Валентин Юлий Истирийский, удостоенный по возвращении в Италию триумфа, даже не думал почивать на лаврах. Вскоре он отправился в Тунис, чтобы воевать там для вящей славы Рима и возрождения его былого могущества.
Так прошло лето 1452 года.

ГЛАВА XX. «ТВОРЦЫ ИСТОРИИ»
В Памплону Филипп решил прибыть заблаговременно, чтобы наверняка опередить всех своих конкурентов – разумеется, за исключением Рикарда Иверо, который там жил. Слухи о том, что с недавних пор Маргарита не на шутку увлеклась своим кузеном, не столько тревожили Филиппа, сколько пробуждали в нем здоровый дух соперничества. Этьен де Монтини, которого в конце мая Филипп отправил в Памплону с тайной миссией и которому через сестру удалось втереться в доверие к принцессе, в своих секретных донесениях сообщал, что хотя Маргарита влюблена в виконта Иверо, выходить за него замуж не собирается, а все больше склоняется к мысли о необходимости брачного союза Наварры с Гасконью. Благодаря Монтини, Филипп был в курсе всех событий при наваррском дворе, но иногда его разбирала досада, что в отчетах Этьена лишь вскользь упоминалось имя Бланки. Однако он не решался требовать подробностей, боясь признаться себе, что Бланка по-прежнему дорога ему...
За несколько дней до отъезда произошло событие, вследствие которого численность гасконской делегации сократилась почти на треть, – обнаружилось, что Амелина беременна. При других обстоятельствах Симон де Бигор только бы радовался этому известию, но сейчас его возможную радость омрачали мучительные сомнения: от кого же у Амелины ребенок – от него или от Филиппа? Он угрожал ей и на коленях умолял признаться, чье дитя она носит под сердцем, и немного успокоился, лишь когда Амелина, положив руку на Евангелие, поклялась всеми святыми, что этот ребенок – его.
В приступе жесточайших угрызений совести Филипп и Амелина решили сгоряча, что впредь будут любить друг друга только как брат и сестра, и поспешили сообщить эту утешительную весть Симону. Гастон д’Альбре скептически отнесся к их скоропалительному решению, правда, не отрицал, что до окончания памплонских празднеств этот обет братско-сестринской любви будет соблюдаться – хотя бы потому, что Амелина, в связи с ее положением, остается в Тарасконе.
Вместе с Амелиной вынуждены были остаться и другие гасконские и каталонские дамы, поскольку у герцога и Филиппа жен не было, а жена Гастона тоже ожидала ребенка, и следовательно, некому было возглавить женскую часть делегации. Так постановил экстренно созванный семейный совет, большинство на котором принадлежало молодежи. Кузены Филиппа разной степени родства с редкостным единодушием ухватились за возможность избавиться от своих жен, чтобы вволю порезвиться при наваррском дворе, славившемся своими соблазнами.
Такое бессердечное со стороны мужчин решение, несказанно огорчившее дам, впоследствии обернулось большой удачей, чуть ли не даром Провидения, ибо по пути в Памплону поезд гасконцев подвергся нападению...
Это произошло пополудни, милях в десяти от границы Беарна с Наваррой. К счастью, опытный проводник вовремя заподозрил что-то неладное, и гасконцы успели надлежащим образом подготовиться к встрече с возможной опасностью. Однако в первый момент, когда меж деревьями замелькали черно-красные одежды рыцарей-иезуитов, у многих болезненно сжались сердца – если не от страха, то от суеверного ужаса.
Замешательство среди гасконцев, впрочем, длилось недолго и вскоре уступило место предельной собранности. Расстояние между противниками было небольшим, так что после обмена десятком стрел и дротиков, не причинившим ни одной из сторон никакого вреда, герцог, подняв руку с мечом, зычным голосом произнес:
– Вперед, господа! – и, пришпорив лошадь, помчался навстречу врагу.
Следом за ним, с оружием наизготовку, дружно двинулись все остальные. Иезуиты, которые рассчитывали внезапностью нападения внести сумятицу в ряды гасконцев, оказались лишенными этого преимущества и поначалу даже были ошарашены их неожиданной агрессивностью.
Уклонившись от копья своего первого противника, Филипп на ходу полоснул его мечом, да так удачно, что тот не удержался в седле и свалился наземь. Не утруждая себя проверкой, убит он или только ранен (это было делом оруженосцев и слуг), Филипп ворвался в гущу врагов, рубя налево и направо. Рядом с ним, плечом к плечу, бились Габриель де Шеверни, Симон де Бигор, Робер де Русильон, еще два Филиппа и два Гийома – д’Армандьяки и Сарданские.
Отряд иезуитов превосходил гасконских рыцарей в численности, но этот перевес с лихвой компенсировался значительным количеством слуг из свиты гасконцев, часть которых вместе с оруженосцами помогала своим господам непосредственно в бою, а остальные, вооруженные луками и арбалетами, обстреливали фланги, не позволяя иезуитам обойти гасконцев с тыла.
Потери обеих сторон пока что были незначительными: по несколько человек убитыми и около десятка раненных, в числе которых оказался и Эрнан. Именно в этот день его угораздило нарядиться в тяжелые турнирные доспехи и, вдобавок, облачить в железные латы своего Байярда – молодого перспективного жеребца, которого он решил испытать на выносливость. При первом же столкновении изнуренный конь не устоял на ногах, и вместе с ним на земле очутился его хозяин. К счастью для Эрнана, иезуитов затем оттеснили, и жизни доблестного коннетабля опасность пока не угрожала. Слуги торопливо перенесли его под прикрытие фургона, а несчастный Байярд так и остался лежать на поле боя, закованный в железные латы, тяжесть которых не позволяла ему подняться на ноги.
В самом центре линии обороны герцог, со свойственными ему спокойствием и хладнокровием, мастерски орудовал мечом, отбивая удары иезуитов и метко разя их в ответ. На нем не было ни единой царапины, и своим примером он поддерживал мужество в сердцах воинов, которые, хоть и были в меньшинстве, успешно отражали атаки врага.
На правом фланге, где сражался Филипп, дела обстояли еще лучше. Руководимые им рыцари, главным образом молодежь, неумолимо продвигались вперед, и те поверженные иезуиты, что еще оставался в живых, тут же попадали под кинжалы оруженосцев и слуг, как свиньи под ножи мясников.
Филипп одобрительными возгласами приободрял друзей, а сам с нарастающим беспокойством поглядывал на противоположный фланг, где события разворачивались не в пользу Гастона д’Альбре и Робера де Бигора. Филипп не сомневался в победе, он был не вправе хотя бы на мгновение допустить обратное – но вот какую цену им придется заплатить за нее? Пока еще держится левый фланг, гасконцы находятся в более выгодном положении, и потерь среди них значительно меньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167