Петр с гордостью писал в Москву Тихону Стрешневу: «В поте лица своего едим хлеб свой», и записал тогда о начале своей морской службы: «Зачал служить с первого Азовского похода бомбардиром».
Живо и приятно вспоминалось Петру, как во времена его пребывания в Воронеже были закончены баркалоны «Сила» и «Отворенные врата», «Лев» и «Единорог»; строившиеся на Хопре – «Безбоязнь», «Благое начало» и «Соединение» – суда, сооруженные кумпанством князя Бориса Голицына, Федора Юрьевича Ромодановского и стольника Ивана Дашкова. В Воронеже, в его пригородной Чижовке, – «Виноградная ветвь» и «Мяч»; на Чертовицкой пристани – «Геркулес», на верфях села Ступина – «Страх», «Гром», «Молния», «Ветер»… Было тогда на что посмотреть ему, Петру, и над чем самому поработать. Изрядное время тому миновало, а у него в памяти, как на перекличке, все эти суда, и словно бы кильватерной колонной проходят они перед его мысленным взором.
В первые майские дни вышел из реки Воронежа в реку Дон морской караван: впереди на галере «Principium», которую Петр строил сам, шел капитаном он, бомбардир Петр Алексеев, а за его флагманской галерой – семь других. Преодолевая мелководья, мели и перекаты, флотилия близилась к Азовскому морю.
И опять недоумевали некоторые маловерные; как это можно будет держать флот на чужом, каждой своей волной враждебном море? Где найдут себе пристанище галеры? Кто их, водных странниц, на ночлег пустит?.. А Петр убежденно говорил, что «сильный флот сам найдет себе гавань».
– У махонькой Венеции, кою всю можно шапкой Мономаха прикрыть, – и у той целые флотилии, – ставил он это в укор и в пример. – Голландскую землю можно пядями всю вымерить, а кораблям у нее счету нет.
– Так у тех стран море! – замечали ему.
– И у нас море будет.
И подошли тогда –
Под тот ли славный под Азов город,
Что под те ли стены белокаменные,
Ах, под те ли под раскаты, под высокие…
Занятый многими важными государственными делами, войной – то с турками, то со шведами, постоянно думая об усилении армии и флота, об основании заводов и фабрик, составляя указы о пресечении казнокрадства, подкупов и вымогательств, чинимых приказными дьяками, наблюдая за судом и расправой с непокорными и ведя множество других дел, Петр не оставлял без внимания жизнь и быт своих родственниц, определял, например, в каком качестве и количестве годового запаса водок и вин потребно иметь в погребах его невестки царицы Прасковьи Федоровны. Теперь она здесь, в Петербурге, и надо заботиться об ее устройстве на новом подворье.
Много больших и малых забот у царя Петра. Эти – оголодали, бегут, те – без соли сидят… Тьфу ты, пропасть какая!..
Вспомнил: ведь был указ принимать соль в казну вольным порядком и продавать ее только из казны вдвое дороже против подрядной цены, а получалось так, что в деревнях соль стала и редка и безбожно дорога: больше рубля за пуд платили мужики, когда по подрядной цене в Москве пуд соли стоит двадцать четыре копейки. Многие по деревням едят без соли, цинжают и умирают.
Деньги, деньги, деньги… В них вся сила, без них вся немощь.
Надо во всех боярских, вельможных, поповских карманах хорошенько пошарить, глядишь, и найдется чем корабельным плотникам да и другим работникам и служилым людям жалованье заплатить, а охоту на толстосумную разживу у иных поумерить.
III
– Ему, видишь, радостно, что на болоте город ставится, и ты радуйся вместе с ним, не то в немилость попадешь, неугодным станешь. А ведь глядеть на все – душу воротит, – жаловался боярин и негодовал на новое место своего жительства.
А кому жаловаться? Жене, будто она изменить что может. Она сама, горькая, с утра до вечера плакалась да еще и ночь для слез прихватывала, горюя о покинутой подмосковной вотчине и так хорошо обжитом московском доме. Вот он где рай-то был! А царь новый город, ставленный им на этом злосчастном месте, раем называет. Придумал для него не то бусурманское, не то какое другое нечестивое слово – «парадиз» и восторгается таким сатанинским раем, словно никогда ничего хорошего не видал.
Боярской супружеской чете поначалу думалось, что они как бы в походе не на долгое время тут и вскоре снова на свою милую московскую землю вернутся, потому и сгоношили здесь на скорую руку легкую малую хибарку, лишь бы в ней летнюю пору перебыть да и не жалеючи бросить перед возвращением домой. Ан нет, и надеяться на возврат нельзя.
– Головушки горе-горькие, за какие родительские грехи такое сподобилось, за что эта напасть?.. – выла, причитала боярыня, будучи сама из родовитого богатого дома, а понудили вот ее с малой челядью и с малыми достатками в немилом месте жить. Но, плачь не плачь, а царского приказа ослушаться нельзя; считайте, хозяева, что поселились здесь навсегда, а потому возводите большой добрый дом, чтобы он был не в позор боярскому вашему званию, и вот вам место, где строить его, почетнее выбрать нельзя – на Невской першпективе. А сколько вы денег на то потратите, какие убытки понесете от заброса московских владений, про то государь ничего знать не хочет, а в случае чего возьмет да за непослушание и отнимет все ваше былое имение, под свое государево имя возьмет, в свою казну, а ты, почтенный боярин, от такой потери совсем нищим станешь, в добавку к уже свершившейся потере своей бороды.
Вот какая жизнь подошла, и как от нее увернуться – боярину ума не приложить.
Мало кто, опричь самого царя, чувствовал себя в этом Петербурге как дома, а были все словно в постылых гостях, думая лишь о том, как бы поскорее проститься с таким гиблым местом и не видеть бы его никогда. «О, сколь ненавидим сперва был град сей, и всяк свои нужды выставлял, – вел для потомков записи пострадавший от переселения в Петербург доброхотный летописец. – Кто поместий и вотчин своих отдалился; кто отлучен от жены, детей и всего дому; кого тут болезни одолевали, неуютность и скудность жизни, многие и многие роптания несли на град сей».
Даже приближенные к царю люди, получавшие от него за выслугу высокие звания, обращались к нему с просьбами разрешить им съездить в Москву, в свои оставленные без хозяйского пригляда поместья, а получив кратковременный отпуск, старались его самовольно продлить вплоть до угрозы от царя – возвратить в Петербург под драгунским конвоем.
Люди попроще уходили из неприглядного места и от трудной жизни без всякого спросу, но не всем удавалось благополучно миновать рогаточных караульщиков при заставах, и возвращение своевольцев сопровождалось подобающим наказанием.
Одни убывали, а другие, в несравненно большем числе, прибывали, хотя и не по своей охоте. На лошадях и пешком, большими партиями тянулись они к устью Невы строить и обживать новоявленный приморский город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241
Живо и приятно вспоминалось Петру, как во времена его пребывания в Воронеже были закончены баркалоны «Сила» и «Отворенные врата», «Лев» и «Единорог»; строившиеся на Хопре – «Безбоязнь», «Благое начало» и «Соединение» – суда, сооруженные кумпанством князя Бориса Голицына, Федора Юрьевича Ромодановского и стольника Ивана Дашкова. В Воронеже, в его пригородной Чижовке, – «Виноградная ветвь» и «Мяч»; на Чертовицкой пристани – «Геркулес», на верфях села Ступина – «Страх», «Гром», «Молния», «Ветер»… Было тогда на что посмотреть ему, Петру, и над чем самому поработать. Изрядное время тому миновало, а у него в памяти, как на перекличке, все эти суда, и словно бы кильватерной колонной проходят они перед его мысленным взором.
В первые майские дни вышел из реки Воронежа в реку Дон морской караван: впереди на галере «Principium», которую Петр строил сам, шел капитаном он, бомбардир Петр Алексеев, а за его флагманской галерой – семь других. Преодолевая мелководья, мели и перекаты, флотилия близилась к Азовскому морю.
И опять недоумевали некоторые маловерные; как это можно будет держать флот на чужом, каждой своей волной враждебном море? Где найдут себе пристанище галеры? Кто их, водных странниц, на ночлег пустит?.. А Петр убежденно говорил, что «сильный флот сам найдет себе гавань».
– У махонькой Венеции, кою всю можно шапкой Мономаха прикрыть, – и у той целые флотилии, – ставил он это в укор и в пример. – Голландскую землю можно пядями всю вымерить, а кораблям у нее счету нет.
– Так у тех стран море! – замечали ему.
– И у нас море будет.
И подошли тогда –
Под тот ли славный под Азов город,
Что под те ли стены белокаменные,
Ах, под те ли под раскаты, под высокие…
Занятый многими важными государственными делами, войной – то с турками, то со шведами, постоянно думая об усилении армии и флота, об основании заводов и фабрик, составляя указы о пресечении казнокрадства, подкупов и вымогательств, чинимых приказными дьяками, наблюдая за судом и расправой с непокорными и ведя множество других дел, Петр не оставлял без внимания жизнь и быт своих родственниц, определял, например, в каком качестве и количестве годового запаса водок и вин потребно иметь в погребах его невестки царицы Прасковьи Федоровны. Теперь она здесь, в Петербурге, и надо заботиться об ее устройстве на новом подворье.
Много больших и малых забот у царя Петра. Эти – оголодали, бегут, те – без соли сидят… Тьфу ты, пропасть какая!..
Вспомнил: ведь был указ принимать соль в казну вольным порядком и продавать ее только из казны вдвое дороже против подрядной цены, а получалось так, что в деревнях соль стала и редка и безбожно дорога: больше рубля за пуд платили мужики, когда по подрядной цене в Москве пуд соли стоит двадцать четыре копейки. Многие по деревням едят без соли, цинжают и умирают.
Деньги, деньги, деньги… В них вся сила, без них вся немощь.
Надо во всех боярских, вельможных, поповских карманах хорошенько пошарить, глядишь, и найдется чем корабельным плотникам да и другим работникам и служилым людям жалованье заплатить, а охоту на толстосумную разживу у иных поумерить.
III
– Ему, видишь, радостно, что на болоте город ставится, и ты радуйся вместе с ним, не то в немилость попадешь, неугодным станешь. А ведь глядеть на все – душу воротит, – жаловался боярин и негодовал на новое место своего жительства.
А кому жаловаться? Жене, будто она изменить что может. Она сама, горькая, с утра до вечера плакалась да еще и ночь для слез прихватывала, горюя о покинутой подмосковной вотчине и так хорошо обжитом московском доме. Вот он где рай-то был! А царь новый город, ставленный им на этом злосчастном месте, раем называет. Придумал для него не то бусурманское, не то какое другое нечестивое слово – «парадиз» и восторгается таким сатанинским раем, словно никогда ничего хорошего не видал.
Боярской супружеской чете поначалу думалось, что они как бы в походе не на долгое время тут и вскоре снова на свою милую московскую землю вернутся, потому и сгоношили здесь на скорую руку легкую малую хибарку, лишь бы в ней летнюю пору перебыть да и не жалеючи бросить перед возвращением домой. Ан нет, и надеяться на возврат нельзя.
– Головушки горе-горькие, за какие родительские грехи такое сподобилось, за что эта напасть?.. – выла, причитала боярыня, будучи сама из родовитого богатого дома, а понудили вот ее с малой челядью и с малыми достатками в немилом месте жить. Но, плачь не плачь, а царского приказа ослушаться нельзя; считайте, хозяева, что поселились здесь навсегда, а потому возводите большой добрый дом, чтобы он был не в позор боярскому вашему званию, и вот вам место, где строить его, почетнее выбрать нельзя – на Невской першпективе. А сколько вы денег на то потратите, какие убытки понесете от заброса московских владений, про то государь ничего знать не хочет, а в случае чего возьмет да за непослушание и отнимет все ваше былое имение, под свое государево имя возьмет, в свою казну, а ты, почтенный боярин, от такой потери совсем нищим станешь, в добавку к уже свершившейся потере своей бороды.
Вот какая жизнь подошла, и как от нее увернуться – боярину ума не приложить.
Мало кто, опричь самого царя, чувствовал себя в этом Петербурге как дома, а были все словно в постылых гостях, думая лишь о том, как бы поскорее проститься с таким гиблым местом и не видеть бы его никогда. «О, сколь ненавидим сперва был град сей, и всяк свои нужды выставлял, – вел для потомков записи пострадавший от переселения в Петербург доброхотный летописец. – Кто поместий и вотчин своих отдалился; кто отлучен от жены, детей и всего дому; кого тут болезни одолевали, неуютность и скудность жизни, многие и многие роптания несли на град сей».
Даже приближенные к царю люди, получавшие от него за выслугу высокие звания, обращались к нему с просьбами разрешить им съездить в Москву, в свои оставленные без хозяйского пригляда поместья, а получив кратковременный отпуск, старались его самовольно продлить вплоть до угрозы от царя – возвратить в Петербург под драгунским конвоем.
Люди попроще уходили из неприглядного места и от трудной жизни без всякого спросу, но не всем удавалось благополучно миновать рогаточных караульщиков при заставах, и возвращение своевольцев сопровождалось подобающим наказанием.
Одни убывали, а другие, в несравненно большем числе, прибывали, хотя и не по своей охоте. На лошадях и пешком, большими партиями тянулись они к устью Невы строить и обживать новоявленный приморский город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241