Надо знать этих животных: они скорее умрут, чем позволят оседлать себя.
— Там могут оказаться и лошади, сбежавшие когда-то с ранчо, — предположил Финней. — И, я почему-то уверен, среди них мы обнаружим и нескольких мулов.
— Там попадаются и дикие, неклейменые коровы, — продолжал я проявлять осведомленность. — Отец вспоминал как-то, что пригнал однажды с тех мест нескольких коров для индейцев.
— Кстати, а когда мы пойдем искать этих индейцев? — поинтересовался Монте.
— Они сами найдут нас, — заверил я.
— Ты хочешь сказать, мы должны сидеть и ждать? — спросил Мак-Калла.
— Индейцы сами выберут подходящее время, — ответил я. — У них своя точка зрения на это. Не путайте индейцев кахьюллов с теми, которых знаете вы: они существенно отличаются.
— Что означает это название — кахьюллы?
— Пожалуй, точно вам не ответит никто. Но некоторые утверждают, что «кахыолл» означает «силу» или «людей силы». Или «путь силы»... Имеется в виду, конечно, сила не физическая, а нечто высшее: сила разума.
— Интересно, — усмехнулся Монте. — Но мне еще не встречались индейцы, сильные разумом. Конечно, это еще зависит от того, что ты имеешь в виду, говоря о разуме!
— Просто вы не знакомы с индейцами достаточно хорошо, — ответил я. — Папа говорил, что в какой-то момент ты думаешь, что все уже знаешь о них. А потом вдруг обнаруживаешь, что только начинаешь постигать их нрав, характер, обычаи. Когда же познакомишься ближе, только тогда понимаешь, что до этого вообще ничего о них не знал.
— Может быть... может быть.
Как и большинство калифорнийцев, Финней предпочитал работать с лассо из сыромятной кожи, поэтому и занялся его плетением, работая быстро и ловко. Каждому из нас и всем вместе нужно было немало потрудиться, чтобы быть готовыми к отлову диких лошадей. В ожидании появления индейцев я не сомневался: им наверняка уже известно о нашем присутствии, и на днях либо Франческо, либо кто-то другой «случайно» повстречает нас в лавке.
Все эти дни мною владело какое-то непонятное чувство. Умом я понимал, что долгое время не был в этих местах; с другой стороны, мне казалось, что я вовсе никуда и не уезжал отсюда и всегда принадлежал этой дикой стране. Существовала какая-то загадочная связь между мной и пустыней. Может быть, и в самом деле, как считают некоторые, человек проживает несколько жизней? И я в одной из них уже был обитателем пустыни? Или — эта мысль не покидала меня — я что-то оставил в этой пустыне и теперь должен непременно отыскать?
Я ничего не рассказывал попутчикам о своих сомнениях. Но Финней иногда поражал меня. С виду он всегда казался слишком простым, порой же высказывал предположения, далеко не примитивные. Я всегда знал, что люди, живущие в уединенных местах, имеют достаточно времени для всякого рода размышлений, и их высказывания бывают очень своеобразными. Примером тому был мой отец.
С годами все чаще и чаще я проявлял все больший интерес к идеям отца. Меня интересовало, зачем он поступал в каких-то случаях так, а не иначе; почему разговаривал со мной в такой манере, в какой не разговаривал ни с одним взрослым человеком. Я уже никогда не сомневался, что отец, предчувствуя близкую кончину, старался передать мне как можно больше своих знаний.
Он утверждал, что различные ремесла, как правило, передавались из поколения в поколение. Но существовали и такие вещи, которым можно было научиться, основываясь лишь на собственном опыте. Он мечтал, что в далеком будущем люди изобретут наконец такой механизм, в который можно будет «заложить» весь исторический опыт познания в самых разных областях человеческой деятельности — дипломатии, управлении государством и так далее. Этот механизм «укажет» людям постоянно повторяющиеся ошибки, посоветует, каких ситуаций нужно избегать, остерегаться. Ведь успешно передавая из поколения в поколение, скажем, знания по искусству приготовления цемента, кладки кирпичей, навигации и прочего, в то же время в области политики и социальных отношений из века в век повторяются одни и те же роковые ошибки...
Сидя после трудового дня по вечерам во дворе, я не уставал разглядывать темные изломы гор, этого далекого пристанища Тэквайза. Только ли это выдумка, о которой поведали нам кахьюллы? А таинственный гость, посещавший временами дом, где мы жили? Это не похоже на выдумку. Когда этот человек, или это создание, или кто бы он там еще ни был, захочет пойти на контакт, уверен, он сам поставит меня в известность. А до тех пор, полагал я, его уединение нарушать не следовало.
Мне Калла сказал, что незнакомец, оставивший след, по его соображениям, должен быть ростом примерно восьми футов. Такое казалось маловероятным, хотя во мне самом было около шести и я еще продолжал расти. Мне никогда не приходилось видеть такого человека, разве что в легендах упоминались такие огромные люди.
Проходя мимо оставленного следа, я наклонился и стал внимательно вглядываться в него, не в состоянии избавиться от чувства, что он оставлен намеренно, поскольку до сих пор подобных отпечатков ноги нигде не появлялось. Он был оставлен для меня и означал знак или намек на что-то.
В ожидании появления индейцев мы не сидели сложа руки. Джакоб учил меня искусству плетения арканов. Монте тоже знал это дело, но предпочитал работать с конским волосом: так делали арканы техасцы. Прислушиваясь к разговорам Джакоба и Монте, я многое узнал о повадках диких лошадей и охоте на них.
Как-то вечером возвратившийся из лавки Мак-Калла возвестил:
— Оказывается, мы тут не одни, я хотел сказать, у нас могут появиться соседи.
Мы в недоумении смотрели на него, ожидая дальнейших разъяснений.
— Пауло Вевер! Он движется по направлению к нашему дому и через некоторое время будет здесь.
— А, это один из тех, кто живет в горах, — заметил Джакоб. — Я встречал его. Пауло неплохой человек.
— Это еще не все. С ним еще один по имени Секстон, друг старого Хуана Антонио. Они занимаются торговлей, охотой и тому подобными делами. — Монте посмотрел на меня. — Оказывается, Пауло был знаком с твоим отцом, Иоханнес, когда тот скрывался от старика.
Сказанное не вызывало сомнений: наверное, так оно и было, они оба неплохие люди, но в глубине души я почему-то сразу невзлюбил их. Ревновал, что ли, к моим индейцам, моим каньонам и пустыне? Знал, что, если сюда придет много людей, моя пустыня не останется уединенной, перестанет быть пустыней? Эти мысли до того разозлили меня, что я встал и вышел из дома. Небо затянули облака, с гор подул холодный ветер.
Придет много людей, продолжал растравлять я себя, заполнят пустыню... Что будет с Одинокими Богами? Куда уйдут духи древних людей? Спрячутся в старых деревьях и скалах? Или, лишившись почитания, к которому привыкли, постепенно угаснут?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
— Там могут оказаться и лошади, сбежавшие когда-то с ранчо, — предположил Финней. — И, я почему-то уверен, среди них мы обнаружим и нескольких мулов.
— Там попадаются и дикие, неклейменые коровы, — продолжал я проявлять осведомленность. — Отец вспоминал как-то, что пригнал однажды с тех мест нескольких коров для индейцев.
— Кстати, а когда мы пойдем искать этих индейцев? — поинтересовался Монте.
— Они сами найдут нас, — заверил я.
— Ты хочешь сказать, мы должны сидеть и ждать? — спросил Мак-Калла.
— Индейцы сами выберут подходящее время, — ответил я. — У них своя точка зрения на это. Не путайте индейцев кахьюллов с теми, которых знаете вы: они существенно отличаются.
— Что означает это название — кахьюллы?
— Пожалуй, точно вам не ответит никто. Но некоторые утверждают, что «кахыолл» означает «силу» или «людей силы». Или «путь силы»... Имеется в виду, конечно, сила не физическая, а нечто высшее: сила разума.
— Интересно, — усмехнулся Монте. — Но мне еще не встречались индейцы, сильные разумом. Конечно, это еще зависит от того, что ты имеешь в виду, говоря о разуме!
— Просто вы не знакомы с индейцами достаточно хорошо, — ответил я. — Папа говорил, что в какой-то момент ты думаешь, что все уже знаешь о них. А потом вдруг обнаруживаешь, что только начинаешь постигать их нрав, характер, обычаи. Когда же познакомишься ближе, только тогда понимаешь, что до этого вообще ничего о них не знал.
— Может быть... может быть.
Как и большинство калифорнийцев, Финней предпочитал работать с лассо из сыромятной кожи, поэтому и занялся его плетением, работая быстро и ловко. Каждому из нас и всем вместе нужно было немало потрудиться, чтобы быть готовыми к отлову диких лошадей. В ожидании появления индейцев я не сомневался: им наверняка уже известно о нашем присутствии, и на днях либо Франческо, либо кто-то другой «случайно» повстречает нас в лавке.
Все эти дни мною владело какое-то непонятное чувство. Умом я понимал, что долгое время не был в этих местах; с другой стороны, мне казалось, что я вовсе никуда и не уезжал отсюда и всегда принадлежал этой дикой стране. Существовала какая-то загадочная связь между мной и пустыней. Может быть, и в самом деле, как считают некоторые, человек проживает несколько жизней? И я в одной из них уже был обитателем пустыни? Или — эта мысль не покидала меня — я что-то оставил в этой пустыне и теперь должен непременно отыскать?
Я ничего не рассказывал попутчикам о своих сомнениях. Но Финней иногда поражал меня. С виду он всегда казался слишком простым, порой же высказывал предположения, далеко не примитивные. Я всегда знал, что люди, живущие в уединенных местах, имеют достаточно времени для всякого рода размышлений, и их высказывания бывают очень своеобразными. Примером тому был мой отец.
С годами все чаще и чаще я проявлял все больший интерес к идеям отца. Меня интересовало, зачем он поступал в каких-то случаях так, а не иначе; почему разговаривал со мной в такой манере, в какой не разговаривал ни с одним взрослым человеком. Я уже никогда не сомневался, что отец, предчувствуя близкую кончину, старался передать мне как можно больше своих знаний.
Он утверждал, что различные ремесла, как правило, передавались из поколения в поколение. Но существовали и такие вещи, которым можно было научиться, основываясь лишь на собственном опыте. Он мечтал, что в далеком будущем люди изобретут наконец такой механизм, в который можно будет «заложить» весь исторический опыт познания в самых разных областях человеческой деятельности — дипломатии, управлении государством и так далее. Этот механизм «укажет» людям постоянно повторяющиеся ошибки, посоветует, каких ситуаций нужно избегать, остерегаться. Ведь успешно передавая из поколения в поколение, скажем, знания по искусству приготовления цемента, кладки кирпичей, навигации и прочего, в то же время в области политики и социальных отношений из века в век повторяются одни и те же роковые ошибки...
Сидя после трудового дня по вечерам во дворе, я не уставал разглядывать темные изломы гор, этого далекого пристанища Тэквайза. Только ли это выдумка, о которой поведали нам кахьюллы? А таинственный гость, посещавший временами дом, где мы жили? Это не похоже на выдумку. Когда этот человек, или это создание, или кто бы он там еще ни был, захочет пойти на контакт, уверен, он сам поставит меня в известность. А до тех пор, полагал я, его уединение нарушать не следовало.
Мне Калла сказал, что незнакомец, оставивший след, по его соображениям, должен быть ростом примерно восьми футов. Такое казалось маловероятным, хотя во мне самом было около шести и я еще продолжал расти. Мне никогда не приходилось видеть такого человека, разве что в легендах упоминались такие огромные люди.
Проходя мимо оставленного следа, я наклонился и стал внимательно вглядываться в него, не в состоянии избавиться от чувства, что он оставлен намеренно, поскольку до сих пор подобных отпечатков ноги нигде не появлялось. Он был оставлен для меня и означал знак или намек на что-то.
В ожидании появления индейцев мы не сидели сложа руки. Джакоб учил меня искусству плетения арканов. Монте тоже знал это дело, но предпочитал работать с конским волосом: так делали арканы техасцы. Прислушиваясь к разговорам Джакоба и Монте, я многое узнал о повадках диких лошадей и охоте на них.
Как-то вечером возвратившийся из лавки Мак-Калла возвестил:
— Оказывается, мы тут не одни, я хотел сказать, у нас могут появиться соседи.
Мы в недоумении смотрели на него, ожидая дальнейших разъяснений.
— Пауло Вевер! Он движется по направлению к нашему дому и через некоторое время будет здесь.
— А, это один из тех, кто живет в горах, — заметил Джакоб. — Я встречал его. Пауло неплохой человек.
— Это еще не все. С ним еще один по имени Секстон, друг старого Хуана Антонио. Они занимаются торговлей, охотой и тому подобными делами. — Монте посмотрел на меня. — Оказывается, Пауло был знаком с твоим отцом, Иоханнес, когда тот скрывался от старика.
Сказанное не вызывало сомнений: наверное, так оно и было, они оба неплохие люди, но в глубине души я почему-то сразу невзлюбил их. Ревновал, что ли, к моим индейцам, моим каньонам и пустыне? Знал, что, если сюда придет много людей, моя пустыня не останется уединенной, перестанет быть пустыней? Эти мысли до того разозлили меня, что я встал и вышел из дома. Небо затянули облака, с гор подул холодный ветер.
Придет много людей, продолжал растравлять я себя, заполнят пустыню... Что будет с Одинокими Богами? Куда уйдут духи древних людей? Спрячутся в старых деревьях и скалах? Или, лишившись почитания, к которому привыкли, постепенно угаснут?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126