Лицо его в бликах света и тенях было непроницаемо. Он сидел в беспечной позе, и она видела очертания его мускулов там, где рубашка обтягивала торс. Если бы за его личиной надменности не скрывался отблеск чего-то человечного, Виктория не смогла бы справиться с охватившим ее ощущением ледяного холода. Но там было что-то... Насмешливая грусть? Язвительная насмешка над собой? Лед в душе постепенно растаял.
Виктория прерывисто вздохнула:
- Мы с вами два старых страшилища, не так ли? Рейберн скривил губы и пожал плечами:
- Возможно. Вы всегда выражаетесь так прямо, миледи? - Его голос звучал насмешливо, но не без раздражения. - Рядом с вами не может уцелеть ни одна самая дорогая и интимная иллюзия.
Виктория слегка улыбнулась:
- Пожалуй, мой конек - не жалость к себе, а тщательное изучение себя, и я склонна распространять это на других. Я утратила привычку к милосердию, если она вообще когда-либо у меня была.
- А умение прощать? - Рейберн пристально посмотрел на нее.
Виктория отмахнулась:
- Прощать мне некого. Однажды порезавшись, я остерегаюсь ножа. - Она устремила на герцога острый взгляд. - Я редко режусь дважды.
- Да, - пробормотал он, и лицо у него смягчилось. - Пожалуй, вы правы.
Он обошел вокруг стола и остановился перед ней. Виктория напряглась и посмотрела ему в глаза. Морщины у него на лбу и складки у рта в темноте казались глубже, и выглядел он старше своих лет. Старше и печальнее. Потрясенная Виктория поняла, что отчасти она причина этой печали.
Ей показалось, будто ее схватили и встряхнули. Ее отвергали, ею манипулировали, ее принимали на веру, ею даже восхищались, желали ее - и все это не вызывало у нее тревоги, все это было почти безличной реакцией на то, какой она показывала себя миру. Но сейчас во взгляде Рейберна не было ничего безличного. Этот взгляд, просверлив ее насквозь, проник в самые потайные уголки ее сердца, и то, что он обнаружил там, вызвало у него жалость. Это ошеломило Викторию. Никогда еще она не была столь открыта для чужих глаз, и ей не хотелось, чтобы это повторилось, тем более перед этим высокомерным герцогом.
Рейберн взял ее за локоть, но она отпрянула и отвернулась.
- Я не нуждаюсь в жалости, - хрипло произнесла она. - Тем более - вашей.
Рейберн крепко обнял ее за талию, но она не сопротивлялась, потому что свободной рукой он приподнял ее подбородок, чтобы она смотрела ему в лицо, и выражение его лица поразило ее. В нем не было и намека на насмешку, порицание или снисходительность. Только печаль. Она ощущала всем телом его близость, и это ощущение было острее, чем просто телесность, оно жгло ее и одновременно лишало сил.
- Посмотрите на меня и скажите, что вам это не нужно. Я не о жалости. Я слишком высоко ценю вас, чтобы предлагать ее. Я о сочувствии, доброте, симпатии. Скажите, что и они вам не нужны.
- Не могу, - прошептала Виктория. Почему бы ей не солгать герцогу, как она лгала другим? Возможно, она многое поняла, когда была в доме, который он строит. - Но я все равно этого не заслуживаю.
Он улыбнулся, но улыбка была вымученной.
- Небеса оберегают нас от сладостей.
Он наклонил голову, и Виктория рванулась, поняв, что он собирается делать.
- Да поцелуйте же меня! - взревел он, обхватив рукой ее голову.
Виктория попыталась стряхнуть его руку. Ей казалось, что ее ум наголо ободран, стены взорваны, пока она охраняла ворота. Голова шла кругом. Прикосновения казались невыносимыми.
- Дайте мне минуту - полминуты! - простонала она. Этого было бы достаточно, чтобы заделать прорехи в защитных сооружениях и поставить новую стражу. Но ее мольбы стихли, потому что губы их встретились.
У нее перехватило дыхание, а охота к сопротивлению отпала. Жар из солнечного сплетения промчался по ней, как расплавленное серебро, теребя каждый нерв, плавя каждую кость. Она попыталась удалиться в его блаженство, забыть обо всем, кроме ощущения плоти к плоти, но каждое прикосновение крепко удерживало ее в этом мгновении и в знании того, что ее обнимает не просто мужчина, а Рейберн. Поцелуй, его прикосновение, ее вожделение отзывались в ее душе радостью, смешанной с горечью отчаяния, с безумием и пустотой.
Когда губы их разошлись, из горла у нее вырвался не то стон, не то всхлип. Некоторое время она стояла, слишком потрясенная наплывом ощущений, чтобы двигаться, пытаясь совладать с эмоциями, которые так долго не тревожили ее, что она почти забыла о них. Спокойное отчаяние привычного одиночества: вот к чему она привыкла, вот в чем была ее сила. Но не в этой куда более личной боли и сознании, что она здесь, а там, за мостом из воздуха и дыхания, находится Рейберн, предлагающий мимолетную остановку, которую у нее хватило безумия принять.
- Больше этого не делайте, - сказала она, наконец. Голос ее звучал уверенно, в то время как сама она была в замешательстве.
- Почему? - очень серьезно спросил Рейберн. Она крепко сжала губы.
- Потому что наша сделка касается только моего тела, не более того.
- Я могу взять лишь то, что вы мне дадите. - Его руки скользнули по ее спине, нашли пуговицы на поясе и быстро расстегнули их. Двумя рывками он развязал первую нижнюю юбку. Мгновение - и кринолин упал к ее ногам.
- Это всегда должно уходить в первую очередь? - спросила она, тщетно пытаясь восстановить легкость двух прошедших минут. Рейберн поднял бровь:
- Это всегда больше всего мешает. - Он привлек ее к себе, и по выражению его лица Виктория поняла, что ей не удалось направить его мысли в другом направлении.
Она решила прибегнуть к хитрости:
- Я стою на кринолине.
Рейберн проигнорировал это замечание, просто приподнял ее и описал ею полукруг. Он не сразу поставил ее на пол, а некоторое время прижимал к себе, вглядываясь в ее лицо. Виктория ощущала силу его крепкого тела и исходившую от него злую энергию. И еще желание. Желание было в его ореховых глазах, сжатых челюстях, в его возбужденной плоти, прижимавшейся к ней. Она запрокинула голову, призывая его губы, но он покачал головой и поставил ее на пол.
- Скоро.
Слово это было настолько наполнено обещанием, что по телу ее пробежала дрожь. Обняв Викторию за талию, Рейберн подвел ее к столу.
- Сядьте.
Виктория немного поколебалась, а потом опустилась на подушки рядом со столом. Рейберн положил вторую подушку рядом с ней, движением плеч сбросил жилет и сел на подушку. Лицо его было непроницаемо, но, о чем бы он ни думал, Виктория не сомневалась, что он продолжит начатый разговор, и это привело ее в ужас. В то же время, как ни странно, она испытала облегчение.
- Крамбль остыл, - пробормотала она, чтобы что-то сказать. Рейберн накрыл блюдо крышкой и отодвинул его на край стола, который был ближе к печке.
- Скоро разогреется.
Потом герцог ласково взял ее за подбородок, и она решила, что он опять ее поцелует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Виктория прерывисто вздохнула:
- Мы с вами два старых страшилища, не так ли? Рейберн скривил губы и пожал плечами:
- Возможно. Вы всегда выражаетесь так прямо, миледи? - Его голос звучал насмешливо, но не без раздражения. - Рядом с вами не может уцелеть ни одна самая дорогая и интимная иллюзия.
Виктория слегка улыбнулась:
- Пожалуй, мой конек - не жалость к себе, а тщательное изучение себя, и я склонна распространять это на других. Я утратила привычку к милосердию, если она вообще когда-либо у меня была.
- А умение прощать? - Рейберн пристально посмотрел на нее.
Виктория отмахнулась:
- Прощать мне некого. Однажды порезавшись, я остерегаюсь ножа. - Она устремила на герцога острый взгляд. - Я редко режусь дважды.
- Да, - пробормотал он, и лицо у него смягчилось. - Пожалуй, вы правы.
Он обошел вокруг стола и остановился перед ней. Виктория напряглась и посмотрела ему в глаза. Морщины у него на лбу и складки у рта в темноте казались глубже, и выглядел он старше своих лет. Старше и печальнее. Потрясенная Виктория поняла, что отчасти она причина этой печали.
Ей показалось, будто ее схватили и встряхнули. Ее отвергали, ею манипулировали, ее принимали на веру, ею даже восхищались, желали ее - и все это не вызывало у нее тревоги, все это было почти безличной реакцией на то, какой она показывала себя миру. Но сейчас во взгляде Рейберна не было ничего безличного. Этот взгляд, просверлив ее насквозь, проник в самые потайные уголки ее сердца, и то, что он обнаружил там, вызвало у него жалость. Это ошеломило Викторию. Никогда еще она не была столь открыта для чужих глаз, и ей не хотелось, чтобы это повторилось, тем более перед этим высокомерным герцогом.
Рейберн взял ее за локоть, но она отпрянула и отвернулась.
- Я не нуждаюсь в жалости, - хрипло произнесла она. - Тем более - вашей.
Рейберн крепко обнял ее за талию, но она не сопротивлялась, потому что свободной рукой он приподнял ее подбородок, чтобы она смотрела ему в лицо, и выражение его лица поразило ее. В нем не было и намека на насмешку, порицание или снисходительность. Только печаль. Она ощущала всем телом его близость, и это ощущение было острее, чем просто телесность, оно жгло ее и одновременно лишало сил.
- Посмотрите на меня и скажите, что вам это не нужно. Я не о жалости. Я слишком высоко ценю вас, чтобы предлагать ее. Я о сочувствии, доброте, симпатии. Скажите, что и они вам не нужны.
- Не могу, - прошептала Виктория. Почему бы ей не солгать герцогу, как она лгала другим? Возможно, она многое поняла, когда была в доме, который он строит. - Но я все равно этого не заслуживаю.
Он улыбнулся, но улыбка была вымученной.
- Небеса оберегают нас от сладостей.
Он наклонил голову, и Виктория рванулась, поняв, что он собирается делать.
- Да поцелуйте же меня! - взревел он, обхватив рукой ее голову.
Виктория попыталась стряхнуть его руку. Ей казалось, что ее ум наголо ободран, стены взорваны, пока она охраняла ворота. Голова шла кругом. Прикосновения казались невыносимыми.
- Дайте мне минуту - полминуты! - простонала она. Этого было бы достаточно, чтобы заделать прорехи в защитных сооружениях и поставить новую стражу. Но ее мольбы стихли, потому что губы их встретились.
У нее перехватило дыхание, а охота к сопротивлению отпала. Жар из солнечного сплетения промчался по ней, как расплавленное серебро, теребя каждый нерв, плавя каждую кость. Она попыталась удалиться в его блаженство, забыть обо всем, кроме ощущения плоти к плоти, но каждое прикосновение крепко удерживало ее в этом мгновении и в знании того, что ее обнимает не просто мужчина, а Рейберн. Поцелуй, его прикосновение, ее вожделение отзывались в ее душе радостью, смешанной с горечью отчаяния, с безумием и пустотой.
Когда губы их разошлись, из горла у нее вырвался не то стон, не то всхлип. Некоторое время она стояла, слишком потрясенная наплывом ощущений, чтобы двигаться, пытаясь совладать с эмоциями, которые так долго не тревожили ее, что она почти забыла о них. Спокойное отчаяние привычного одиночества: вот к чему она привыкла, вот в чем была ее сила. Но не в этой куда более личной боли и сознании, что она здесь, а там, за мостом из воздуха и дыхания, находится Рейберн, предлагающий мимолетную остановку, которую у нее хватило безумия принять.
- Больше этого не делайте, - сказала она, наконец. Голос ее звучал уверенно, в то время как сама она была в замешательстве.
- Почему? - очень серьезно спросил Рейберн. Она крепко сжала губы.
- Потому что наша сделка касается только моего тела, не более того.
- Я могу взять лишь то, что вы мне дадите. - Его руки скользнули по ее спине, нашли пуговицы на поясе и быстро расстегнули их. Двумя рывками он развязал первую нижнюю юбку. Мгновение - и кринолин упал к ее ногам.
- Это всегда должно уходить в первую очередь? - спросила она, тщетно пытаясь восстановить легкость двух прошедших минут. Рейберн поднял бровь:
- Это всегда больше всего мешает. - Он привлек ее к себе, и по выражению его лица Виктория поняла, что ей не удалось направить его мысли в другом направлении.
Она решила прибегнуть к хитрости:
- Я стою на кринолине.
Рейберн проигнорировал это замечание, просто приподнял ее и описал ею полукруг. Он не сразу поставил ее на пол, а некоторое время прижимал к себе, вглядываясь в ее лицо. Виктория ощущала силу его крепкого тела и исходившую от него злую энергию. И еще желание. Желание было в его ореховых глазах, сжатых челюстях, в его возбужденной плоти, прижимавшейся к ней. Она запрокинула голову, призывая его губы, но он покачал головой и поставил ее на пол.
- Скоро.
Слово это было настолько наполнено обещанием, что по телу ее пробежала дрожь. Обняв Викторию за талию, Рейберн подвел ее к столу.
- Сядьте.
Виктория немного поколебалась, а потом опустилась на подушки рядом со столом. Рейберн положил вторую подушку рядом с ней, движением плеч сбросил жилет и сел на подушку. Лицо его было непроницаемо, но, о чем бы он ни думал, Виктория не сомневалась, что он продолжит начатый разговор, и это привело ее в ужас. В то же время, как ни странно, она испытала облегчение.
- Крамбль остыл, - пробормотала она, чтобы что-то сказать. Рейберн накрыл блюдо крышкой и отодвинул его на край стола, который был ближе к печке.
- Скоро разогреется.
Потом герцог ласково взял ее за подбородок, и она решила, что он опять ее поцелует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56