ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Приходилось людям помучиться, вырубая деревья да выкорчевывая пни и отводя по канавам воду. А чем ближе к Неве и к морю, тем земля была низменнее и болотистее. И ничего удивительного не могло быть в том, что поставленные там дома тряслись, когда мимо них на лошадях проезжали.
От неурядливой жизни да от жестоких болезней шествовала по новому городу смерть и – где понемногу, как бы на выбор, а где во весь свой размах – сплошь косила людей. Ради пресечения частых смертей покойников выносили не из двери, а через сделанный для такого раза в стене проем или через окно, но и от этой меры мертвецов не убавлялось. Пришлось расширять малые городские погосты за счет некоторых улиц, на которых снесли недавно построенные дома. Мертвые заселяли город быстрее живых.
За Невской першпективной просекой на отдаленной петербургской окраине стояла деревня Вахрово на четыре двора. Царь повелел ставить там Александро-Невскую лавру и отвести место под кладбище для умирающих знатных персон. Полагалось бы могилы копать глубиной в три аршина, а копнут там землю на половину того, и под лопатой уже вода. Вот и приходилось даже очень знатным покойникам в сырость ложиться, – ничего не поделаешь.
Что ни осень, то петербургским градожителям следовало со дня на день ждать беды от переполненной водою Невы. Под напором сильного ветра с моря река вздувалась в своих берегах и словно в половодье затопляла землю. А если и не случалось наводнения, успокаивалась река и текла снова к морю, то страху людям все равно было много в ожидании бедствия. Приходилось на каждом дворе иметь лодку, чтобы при нужде было на чем передвигаться по затопленным улицам. В позапрошлом 1706 году такое наводнение было, что даже в покоях светлейшего князя Меншикова, стоявших на каменном фундаменте, воды на полу налилось почти на аршин. Сам светлейший в ту пору в отлучке находился, так царь в письме ему сообщал о напасти, продолжавшейся три часа.
Наводнения здесь случались и раньше, но жители местных мыз и деревень не строили себе больших жилищ, а довольствовались малыми хибарами, и когда, по приметам, ожидался сильный ветер с моря и не миновать было подъему воды в Неве, крестьяне поспешно разбирали свое жилье, связывали бревна и доски в плоты и приматывали их к деревьям, а сами уходили и уводили скот на Дудорову, на Поклонную гору или на другое возвышенное место. Да шли торопливо, чтобы вода не нагнала.
IV
Минуло пять лет со дня торжественной закладки города Петербурга. Тысячи крестьян под солдатским конвоем пригонялись сюда с разных концов Российского государства на строительные и другие работы. На расставании бабы выли по своим мужикам, как по покойникам, провожая их подлинно что на тот свет. Да так оно и случалось: многие мужики в первый же год уходили в сырую петербургскую землю, уплотняя ее своими костями. А на смену им шли новые и новые тысячи людей созидать силу и славу нового города и погибать в его честь.
А что было делать? Где-нито – погибать. Под домашней поветью уберечься нельзя – сыщут тебя, заберут: на войну, на работы, на бесчисленные поборы нужен ты, русский мужик. И казна, и бары требуют, чтобы ты им свою силу отдал, в холоде и в голоде скончав остатние свои дни.
А может, в том, дальнем, новостроящемся городе – близ самого царя, как близ правды, – лучшую долю свою обретешь?.. И под эти думки да под окрики конвоиров мужики будто ходчее шли.
Отправлявшиеся на работу из деревень должны были захватить свои инструменты, иметь хлеб на дорогу, а десятая часть этих людей вести и своих лошадей. Крестьянский двор считался вполне зажиточным, если имелись лошадь, корова, овца да три, а то и четыре курицы бегали. Ну, а денежное довольствие работному человеку будет определено в Петербурге по рублю в месяц на каждого. Люди должны были ручаться круговой порукой, что никто из них не сбежит, но сманивали к себе непокорных темная ночь да лесная чащоба: лучше погибать на свободе, чем под каторжным непосильным ярмом.
За беглецов взыскивали с поручателей, и на первом же привале оглаживали их спины заготовленные стражниками батоги. Из опасения, что до Петербурга дойдет лишь малая часть подневольных работных людей, их, как преступников, вели дальше в цепях. Ловили стражники беглых, гулящих людей, нищебродов, тоже сковывали их цепями и гнали для многих работ в Петербург, – там было где каторгу им отбывать.
Воеводы ближних и отдаленных городов находили удобный для себя способ освобождаться от казенных должников. Ни правежем, ни тюрьмой долгов с них не сыскать, так чтобы они не портили начальным людям глаза своим неприглядным видом, отправлять таких с женами и детьми на петербургские работы. Там отбирали: годных мужчин в Адмиралтейство – гребцами на галеры, женщин – в прядильные дома, а детей и стариков – сообразно с их силами – куда-либо еще. Умели задолжать казне, умейте и расплачиваться. Казна будет скашивать ваши долги по рублю в месяц работы, а кормиться и жить станете вместе с каторжными.
Приставленные к вольнонаемным работным людям надсмотрщики не упускали возможности сыскать за ними хоть малую вину, чтобы их тоже приобщить к каторжанам.
Потребовались в прядильный дом опытные прядильщики, и царю Петру вспомнилось, что приметил он таких, когда приезжал в Вологду, – послать указ тамошнему воеводе: «Сыскать незамедлительно двести прядильщиков и оных выслать в Петербург на два года, дав им на проход подможные деньги». И на проход – близко к тысяче верст – шли своим ходом в погоду и в непогоду вологодские прядильщики, чтобы прясть да сплетать корабельные канаты для петербургского Адмиралтейства.
Землекопы, плотники, пильщики, каменщики и другого рукомесла люди толпами останавливались у петербургских застав на досмотр: много ли пришло бородатых, – с них надо по копейке за бороду пошлину брать, а нет денег или жалеешь их – подходи к солдату-цирульнику, он живо тебя онемечит, омолодит. Но что тут особо досматривать, – за долгий путь и безбородые успели обородатеть. И, словно очесьями пеньки, готовой на конопатку стен, накиданы у ног цирульника разномастные мужичьи бороды. А вот этот – не пожалел копейку, пожалел бороду, и ее, сохранную, упрятал за ворот сермяги и прикрыл рукой.
– Думаешь, уберег? – посмеивался рогаточный караульщик. – Нынче спас ты ее, а назавтра снова – либо пошлину плати, либо навсегда расставайся с ей. Или много копеек имеешь?
– Нет. Истинный господь, нисколь больше нет, – в подтверждение своих слов крестился мужик. – Но только и ее отдавать нельзя, – крепче схватился он рукой за припрятанную бороду.
А чего ему было так уж держаться за нее? Ну, была бы пышная, будто взбитая, длинная да густоволосая и по цвету отменная, а то – ледащая, свалявшаяся, какая-то бесцветная бороденка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241