– Ну и ну, кузина, вот уж не думала тебя здесь встретить. О Чары, какая гнусная дыра!
– Аврелия!
– Ш-ш-ш, не называй меня этим именем. Тут я зовусь собраткой Нинеттой.
– Собраткой?
– Правда, вульгарно? Но как не считаться с духом времени! По-другому не проживешь, или я не права?
– Но… что ты… почему?.. Сколько месяцев прошло с тех… Прости, я ничего не понимаю.
– Да, видок у тебя совсем обалдевший! Но тут никакой тайны, кузина. Просто я здорово словчила, вот и все. Я обманула наших врагов, обвела их вокруг пальца, как последних идиотов. Впрочем, это было легко, они такие тупые!
– Так что же ты сделала?
– Поменяла личину! Понимаешь, когда нас схватили – о Чары, ну и жуткая была ночка! – у твоей горничной хватило дерзости и смекалки выдать себя за тебя…
«О, моя бедная храбрая Кэрт».
– Вообще-то, у нее это получилось весьма искусно, тут мне нечем гордиться – ведь я взяла пример с субретки. И когда, значит, канальи привезли нас в «Гробницу» и стали допытываться, кто мы такие, я назвалась собраткой Нинеттой, служанкой графини во Рувиньяк. Поверь мне – я законченная актриса. Не родись я Возвышенной, непременно блистала бы на подмостках. Говор, жесты, манеры – все у меня получилось безупречно. Я сыграла свою роль гениально, и хитрость сработала.
– Ты отказалась от имени, от родных, от своего сословия и наследия крови?
– А что было делать? И нечего, кузина, так передо мной задаваться. Ты что, все эти месяцы разгуливала на воле под собственным именем?
«Справедливо. Но здесь я себя не предала», – подумала Элистэ. Здравый смысл и прямая выгода оправдывали Аврелию. Но забыть высокие нравственные устои Возвышенных? Впрочем, обличать ее теперь не имело смысла. Элистэ всего лишь спросила:
– И графиня промолчала?
– Ну… бабуля… что говорить. – Щеки Аврелии залились краской, которую не мог скрыть даже тюремный полумрак. Аврелия поежилась. – Ты же ее прекрасно знаешь. Какая она бывала жестокая и придирчивая. Нет, она меня не выдала. Зато как посмотрела! Словно я кого убила, если не хуже. А потом, когда мы в тюремном приемнике ждали допроса, – ой, чего она мне наговорила! Как ледяной водой окатила – и обвиняла, и ругала почем зря! Несправедливо! Я ей этого никогда не прощу. Люби она меня, как положено родственнице, ей бы радоваться, что я останусь в живых, а не чехвостить меня за обман! Но бабуля всегда в своем репертуаре. После допроса нас развели по разным камерам – она ведь была Возвышенная, а меня эти канальи приняли за простую. Я ее больше не видела – может, и к лучшему.
«Вот именно».
– Вероятно, другого выхода у тебя не было, – сказала Элистэ. – И все же, при всей твоей хитрости, чудо, что ты еще жива. Тебя, как горничную графини, вполне могли обвинить в монархизме. Даже не верится, что ты уцелела.
– Ну… верно, и осудили бы… даже скорее всего, только за меня заступился Феликс.
– Адвокат Феликс?
– О Чары, какой там адвокат! Надзиратель. Да ты его наверняка видела – он приставлен к этой галерее.
– Немой белый слизняк в прыщах?
– Ты несправедлива, кузина. Конечно, он не из первых красавцев, но вовсе не слизняк, и называть его так после всего, что он для меня сделал, просто стыдно.
– Прости. Но что именно он для тебя сделал? Что в силах сделать какой-то мелкий надзиратель?
– Он выкрал из картотеки протокол моего задержания и допроса. Стало быть, меня здесь нет. По бумагам я не числюсь, значит, меня нельзя осудить. Так что и мелкий надзиратель многое может сделать. Каково, а?
– Поразительно. Прознай кто об этом – не миновать твоему спасителю свидания с Прекрасной Дамой. Зачем ему так рисковать?
– О, да он в меня по уши влюблен. Готов за меня жизнь отдать, как отдал несчастный Байель Он у меня в рабах ходит!
– Ну и ну.
– В рабах, точно!
– Понятно. Но тогда почему ты все еще здесь? Раз нет протокола и обвинения, почему тебя не освободили?
– А мне не нужна свобода. Что мне там делать, на улице? Тут у меня хоть есть кров и стол.
– По-своему ты права, но подумай об опасности. Здесь полно народогвардейцев и Возвышенных, тебя в любую минуту могут узнать. Раз уж этот Феликс так тебе предан, может, он сумел бы помочь…
– Феликс не даст мне уйти. Ни-ни. Стоит мне хотя бы заикнуться о бегстве, и протокол мигом ляжет на стол помощника Главного смотрителя. Феликс твердо пригрозил.
– Значит, он твой враг?
– Вовсе нет. Он меня обожает, в этом вся беда. Ради моей особы он пошел на страшный риск, но поклялся, что ни за что меня не отпустит.
– Не отпустит… Аврелия, какой ужас! Неужели ты… с надзирателем… да нет, ты не могла…
– У меня не было выбора. Не смотри на меня так! Что мне было делать?
– Жалкая несчастная дурочка! За душой у тебя ничего не осталось!
– О Чары, ты совсем как бабуля! Все это чистая глупость. Я ни капельки не изменилась – какой была, такой и осталась.
«Что правда, то правда».
– Зачем тогда менять ко мне отношение? И винить в том, что от меня не зависело? Или, по тебе, лучше бы я погибла? Брось, кузина, не злись на меня. Мне тут живется вполне сносно, да и Феликс не такой уж плохой. Предан мне всей душой, готов для меня на все – иной раз даже приносит шоколадку или пирожное…
– Ох, Аврелия…
– Нинетта. Обо всем мне рассказывает и позволяет бродить по всей тюрьме. От него я узнала, что ты здесь, вот и спустилась тебя проведать.
– Понимаю. Он не говорил, почему меня столько дней держат одну в камере и не передают Народному Трибуналу?
– Ему-то откуда знать! Но говорят, ты закоренелая преступница, а твой дядюшка Кинц злодей и того хуже, и пока он на воле, ты здесь вроде заложницы. Что-то в этом духе. Чего ты такого натворила, кузина, что всех переполошила? Такого ужасного, что тебя заточили в подземную камеру? О Чары, какая мерзкая конура! Окон нет, на полу лужи. А сыро-то как – я вся продрогла. Свечки – и той не дали. Жуть!
– «Гробница» не славится удобствами.
– Послушай, я тебя научу. Когда придет Феликс, ты ему улыбнись – вот так, а голову чуть наклони, чтобы глаза заблестели, – и он принесет свечи. Ты, конечно, очень бледна, кузина, страшно бледна, но, думаю, у тебя получится.
– Боюсь, что нет.
– О Чары, ты упряма, как бабуля, из-за этого и кончишь тем же. Ну да ладно, раз уж ты не хочешь сама себе помочь, попробую за тебя похлопотать. Может, оно и к лучшему – Феликс мне ни в чем не откажет. Но помни, кузина, – Аврелия предостерегающе воздела палец, – ты никому не должна открывать, что мы в родстве.
– Не волнуйся.
– И не злись на меня. Я этого не заслужила. Я не виновата в том, что случилось, ни вот столечки. Ты не злишься?
– Нет, – слабо, но искренне улыбнулась Элистэ. – Не злюсь.
– Ах, кузина, я знала, что ты останешься моей подругой. А теперь прощай. Нужно идти, не то меня хватятся. Жди – скоро у тебя будет одеяло и свечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227