Я уже стар, а он молод и энергичен, да и способностей ему не занимать. По моим сведениям, он отлично справляется с Кантабрией и уже зарекомендовал себя Кастилии как зрелый государственный муж.
– Он зарекомендовал себя еще здесь, в Гаскони, – заметил Эрнан. – Когда сумел привлечь на свою сторону большинство вельмож и сенаторов.
Это уже был удар по лежачему. Герцог натянуто улыбнулся и перевел взгляд на Габриеля, который за все это время не обронил ни слова и лишь внимательно слушал их разговор. Он чувствовал себя неуютно в присутствии одного из самых могущественных князей католического мира.
– Господин де Шеверни, – мягко заговорил герцог. – Если не ошибаюсь, шесть лет назад вы несколько месяцев гостили у Филиппа в Кантабрии. Или это был ваш старший брат?
– Это был я, монсеньор, – ответил Габриель. – Я старший из братьев. В сентябре сорок пятого года я приехал по приглашению вашего сына в Сантандер и пробыл там до весны сорок шестого.
– То есть, до смерти вашей сестры?
– Я уехал через месяц после того, как она умерла. Вернее, явился отец и забрал меня. Он обвинил господина графа в смерти Луизы и... – Габриель глубоко вдохнул, набирая смелости. – Прошу прощения, монсеньор, но он считает, что это у вас вроде семейной традиции... мм... когда жены умирают при родах.
Герцог помрачнел, но не обиделся.
– Возможно, ваш отец прав, юноша, – глухо произнес он. – Ведь в Писании сказано, что грехи родителей искупают дети. И поверьте, я глубоко скорблю, что кара Божья обрушилась на вашу сестру, ни в чем не повинную девушку... – Герцог помолчал, думая о том, не затем ли Эрнан привел к нему Габриеля, чтобы заставить его испытывать угрызения совести. – А после этого вы больше не виделись с Филиппом?
– До вчерашнего вечера нет.
– Я слышал, что вы были очень дружны.
– Смею надеяться, монсеньор, что ваш сын до сих пор считает меня своим другом. Все эти годы мы с ним регулярно переписывались, хотя мой отец был против. Когда до нас дошли слухи о... о поведении господина графа, он расценил это как оскорбление памяти Луизы, и настоятельно требовал, чтобы я порвал с ним всякие отношения.
– Но вы не сделали этого?
– Нет, монсеньор. Я пошел против воли отца, потому что не разделял его мнения о вашем сыне.
Герцог тяжело вздохнул.
– Да, безусловно, ваш отец слишком категоричен. Образ жизни Филиппа достоин осуждения, не спорю, но такой уж он по натуре своей. Среди людей нет безгрешных, у каждого человека есть свои недостатки, и любвеобильность Филиппа... будем откровенны, распутность – его несомненный порок. Боюсь, что это у него в крови, от рождения.
Разомлевший от выпитого вина, Эрнан хитро усмехнулся. По возвращении в родные края он первым делом навестил Гастона д’Альбре, и они очень приятно скоротали вечер, смакуя пикантные историйки про толедского щеголя и повесу дона Фелипе из Кантабрии.
– Что верно, то верно, – произнес Шатофьер. – Филипп с самого детства был отъевленным сердцеедом, и ему ничего не стоило вскружить любой барышне голову. А уж в Кастилии он разошелся вовсю. Между прочим, сплетники поговаривают, что даже Констанца Орсини не устояла перед его чарами.
Герцог с трудом спрятал улыбку.
– Сомневаюсь, – сказал он. – Филипп очень дружен с принцем Альфонсом и очень уважает его, чтобы соблазнить его жену. Это маловероятно.
– А вот насчет Марии Арагонской никаких сомнений нет, – продолжал гнуть свою линию Эрнан. – Не зря же принц Фернандо де Уэльва так взъелся на Филиппа. Еще бы! Ведь по милости вашего сына у него выросли отакенные рога. – И Шатофьер поднял к верху руки, показывая, какие именно. – Но, бесспорно, самая громкая победа Филиппа, это принцесса Бланка. Рассказывают, что с королем едва удар не приключился, когда он узнал о грехопадении своей старшей дочери.
Герцог кивнул:
– Да, слыхал я, что был отменный скандал. Впрочем, об этом романе так много говорят и говорят столь разное, что я даже не знаю, чему верить, а чему нет; трудно понять, где кончается правда и начинается вымысел. Так, по моим сведениям, Филипп собирался жениться на Бланке; о серьезности его намерений свидетельствовал хотя бы тот факт, что осенью он испрашивал у святого отца разрешения на этот брак. И вдруг я узнаю, что король как-то впопыхах выдал Бланку за графа Бискайского. Вот уж не пойму зачем? – Герцог недоуменно пожал плечами. – Жаль, конечно, очень жаль. Бланка была бы отличной партией для Филиппа. Говорят, она хороша собой, умна, порядочна. К тому же отец сделал ее графиней Нарбоннской – еще когда прочил в жены Августу Юлию Римскому.
– М-да, славное приданное, – согласился Шатофьер. – Было бы весьма заманчиво присоединить Нарбонн к Гаскони. Если когда-нибудь Филипп вздумает потеснить своего дядю с престола, то он пожалеет, что в свое время не женился на принцессе Бланке.
Герцог испытующе поглядел на Эрнана, но от комментариев воздержался.
«Новое поколение, – подумал он, устало потупив свой взор. – Молодое, неугомонное, воинственное. Боюсь, очень скоро придет конец шаткому миру в Галлии...»
По соседству, за живой зеленой стеной из плюща послышалось шуршание гравия под ногами идущего человека. Шаги были быстрыми, уверенными, они раздавались все ближе и замерли у входа в беседку.
Герцог поднял глаза и увидел на пороге невысокого стройного юношу двадцати лет, с золотистыми волосами и небесно-голубыми глазами. Его костюм и сапоги были покрыты свежей пылью, а пестрое перо на шляпе сломано. На красивом лице юноши блуждала смущенная улыбка.
– Вот я и вернулся, отец, – взволнованно произнес он.
Только со второй попытки герцогу удалось встать.
– Добро пожаловать домой, Филипп, – тяжело дыша, сказал он и, опершись рукой на край стола, сделал один неуверенный шаг навстречу сыну. – Я рад, что ты вернулся ко мне... – Тут голос его сорвался на всхлип. Преодолевая внезапную слабость, он быстро подступил к Филиппу и после секундных колебаний крепко обнял его за плечи. – Прости меня, сынок. Если сможешь...
Филипп тоже всхлипнул. На глаза ему набежали слезы, но он не стыдился их. Только теперь он в полной мере осознал, как не хватало ему раньше отцовской любви и заботы. На протяжении многих лет между двумя родными по крови людьми стояла тень давно умершей женщины – жены одного, матери другого. Она мешала им сблизиться, понять друг друга, почувствовать себя членами одной семьи; она была камнем преткновения в их отношениях. И понадобилось целых два десятилетия, чтобы она, наконец, ушла туда, где ей надлежало быть – в царство теней, освободив в сердце мужа место для сына, а сыну вернув отца...
Вскоре у фонтана перед беседкой собрались почти все придворные герцога, а тот, отступив на шаг, все смотрел на Филиппа сияющими глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167