Когда шпилек в волосах больше не осталось, Байрон стал их расчесывать, выбирая из них обломки веточек, папоротника и комочки грязи. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он добрался до кости и, отложив расческу, взял мягкую салфетку.
Когда наконец он промыл рану, Виктория застонала и пошевелилась. Лицо исказила гримаса боли.
- Это я, - хрипло сказал Байрон. Страх сжал ему горло. Вдруг Виктория, увидев его, содрогнется от отвращения?
Но Виктория по-прежнему не шевелилась.
Байрон сменил влажную подушку у нее под головой на сухую. Задул лампу, стоявшую у ее кровати, и сидел в темноте, держа в обеих руках ее руку.
Глава 17
Ощущение скорости, броска, внезапной сильной боли, пронзившей ее тело. Она выплыла из тумана навстречу усеянному красными пятнами свету по другую сторону век...
Откуда-то издалека до нее доносились голоса, похожие на щебет птиц. Сквозь них прорвался мужской голос:
- Раны головы - коварная штука, ваша светлость, и мне бы не хотелось рисковать своей репутацией, ставя прогноз, пока я не поговорю с пациенткой. Не думаю, что рана опасна. Головная боль в ближайшие дни пройдет. Лечение лодыжки займет больше времени. Однако перелом, похоже, чистый, и недель через шесть все будет в порядке. Лодыжку я перевязал и поднял, и это все, что можно для нее сделать теперь.
- Благодарю вас, доктор Меррик.
Этот голос был не похож на другие. Она хорошо его знала. Он и успокаивал ее и хлестал, словно хлыст. Виктория пыталась пробраться сквозь туман, но он снова затянул ее.
- Эти капли, миссис Пибоди, давайте больной каждые два часа. Одну каплю в чашку крепкого бульона, и вливайте ей в рот, если она сама не сможет пить.
Голоса сливались, сплетались, проваливаясь в яму.
Виктория боролась с беспамятством - секунды, часы, дни? Она не знала. Потом...
Красный свет, мерцание, ощущение скованности. Она с трудом подняла отяжелевшие веки. Красный свет уступил место желтому и ударил по затылку. Виктория застонала, свет закрыла тень.
- Тише, тише, милая. Все будет хорошо.
Она попыталась покачать головой, но ощутила острую боль. Голос был не тот, прохладная мягкая рука у нее на голове была не та. Рука, которая была ей нужна, была больше, грубее, а голос был тихим гулом, а не щебетанием.
- Где он? - Ее неподатливые губы с трудом произнесли эти слова. Она должна вспомнить что-то важное, прежде побега, прежде падения...
- Ну, ну, тише, - снова прочирикал голос. - Выпейте-ка вот это.
В рот ей влили теплую жидкость. Виктория машинально проглотила ее, потом еще и еще. А потом все вспомнила.
Она убежала. И он никогда не простит ее.
- Я вызвал вас для леди Виктории, - грубо сказал Байрон. - Мне медицина не может помочь.
Доктор Меррик нахмурился, глядя в лицо Байрона.
- Я могу сделать пластырь и дать вам кое-какие лекарства, чтобы смягчить лихорадку, ваша светлость, мне известны особенности такого состояния. Ваш дядя мне очень доверял.
- Что толку от ваших пластырей? Они обжигают.
Байрон сел, точнее, рухнул в кресло, стоявшее у письменного стола в конторе апартаментов Генри. Он был совершенно измотан, нестерпимо болело лицо. Едва перевалило за полночь, однако Байрон чувствовал себя так, словно вся усталость последних двух лет сосредоточилась в одном мгновении.
- Ладно, воспользуюсь вашим лекарством. В последнее время оно немного помогает.
- Конечно, - пробормотал врач и достал из сумки зеленую склянку с порошком. - Растворите чайную ложку в стакане воды или чая и пейте через каждые четыре часа. - Он поставил склянку на стол рядом с креслом Байрона. - На лицо кладите холодные компрессы, если не нравятся мои пластыри.
Байрон мрачно уставился на столешницу.
- Как вы думаете, от этого можно умереть? Помолчав, доктор Меррик ответил:
- Не знаю, ваша светлость. Такое возможно, если вы будете проводить очень много времени на солнце и в ожоги попадет инфекция. То же самое было у вашего двоюродного деда. Однако он не умер. Вероятно, это довело его до безумия, но не убило.
Когда доктор снова заговорил, Байрон заметил нетерпение, которое врачи приберегают для строптивых пациентов.
- Нет никаких оснований полагать, что с этой болезнью и вашим богатством нельзя прожить долгую счастливую и плодотворную жизнь. Если предпочитаете, чтобы она свела вас с ума, винить можете только себя самого.
Байрон посмотрел ему в глаза. Врач сник, пробормотав «ваша светлость», но выражение лица у него не изменилось.
Байрон покачал головой.
- Жизнь отшельника - да, такой жизнью я могу наслаждаться. Доброй ночи, доктор Меррик. Уже поздно. Комната для вас давно готова, а вы так и не отдохнули. Скажите мне, когда пойдете навестить леди Викторию. А пока всего хорошего.
Врач чопорно поклонился и оставил Байрона наедине с его черными мыслями.
Тьма и свет, каждый со своей болью. Сны о беге, иногда со страхом падения, иногда со сжигающим душу ужасом преследования чего-то, что потеряно. И сквозь дымку - его голос без слов, без тела, зовущий ее, смеющийся над ней, но всякий раз, когда она, спотыкаясь, добиралась до того места, где он был, голос исчезал.- Где он? Где он?
- Видимо, у нее небольшой жар. Ничего удивительного после того, что с ней случилось.
- Тише, милая.
- Беспокоиться не о чем. Давайте лекарство постоянно, и все будет хорошо.
- Выпейте-ка вот это.
- Где он?
- Скоро жар спадет. Организм часто реагирует на травму таким образом, - сказал врач, закрывая за собой дверь «комнаты единорога».
Байрон поморщился и тут же пожалел об этом. Лицо по-прежнему болело. Холодный компресс не помог.
- Будем надеяться. А ушибы?
- Опухоль на голове начинает спадать, а сломанная лодыжка постепенно заживает. Бог даст, через два месяца она не будет даже прихрамывать.
- Слава Богу, - пробормотал Байрон, но в его голосе было больше горечи, чем благодарности. Это была такая несправедливость, все случившееся с ней, что он не мог чувствовать ничего, кроме возмущения.
Доктор Меррик снял очки и протер их носовым платком.
- Она все время зовет кого-то, ваша светлость.
По лицу Байрона было видно, что он прекрасно понимает кого, хотя он не высказывал прямых предположений.
- Я знаю, - коротко проговорил Байрон. Он не входил в «комнату единорога» с тех пор, как миссис Пибоди в первый раз сообщила, что Виктория на короткое время пришла в сознание.
Врач вздохнул и снова водрузил очки на нос, потом закинул голову, чтобы посмотреть в лицо Байрону.
- Вам следует все время держать холодные компрессы, ваша светлость.
- Да. Я знаю, - повторил Байрон. - Благодарю вас, доктор Меррик. Миссис Пибоди пошлет за вами, если вы понадобитесь до утра.
- Да, да, - пробормотал врач, все еще рассматривая лицо Байрона. Потом слегка покачал головой и пошел, шаркая, вниз по лестнице к спальне, которую для него приготовили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Когда наконец он промыл рану, Виктория застонала и пошевелилась. Лицо исказила гримаса боли.
- Это я, - хрипло сказал Байрон. Страх сжал ему горло. Вдруг Виктория, увидев его, содрогнется от отвращения?
Но Виктория по-прежнему не шевелилась.
Байрон сменил влажную подушку у нее под головой на сухую. Задул лампу, стоявшую у ее кровати, и сидел в темноте, держа в обеих руках ее руку.
Глава 17
Ощущение скорости, броска, внезапной сильной боли, пронзившей ее тело. Она выплыла из тумана навстречу усеянному красными пятнами свету по другую сторону век...
Откуда-то издалека до нее доносились голоса, похожие на щебет птиц. Сквозь них прорвался мужской голос:
- Раны головы - коварная штука, ваша светлость, и мне бы не хотелось рисковать своей репутацией, ставя прогноз, пока я не поговорю с пациенткой. Не думаю, что рана опасна. Головная боль в ближайшие дни пройдет. Лечение лодыжки займет больше времени. Однако перелом, похоже, чистый, и недель через шесть все будет в порядке. Лодыжку я перевязал и поднял, и это все, что можно для нее сделать теперь.
- Благодарю вас, доктор Меррик.
Этот голос был не похож на другие. Она хорошо его знала. Он и успокаивал ее и хлестал, словно хлыст. Виктория пыталась пробраться сквозь туман, но он снова затянул ее.
- Эти капли, миссис Пибоди, давайте больной каждые два часа. Одну каплю в чашку крепкого бульона, и вливайте ей в рот, если она сама не сможет пить.
Голоса сливались, сплетались, проваливаясь в яму.
Виктория боролась с беспамятством - секунды, часы, дни? Она не знала. Потом...
Красный свет, мерцание, ощущение скованности. Она с трудом подняла отяжелевшие веки. Красный свет уступил место желтому и ударил по затылку. Виктория застонала, свет закрыла тень.
- Тише, тише, милая. Все будет хорошо.
Она попыталась покачать головой, но ощутила острую боль. Голос был не тот, прохладная мягкая рука у нее на голове была не та. Рука, которая была ей нужна, была больше, грубее, а голос был тихим гулом, а не щебетанием.
- Где он? - Ее неподатливые губы с трудом произнесли эти слова. Она должна вспомнить что-то важное, прежде побега, прежде падения...
- Ну, ну, тише, - снова прочирикал голос. - Выпейте-ка вот это.
В рот ей влили теплую жидкость. Виктория машинально проглотила ее, потом еще и еще. А потом все вспомнила.
Она убежала. И он никогда не простит ее.
- Я вызвал вас для леди Виктории, - грубо сказал Байрон. - Мне медицина не может помочь.
Доктор Меррик нахмурился, глядя в лицо Байрона.
- Я могу сделать пластырь и дать вам кое-какие лекарства, чтобы смягчить лихорадку, ваша светлость, мне известны особенности такого состояния. Ваш дядя мне очень доверял.
- Что толку от ваших пластырей? Они обжигают.
Байрон сел, точнее, рухнул в кресло, стоявшее у письменного стола в конторе апартаментов Генри. Он был совершенно измотан, нестерпимо болело лицо. Едва перевалило за полночь, однако Байрон чувствовал себя так, словно вся усталость последних двух лет сосредоточилась в одном мгновении.
- Ладно, воспользуюсь вашим лекарством. В последнее время оно немного помогает.
- Конечно, - пробормотал врач и достал из сумки зеленую склянку с порошком. - Растворите чайную ложку в стакане воды или чая и пейте через каждые четыре часа. - Он поставил склянку на стол рядом с креслом Байрона. - На лицо кладите холодные компрессы, если не нравятся мои пластыри.
Байрон мрачно уставился на столешницу.
- Как вы думаете, от этого можно умереть? Помолчав, доктор Меррик ответил:
- Не знаю, ваша светлость. Такое возможно, если вы будете проводить очень много времени на солнце и в ожоги попадет инфекция. То же самое было у вашего двоюродного деда. Однако он не умер. Вероятно, это довело его до безумия, но не убило.
Когда доктор снова заговорил, Байрон заметил нетерпение, которое врачи приберегают для строптивых пациентов.
- Нет никаких оснований полагать, что с этой болезнью и вашим богатством нельзя прожить долгую счастливую и плодотворную жизнь. Если предпочитаете, чтобы она свела вас с ума, винить можете только себя самого.
Байрон посмотрел ему в глаза. Врач сник, пробормотав «ваша светлость», но выражение лица у него не изменилось.
Байрон покачал головой.
- Жизнь отшельника - да, такой жизнью я могу наслаждаться. Доброй ночи, доктор Меррик. Уже поздно. Комната для вас давно готова, а вы так и не отдохнули. Скажите мне, когда пойдете навестить леди Викторию. А пока всего хорошего.
Врач чопорно поклонился и оставил Байрона наедине с его черными мыслями.
Тьма и свет, каждый со своей болью. Сны о беге, иногда со страхом падения, иногда со сжигающим душу ужасом преследования чего-то, что потеряно. И сквозь дымку - его голос без слов, без тела, зовущий ее, смеющийся над ней, но всякий раз, когда она, спотыкаясь, добиралась до того места, где он был, голос исчезал.- Где он? Где он?
- Видимо, у нее небольшой жар. Ничего удивительного после того, что с ней случилось.
- Тише, милая.
- Беспокоиться не о чем. Давайте лекарство постоянно, и все будет хорошо.
- Выпейте-ка вот это.
- Где он?
- Скоро жар спадет. Организм часто реагирует на травму таким образом, - сказал врач, закрывая за собой дверь «комнаты единорога».
Байрон поморщился и тут же пожалел об этом. Лицо по-прежнему болело. Холодный компресс не помог.
- Будем надеяться. А ушибы?
- Опухоль на голове начинает спадать, а сломанная лодыжка постепенно заживает. Бог даст, через два месяца она не будет даже прихрамывать.
- Слава Богу, - пробормотал Байрон, но в его голосе было больше горечи, чем благодарности. Это была такая несправедливость, все случившееся с ней, что он не мог чувствовать ничего, кроме возмущения.
Доктор Меррик снял очки и протер их носовым платком.
- Она все время зовет кого-то, ваша светлость.
По лицу Байрона было видно, что он прекрасно понимает кого, хотя он не высказывал прямых предположений.
- Я знаю, - коротко проговорил Байрон. Он не входил в «комнату единорога» с тех пор, как миссис Пибоди в первый раз сообщила, что Виктория на короткое время пришла в сознание.
Врач вздохнул и снова водрузил очки на нос, потом закинул голову, чтобы посмотреть в лицо Байрону.
- Вам следует все время держать холодные компрессы, ваша светлость.
- Да. Я знаю, - повторил Байрон. - Благодарю вас, доктор Меррик. Миссис Пибоди пошлет за вами, если вы понадобитесь до утра.
- Да, да, - пробормотал врач, все еще рассматривая лицо Байрона. Потом слегка покачал головой и пошел, шаркая, вниз по лестнице к спальне, которую для него приготовили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56