поспешно сказал Сайр Лаурент.
Как победитель, он имел право оставить у себя коня Ганса и его оружие до тех пор, пока барон не выкупит их. Он даже мог держать Ганса у себя в качестве пленника.
Рудольф протянул ему руку.
– Схватка была хорошая, Сайр Лаурент, – сказал он. – Поскольку мальчик ранен не тяжело, я не держу на вас зла…
Сайр Лаурент взял протянутую руку и поцеловал ее.
– Благодарю вас, господин, – сказал он.
На том это дело закончилось. Пьетро вздохнул с облегчением. Уже в замке, когда он вместе с Ио и еще несколькими женщинами помогал обмыть и перевязать раны Ганса, ему пришло в голову, что происшествие с Гансом гораздо опаснее для него, Пьетро, чем для самого этого большого дурня, лежащего без сознания на постели под балдахином.
Теперь у него не было никаких шансов сообщить Рудольфу, что гвельф Оттон бежал. Не оставалось никаких причин, которые могли бы помешать барону сегодня же вечером объявить о помолвке Ио и Энцио. Как ни старался, Пьетро не мог придумать ничего, кроме плана, предложенного Иолантой. План этот был равносилен самоубийству, но перед смертью он…
А я еще смеялся над безумием других, с горечью подумал он.
Он мог бы послать записку со слугой. Но барон Рудольф не умел читать. Он может передать только устное послание. Но граф Алессандро с его авторитетом и убедительностью высмеет его. Он может пробиться к барону сам – и умереть от рук Синискола, не успев…
– О Господи и синие глаза Твои! – выругался он.
– Пьетро, – раздался шепот Иоланты.
– Что, Ио?
– Он через час придет в себя. С ним не произошло ничего страшного. Разве ты не видишь, Пьетро, Дорогой мой, что это значительно облегчает нам все Дело?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Пьетро почувствовал, как закипает кровь в его жилах. Он убеждал себя, что это дикое, глупое, варварское развлечение, но оно ему нравилось. Его рассудок, возможно, на две сотни лет опередил свое время, но в его жилах текла кровь норманнов и сицилийцев, кипящая от сумасшедшего возбуждения и сладостного безрассудства.
– Во имя Бога и Святого Михаила, сражайтесь! – прогремел голос гофмаршала.
Пьетро увидел, как брызнула земля из-под копыт боевых коней. Это были крупные кони французской и фламандской пород, с широкими, как бочки, грудными клетками, напоминающие слонов, тяжеловесные. Даже там, где сидел Пьетро на своем легком скакуне, он ощущал, как дрожит земля под их копытами, но топота не слышал. Из лож, от ограды, со всех концов арены несся оглушающий, долгий, перекатывающийся как гром крик.
Но когда они столкнулись, Пьетро их услышал. Копья раскололись с треском, который, казалось, проник под его дрожащую кожу. Могучие кони развернулись, взрывая землю копытами и отбрасывая в воздух камни величиной с кулак, но оба рыцаря удержались в седлах. Оруженосцы принесли им новые копья, и они вновь поскакали навстречу друг другу с помятыми щитами. На этот раз один из них попал только в краешек щита противника, зато соперник ударил в самый центр щита, выбил рыцаря из седла, и тот без чувств свалился на землю.
Поединки шли один за другим. Потом Пьетро услышал, как выкрикнули “Роглиано”, подъехал к Гансу, чтобы сопровождать его в конец арены, и сел там рядом с ним в ожидании, чувствуя всей своей излишне чувствительной плотью немыслимый удар стального наконечника копья по щиту, ощущая, как его тело опрокидывается на высокое седло и как трещат все кости…
Трубы вновь затрубили. Ганс приготовился. Пьетро не мог смотреть на него. Он отвернулся и увидел прямо перед собой в ложе лицо Иоланты, с которого схлынули все краски. Ее губы двигались, словно читали молитву.
Гофмаршалы турнира обычно старались подбирать соперников равных по силам. Но Ганс был задиристым парнем. И он нанес оскорбление Сайру Лауренту, норманнскому рыцарю, который был гораздо крупнее его и весь покрыт шрамами от многочисленных былых поединков и сражений. Когда Пьетро поднял глаза, все было кончено. Сайр Лаурент сшиб Ганса вместе с конем на землю, даже не пустив в ход копье.
Пьетро пришпорил лошадь, чтобы скакать на помощь Гансу. Но тот высвободился от мешавшего ему коня и вскочил на ноги, размахивая мечом и изрытая ругательства.
– Святой Боже! – всхлипнул Пьетро. – Он нарывается на смерть!
Согласно турнирным правилам, Сайр Лаурент имел право наехать на непокорного молодого рыцаря. Но он, несмотря на свою грубую внешность, был человеком благородным. Да и воспользуйся он таким преимуществом – это не принесло бы ему чести. Он спешился и двинулся на Ганса, замахнувшись мечом столь огромным, что Пьетро понадобилась бы лебедка, чтобы поднять его.
Пьетро услышал отчаянный крик Ио:
– Остановите их, гофмаршал! Кто-нибудь, остановите их! Пьетро, пожалуйста…
Но тут звон мечей заглушил все остальные звуки. Пьетро затаил дыхание. Ганс сражался беззаветно. Минут десять два гиганта рубились мечами, кольчуги повисли на них лохмотьями, земля вокруг была обагрена кровью. В ложах визжали от удовольствия.
Пьетро видел, как все произошло. Он пытался отвернуться, закрыть глаза, но не мог. Словно зачарованный, он наблюдал, как Сайр Лаурент поднял свой огромный меч, держа его за рукоятку обеими руками, и обрушил его вниз, разрубив щит Ганса, смяв его шлем; Ганс рухнул и остался лежать недвижимым у ног противника.
Вопль Ио разорвал сердце Пьетро. Он бросился к лежащему Гансу. Множество рук подняли юного рыцаря, его отнесли в одну из лож, где находился лекарь. Барон Рудольф был уже там, и Ио, и граф Алессандро, и все молодые Синискола. Пьетро освобождал Ганса от доспехов, стягивая с него остатки кольчуги, разрезая ремни, придерживавшие шлем.
Ганс дышал ровно. На его голове виднелся длинный рубец, который с удивительной быстротой набухал, но, даже не ощупывая рану, Пьетро мог сказать, что череп не пострадал. Что касается других его ран, они были легкими благодаря надежным доспехам.
Подошел Сайр Лаурент, расстроенный.
– Вы уж простите меня, добрые господа, – сказал он. – Я не собирался наносить такой удар, но парень так атаковал меня, что я забыл о его возрасте…
– Он будет жить, – важно объявил лекарь. – Но ему нужно неделю лежать в постели, и ему следует пускать кровь, чтобы дать выход его темпераменту…
– Пускать кровь! – воскликнула Ио. – Ты дурак, он и так потерял столько крови!
– Юная госпожа не понимает всей опасности, – начал лекарь.
– Замолчи! – приказала Ио. – А вы, мужчины, несите его в замок!
Граф Алессандро с суровым лицом повернулся к Сайру Лауренту.
– Мне представляется, – сказал он, – что ваше рвение было чрезмерным, но я оставляю это дело на усмотрение барона, отца юноши…
– Я отказываюсь от выкупа, – поспешно сказал Сайр Лаурент.
Как победитель, он имел право оставить у себя коня Ганса и его оружие до тех пор, пока барон не выкупит их. Он даже мог держать Ганса у себя в качестве пленника.
Рудольф протянул ему руку.
– Схватка была хорошая, Сайр Лаурент, – сказал он. – Поскольку мальчик ранен не тяжело, я не держу на вас зла…
Сайр Лаурент взял протянутую руку и поцеловал ее.
– Благодарю вас, господин, – сказал он.
На том это дело закончилось. Пьетро вздохнул с облегчением. Уже в замке, когда он вместе с Ио и еще несколькими женщинами помогал обмыть и перевязать раны Ганса, ему пришло в голову, что происшествие с Гансом гораздо опаснее для него, Пьетро, чем для самого этого большого дурня, лежащего без сознания на постели под балдахином.
Теперь у него не было никаких шансов сообщить Рудольфу, что гвельф Оттон бежал. Не оставалось никаких причин, которые могли бы помешать барону сегодня же вечером объявить о помолвке Ио и Энцио. Как ни старался, Пьетро не мог придумать ничего, кроме плана, предложенного Иолантой. План этот был равносилен самоубийству, но перед смертью он…
А я еще смеялся над безумием других, с горечью подумал он.
Он мог бы послать записку со слугой. Но барон Рудольф не умел читать. Он может передать только устное послание. Но граф Алессандро с его авторитетом и убедительностью высмеет его. Он может пробиться к барону сам – и умереть от рук Синискола, не успев…
– О Господи и синие глаза Твои! – выругался он.
– Пьетро, – раздался шепот Иоланты.
– Что, Ио?
– Он через час придет в себя. С ним не произошло ничего страшного. Разве ты не видишь, Пьетро, Дорогой мой, что это значительно облегчает нам все Дело?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114