Я слышала, кто-то шепнул, что они хорошие депутаты и хорошие люди и так с ними поступать негоже. Но кругом рыскали народогвардейцы, и вслух говорить было страшно. Ну, выстроили всех четверых перед этой штуковиной, – продолжала Кэрт, – и они там стояли, пока читались обвинения. Но если они и вправду во всем этом повинны, тогда они, само собой, заслуживали смерти.
– А они виновны на самом деле? – спросила Элистэ.
– Не могу сказать, госпожа, да или нет, а только разговоры закончились, и перешли к делу. Палач схватил первого пленника и зашвырнул его прямо в этот шкаф. И тут вышло, что вроде как эта штука живая. Двери захлопнулись сами по себе, а огни делались все ярче и ярче, а шум громче и громче, а потом большая вспышка – прямо больно глядеть, и все было кончено. Двери сами открылись – и, госпожа, там внутри ничего не было. Только кусок веревки. Я не могла глазам своим поверить. Да и никто не мог – слышали бы вы, какие начались вопли и крики! А палачу словно и дела нет. Он взял вилы и, как ни в чем не бывало, вытащил веревку наружу. А потом остановился и будто погладил этот шкаф – провел по нему рукой, даже по шипам, и, клянусь, он разговаривал с этой штукой. Я не слышала, но видела, как у него губы двигались. И выражение у него было такое, словно он с родственником разговаривает. Чудно это мне. А потом три остальных пленника – бум, бум, бум – один за другим, как и первый. Все заняло несколько минут, вы не поверите, до чего все это быстро, и как… как чисто там после этого, ни кусочка не остается, словно никого и не было.
– В некотором смысле это даже хуже, чем… – Элистэ, вздрогнув, замолчала.
– Ну, тем и кончилось, – заключила Кэрт. – Солдаты, начальник тюрьмы и палач, сделав свое дело, ушли, а шкаф так и оставили во дворе. Мы потолкались еще на улице, посмотреть, что будет, но больше ничего не было, и я пошла домой. Вот почему я так поздно, госпожа.
Элистэ молчала, не зная, что сказать.
– Да, и вот еще что, – припомнила Кэрт. – Пока все это происходило, из окна тюремной башни глядели два каких-то человека, и люди в толпе говорили, что один из них – это сам Уисс в'Алёр.
* * *
Со своего наблюдательного поста у окна в верхнем этаже центральной башни «Гробницы» Уисс в'Алёр – или просто Валёр, как он недавно переименовал себя из соображений скромности – видел все происходившее. Он отметил превосходную работоспособность Кокотты, несгибаемость народогвардейцев, похожих на автоматы, извращенное поклонение кузена Бирса.
А публика? Чародейные пассы, неохотно произведенные его отцом, позволили с одного взгляда оценить реакцию зрителей. Уисс увидел, что горожане были напуганы, сбиты с толку и взволнованы. Первозданная жестокость Кокотты казалась им отталкивающей и приятно возбуждающей. Многие были довольны зрелищем, но боялись признать это, некоторыми владели смешанные чувства, а кое-кто испытывал подлинное отвращение. Ну, это, разумеется, пустяки. Удовольствие можно усилить, тошноту подавить – по поле Уисса. Его собственные таланты, при поддержке чар отца, давали достаточно власти для этого, даже больше, чем нужно.
Разве нет?
Но сомнения оставались, подрывая его уверенность в себе и расшатывая нервы Ему необходимо избавиться от них ради себя самого и блага страны. Он обязан защитить себя Это его долг перед Вонаром.
К счастью для страны, Уисс мог положиться на преданность и сотрудничество Народного Трибунала, где ведущие юристы с готовностью подчинялись мудрым решениям Комитета Народного Благоденствия. Кого порицал Комитет, тех приговаривал Трибунал, а сам Комитет состоял из преданных экспроприационистов, истинных патриотов, хороших людей (была, правда, парочка исключений, которыми стоило заняться), и Уисс всегда мог на них рассчитывать.
Он возвратился в свой кабинет в Комитете Народного Благоденствия и отдал соответствующие приказы, после чего Трибунал оказался завален делами. Самые глубокие и сырые казематы старой «Гробницы» впервые за века увидели людей, потом оказались заполнены до отказа, а затем чуть не треснули от количества обитателей. Избыток арестованных распределялся по двум тюрьмам поменьше – в «Остроге» и «Сундуке», находившихся в противоположных концах города. Скоро были заполнены и они, и тогда начали использовать не слишком надежные камеры в окружных жандармских участках. Задействованными оказались также некоторые погреба и склады, а в одном примечательном случае – даже пересохший колодец. Это было просто постыдно. Требовалось или больше места, или меньше арестованных. С точки зрения Уисса, решение этой задачи сомнений не вызывало.
У Кокотты было много дел и забот, и она хорошо питалась. Вначале ее рацион состоял из политических противников Уисса Валёра – реальных и воображаемых. Упрямые и непокорные члены Конституционного Конгресса попали к ней самыми первыми, в ряде случаев в сопровождении друзей и членов семьи. За ними последовали непримиримые журналисты, недовольные и слишком открыто выступавшие с критикой. Почти каждый день во дворе «Гробницы» происходили казни – одна, две, три. Жители Шеррина вскоре привыкли к виду Кокотты, ее голодным шипам и обнаженным жертвам. Первоначальное потрясение от ее внешнего вида и способа уничтожения людей быстро улеглось, и публичные казни стали для многих излюбленной формой бесплатного развлечения.
Как-то дождливым осенним утром Уисс сидел один в кабинете, читая донос секретного агента, работавшего под кодовым именем Чечевичная Похлебка. Сеть агентов была настолько разветвленной и писали они так много, что утомительный труд по прочтению доносов обычна исполняли самые высокие чины жандармерии и младшие члены Комитета. Изредка некоторые сообщения предлагались вниманию председателя Комитета. Но рапорт Чечевичной Похлебки заслуживал особого внимания, поскольку относился к персоне кузена председателя. Уисс прочел:
«…есть люди, которые посещают казни почти ежедневно. Они приходят ранним утром, чтобы занять самое удобное место у ворот, и часто ждут там часами. Эти любители, именующие себя: мужчины – дружками Кокотты, а женщины – подружками Кокотты, – в последнее время разработали изысканную систему связанных с казнью деталей. Они изобрели сложную градацию рангов, согласно которой приговоренные к смерти преступники распределяются по категориям в соответствии с воображаемым критерием желательности для Кокотты. Многие из этих позеров якобы способны различить – по игре и интенсивности света, – в какой мере то или иные приношение приятно Чувствительнице Кокотте.
Особую популярность среди этих дружков и подружек приобрел собрат Бирс Валёр. Ему придумывают множество ласковых прозвищ, когда он появляется в тюремном дворе, через решетку ворот ему кидают подарки, ленты, записки и прочие мелочи;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227
– А они виновны на самом деле? – спросила Элистэ.
– Не могу сказать, госпожа, да или нет, а только разговоры закончились, и перешли к делу. Палач схватил первого пленника и зашвырнул его прямо в этот шкаф. И тут вышло, что вроде как эта штука живая. Двери захлопнулись сами по себе, а огни делались все ярче и ярче, а шум громче и громче, а потом большая вспышка – прямо больно глядеть, и все было кончено. Двери сами открылись – и, госпожа, там внутри ничего не было. Только кусок веревки. Я не могла глазам своим поверить. Да и никто не мог – слышали бы вы, какие начались вопли и крики! А палачу словно и дела нет. Он взял вилы и, как ни в чем не бывало, вытащил веревку наружу. А потом остановился и будто погладил этот шкаф – провел по нему рукой, даже по шипам, и, клянусь, он разговаривал с этой штукой. Я не слышала, но видела, как у него губы двигались. И выражение у него было такое, словно он с родственником разговаривает. Чудно это мне. А потом три остальных пленника – бум, бум, бум – один за другим, как и первый. Все заняло несколько минут, вы не поверите, до чего все это быстро, и как… как чисто там после этого, ни кусочка не остается, словно никого и не было.
– В некотором смысле это даже хуже, чем… – Элистэ, вздрогнув, замолчала.
– Ну, тем и кончилось, – заключила Кэрт. – Солдаты, начальник тюрьмы и палач, сделав свое дело, ушли, а шкаф так и оставили во дворе. Мы потолкались еще на улице, посмотреть, что будет, но больше ничего не было, и я пошла домой. Вот почему я так поздно, госпожа.
Элистэ молчала, не зная, что сказать.
– Да, и вот еще что, – припомнила Кэрт. – Пока все это происходило, из окна тюремной башни глядели два каких-то человека, и люди в толпе говорили, что один из них – это сам Уисс в'Алёр.
* * *
Со своего наблюдательного поста у окна в верхнем этаже центральной башни «Гробницы» Уисс в'Алёр – или просто Валёр, как он недавно переименовал себя из соображений скромности – видел все происходившее. Он отметил превосходную работоспособность Кокотты, несгибаемость народогвардейцев, похожих на автоматы, извращенное поклонение кузена Бирса.
А публика? Чародейные пассы, неохотно произведенные его отцом, позволили с одного взгляда оценить реакцию зрителей. Уисс увидел, что горожане были напуганы, сбиты с толку и взволнованы. Первозданная жестокость Кокотты казалась им отталкивающей и приятно возбуждающей. Многие были довольны зрелищем, но боялись признать это, некоторыми владели смешанные чувства, а кое-кто испытывал подлинное отвращение. Ну, это, разумеется, пустяки. Удовольствие можно усилить, тошноту подавить – по поле Уисса. Его собственные таланты, при поддержке чар отца, давали достаточно власти для этого, даже больше, чем нужно.
Разве нет?
Но сомнения оставались, подрывая его уверенность в себе и расшатывая нервы Ему необходимо избавиться от них ради себя самого и блага страны. Он обязан защитить себя Это его долг перед Вонаром.
К счастью для страны, Уисс мог положиться на преданность и сотрудничество Народного Трибунала, где ведущие юристы с готовностью подчинялись мудрым решениям Комитета Народного Благоденствия. Кого порицал Комитет, тех приговаривал Трибунал, а сам Комитет состоял из преданных экспроприационистов, истинных патриотов, хороших людей (была, правда, парочка исключений, которыми стоило заняться), и Уисс всегда мог на них рассчитывать.
Он возвратился в свой кабинет в Комитете Народного Благоденствия и отдал соответствующие приказы, после чего Трибунал оказался завален делами. Самые глубокие и сырые казематы старой «Гробницы» впервые за века увидели людей, потом оказались заполнены до отказа, а затем чуть не треснули от количества обитателей. Избыток арестованных распределялся по двум тюрьмам поменьше – в «Остроге» и «Сундуке», находившихся в противоположных концах города. Скоро были заполнены и они, и тогда начали использовать не слишком надежные камеры в окружных жандармских участках. Задействованными оказались также некоторые погреба и склады, а в одном примечательном случае – даже пересохший колодец. Это было просто постыдно. Требовалось или больше места, или меньше арестованных. С точки зрения Уисса, решение этой задачи сомнений не вызывало.
У Кокотты было много дел и забот, и она хорошо питалась. Вначале ее рацион состоял из политических противников Уисса Валёра – реальных и воображаемых. Упрямые и непокорные члены Конституционного Конгресса попали к ней самыми первыми, в ряде случаев в сопровождении друзей и членов семьи. За ними последовали непримиримые журналисты, недовольные и слишком открыто выступавшие с критикой. Почти каждый день во дворе «Гробницы» происходили казни – одна, две, три. Жители Шеррина вскоре привыкли к виду Кокотты, ее голодным шипам и обнаженным жертвам. Первоначальное потрясение от ее внешнего вида и способа уничтожения людей быстро улеглось, и публичные казни стали для многих излюбленной формой бесплатного развлечения.
Как-то дождливым осенним утром Уисс сидел один в кабинете, читая донос секретного агента, работавшего под кодовым именем Чечевичная Похлебка. Сеть агентов была настолько разветвленной и писали они так много, что утомительный труд по прочтению доносов обычна исполняли самые высокие чины жандармерии и младшие члены Комитета. Изредка некоторые сообщения предлагались вниманию председателя Комитета. Но рапорт Чечевичной Похлебки заслуживал особого внимания, поскольку относился к персоне кузена председателя. Уисс прочел:
«…есть люди, которые посещают казни почти ежедневно. Они приходят ранним утром, чтобы занять самое удобное место у ворот, и часто ждут там часами. Эти любители, именующие себя: мужчины – дружками Кокотты, а женщины – подружками Кокотты, – в последнее время разработали изысканную систему связанных с казнью деталей. Они изобрели сложную градацию рангов, согласно которой приговоренные к смерти преступники распределяются по категориям в соответствии с воображаемым критерием желательности для Кокотты. Многие из этих позеров якобы способны различить – по игре и интенсивности света, – в какой мере то или иные приношение приятно Чувствительнице Кокотте.
Особую популярность среди этих дружков и подружек приобрел собрат Бирс Валёр. Ему придумывают множество ласковых прозвищ, когда он появляется в тюремном дворе, через решетку ворот ему кидают подарки, ленты, записки и прочие мелочи;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227