И хотя Виктория смотрела на амбразуры в романском стиле, внимание ее было сосредоточено на герцоге.
Она слышала, что он прошел по комнате тяжелой уверенной поступью, а потом остановился, послышался тихий скрип, и комната тут же осветилась. Она повернулась и увидела, что он бросил горсть углей в маленькую глиняную печку. При их свете она рассмотрела обстановку комнаты. Кровати не было, чего, впрочем, она и ожидала. Пол устилали ковры, и по ним были разбросаны груды пышных подушек, три восточных дивана стояли по окружности.
- Не удивлюсь, если такие будуары расположены по всему вашему дому, - сказала она, скрывая волнение за язвительностью. - Они очень гармонируют с этими руинами.
Рейберн поднял на нее глаза. Лицо у него было непроницаемо.
- А с их хозяином? - Он закрыл дверцу печки, и свет померк. - Эта комната - эксцентричный каприз моего предшественника - одна из немногих, которую удалось сделать жилой за короткий срок. Говорят, безумец держал свою жену в заточении в этой башне.
- Неужели? - тихо произнесла Виктория. Ей представилось, как некая дева медленно сходит с ума, проводя дни и ночи в одиночестве, в обществе грачей, которые вьют гнезда внизу на бастионах.
Герцог фыркнул, нарушив ход ее мыслей.
- У него не было жены. - Рейберн выпрямился, подошел к Виктории и навис над ней. - Пусть это послужит уроком легковерным: люди верят всему, если это достаточно романтично или драматично.
Виктория возмутилась:
- Уверяю вас, я не нуждаюсь в подобных уроках!
Теперь он стоял так близко, что она ощущала его запах - запах одеколона и его собственный, плотский и опьяняющий. Ей хотелось закрыть глаза и вдыхать этот запах, но она сурово остановила себя.
Он коснулся руки Виктории, подвел ее к дивану и усадил рядом с собой.
- Безвкусно, - заявила она.
Герцог напрягся, казалось, он разозлился, но когда заговорил, в голосе его звучала не злость, а сдержанная веселость:
- Бесспорно.
Она чувствовала прикосновение его ноги к своему кринолину, слышала шорох его движений. Виктория поняла, что он пытается запугать ее, заставить почувствовать себя маленькой, слабой, беспомощной. И к ее досаде, это ему отчасти удалось. Виктория сидела, окаменев, но он не прикасался к ней. Когда молчание стало невыносимым, она откашлялась.
- Была бы вам признательна, если бы вы зажгли свечу.
Он ответил не сразу, а когда заговорил, в его голосе звучала насмешка.
- Не сомневаюсь в этом, но предпочел бы нынешней ночью темноту.
Она тряхнула головой и вскочила, Рейберн схватил ее за запястье. Она потеряла равновесие и упала ему на колени, путаясь в юбках, ее локоть ткнулся во что-то мягкое, а голова - во что-то твердое. Рейберн усмехнулся.
- Это моя голова, - бросила она, потирая голову.
- А это мой подбородок, - отозвался он. - И мой живот.
- Так вам и надо, - пробормотала она, растерявшись.
Она попыталась вывернуться и подняться с его колен, чтобы принять более приличную позу, но он, дав ей выпрямиться, крепко прижал ее к себе.
- Ваша светлость, - запротестовала она, - я не привыкла, чтобы со мной обращались так грубо.
- Миледи, - отозвался герцог, касаясь губами ее уха, - должен ли я напомнить вам, что мы заключили договор?
- Нет, не должны, ваша светлость, - ответила Виктория, пытаясь унять дрожь.
Он сжимал ее запястья словно тисками, и Виктория была уверена, что губы у него были такими же твердыми, как голос, как все его тело, к которому она была прижата. Она должна рассердиться, шепнула ей совесть, как положено приличной леди. Вести себя так, будто ее принуждают. Но приличная леди не заключила бы столь позорную сделку с мужчиной. Впрочем, здесь не место для приличий. При этой мысли Виктория почувствовала облегчение и расслабилась.
А герцог усмехнулся тихо и многозначительно.
- Вот моя девочка, - пробормотал он. Она тут же напряглась, и он снова усмехнулся. - Всегда нужно учитывать деликатность вашей гордости, не так ли?
- Не больше, чем вашей, - парировала она.
- Задет. - Все еще обнимая ее, он наклонился так, что щетина на его лице терла ее шею. Его дыхание на ее коже было горячим и влажным, и Виктория едва не задохнулась, но он не поцеловал ее, чего она опасалась и в то же время желала. - Никаких духов, - отметил он. - Ни намека на туалетную воду. Здесь есть что-то... - Он снова втянул в себя воздух, губы его почти касались ее кожи, и она почувствовала легкое головокружение. - Полезная лаванда, без сомнения, чтобы отпугивать моль от одежды. Вы не разочаровываете.
- Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите, - сказала она, и голос ее звучал скорее напряженно, чем строго.
Он был рядом, совсем рядом! Его запястья под ее руками были сильные, его тело гибкое и горячее. Он пробудил в ней старые потребности, потребности, которые она игнорировала очень давно, но которые не придется игнорировать этой ночью.- Ваше отличие, - пояснил он. - В нем нет изъянов - по крайней мере вы уверены, что их нет. Бескровная, не вызывающая желаний незамужняя тетушка, которую вы изображаете, не должна заинтриговывать мужчин редкими экзотическими духами, поэтому вы не пользуетесь ими. Но я знаю по опыту, что страх постареть толкает женщину на всевозможные ухищрения, а духи и румяна самые безобидные из них.
Рейберн слегка опустил голову, и его губы оказались на впадинке ее ключицы, немного открытой вырезом скромного платья.
Виктория затаила дыхание. В ее сердцевине свилось тугим клубком напряжение, а предупреждающее покалывание щекотало спину, пока руки и ноги не стали от него тяжелыми. Скоро губы задвигаются - поцеловать ее, попробовать ее, дразнить ее.
Но герцог неожиданно отодвинулся. Виктория разочарованно вздохнула, а в сердцевине у нее еще туже завязалось разочарованное предвкушение, от которого по разгоряченной коже побежали мурашки. Чувствительность ее обострилась до крайности - она ощущала прикосновение жесткого шелка к своим предплечьям, грубость швов платья, каждую косточку корсета, каждую нитку в ткани сюртука герцога, скомканного под ее руками. Но больше всего она ощущала герцога, обжигающего ее через одежду, разделявшую их. Когда он рассмеялся, мягкий порыв дыхания на ее коже показался ей порывом ветра.
- Вы не знаете, - прошептал он, - что никакие духи не могут возбудить сильнее, чем запах вашего тела. Он отпустил ее, и поскольку у нее слегка кружилась голова, она немного подержалась за его запястья, прежде чем поняла, что она свободна. Она уронила его руки и направилась к окну. За спиной у нее чиркнула спичка, и комната на мгновение осветилась.
Она боролась с притяжением герцога чисто инстинктивно, вцепившись в каменные арки по сторонам оцинкованных ромбами стекол, ничего не видя, чувствуя только, что он позади нее горячий, как печка, слыша, как он приближается к ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Она слышала, что он прошел по комнате тяжелой уверенной поступью, а потом остановился, послышался тихий скрип, и комната тут же осветилась. Она повернулась и увидела, что он бросил горсть углей в маленькую глиняную печку. При их свете она рассмотрела обстановку комнаты. Кровати не было, чего, впрочем, она и ожидала. Пол устилали ковры, и по ним были разбросаны груды пышных подушек, три восточных дивана стояли по окружности.
- Не удивлюсь, если такие будуары расположены по всему вашему дому, - сказала она, скрывая волнение за язвительностью. - Они очень гармонируют с этими руинами.
Рейберн поднял на нее глаза. Лицо у него было непроницаемо.
- А с их хозяином? - Он закрыл дверцу печки, и свет померк. - Эта комната - эксцентричный каприз моего предшественника - одна из немногих, которую удалось сделать жилой за короткий срок. Говорят, безумец держал свою жену в заточении в этой башне.
- Неужели? - тихо произнесла Виктория. Ей представилось, как некая дева медленно сходит с ума, проводя дни и ночи в одиночестве, в обществе грачей, которые вьют гнезда внизу на бастионах.
Герцог фыркнул, нарушив ход ее мыслей.
- У него не было жены. - Рейберн выпрямился, подошел к Виктории и навис над ней. - Пусть это послужит уроком легковерным: люди верят всему, если это достаточно романтично или драматично.
Виктория возмутилась:
- Уверяю вас, я не нуждаюсь в подобных уроках!
Теперь он стоял так близко, что она ощущала его запах - запах одеколона и его собственный, плотский и опьяняющий. Ей хотелось закрыть глаза и вдыхать этот запах, но она сурово остановила себя.
Он коснулся руки Виктории, подвел ее к дивану и усадил рядом с собой.
- Безвкусно, - заявила она.
Герцог напрягся, казалось, он разозлился, но когда заговорил, в голосе его звучала не злость, а сдержанная веселость:
- Бесспорно.
Она чувствовала прикосновение его ноги к своему кринолину, слышала шорох его движений. Виктория поняла, что он пытается запугать ее, заставить почувствовать себя маленькой, слабой, беспомощной. И к ее досаде, это ему отчасти удалось. Виктория сидела, окаменев, но он не прикасался к ней. Когда молчание стало невыносимым, она откашлялась.
- Была бы вам признательна, если бы вы зажгли свечу.
Он ответил не сразу, а когда заговорил, в его голосе звучала насмешка.
- Не сомневаюсь в этом, но предпочел бы нынешней ночью темноту.
Она тряхнула головой и вскочила, Рейберн схватил ее за запястье. Она потеряла равновесие и упала ему на колени, путаясь в юбках, ее локоть ткнулся во что-то мягкое, а голова - во что-то твердое. Рейберн усмехнулся.
- Это моя голова, - бросила она, потирая голову.
- А это мой подбородок, - отозвался он. - И мой живот.
- Так вам и надо, - пробормотала она, растерявшись.
Она попыталась вывернуться и подняться с его колен, чтобы принять более приличную позу, но он, дав ей выпрямиться, крепко прижал ее к себе.
- Ваша светлость, - запротестовала она, - я не привыкла, чтобы со мной обращались так грубо.
- Миледи, - отозвался герцог, касаясь губами ее уха, - должен ли я напомнить вам, что мы заключили договор?
- Нет, не должны, ваша светлость, - ответила Виктория, пытаясь унять дрожь.
Он сжимал ее запястья словно тисками, и Виктория была уверена, что губы у него были такими же твердыми, как голос, как все его тело, к которому она была прижата. Она должна рассердиться, шепнула ей совесть, как положено приличной леди. Вести себя так, будто ее принуждают. Но приличная леди не заключила бы столь позорную сделку с мужчиной. Впрочем, здесь не место для приличий. При этой мысли Виктория почувствовала облегчение и расслабилась.
А герцог усмехнулся тихо и многозначительно.
- Вот моя девочка, - пробормотал он. Она тут же напряглась, и он снова усмехнулся. - Всегда нужно учитывать деликатность вашей гордости, не так ли?
- Не больше, чем вашей, - парировала она.
- Задет. - Все еще обнимая ее, он наклонился так, что щетина на его лице терла ее шею. Его дыхание на ее коже было горячим и влажным, и Виктория едва не задохнулась, но он не поцеловал ее, чего она опасалась и в то же время желала. - Никаких духов, - отметил он. - Ни намека на туалетную воду. Здесь есть что-то... - Он снова втянул в себя воздух, губы его почти касались ее кожи, и она почувствовала легкое головокружение. - Полезная лаванда, без сомнения, чтобы отпугивать моль от одежды. Вы не разочаровываете.
- Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите, - сказала она, и голос ее звучал скорее напряженно, чем строго.
Он был рядом, совсем рядом! Его запястья под ее руками были сильные, его тело гибкое и горячее. Он пробудил в ней старые потребности, потребности, которые она игнорировала очень давно, но которые не придется игнорировать этой ночью.- Ваше отличие, - пояснил он. - В нем нет изъянов - по крайней мере вы уверены, что их нет. Бескровная, не вызывающая желаний незамужняя тетушка, которую вы изображаете, не должна заинтриговывать мужчин редкими экзотическими духами, поэтому вы не пользуетесь ими. Но я знаю по опыту, что страх постареть толкает женщину на всевозможные ухищрения, а духи и румяна самые безобидные из них.
Рейберн слегка опустил голову, и его губы оказались на впадинке ее ключицы, немного открытой вырезом скромного платья.
Виктория затаила дыхание. В ее сердцевине свилось тугим клубком напряжение, а предупреждающее покалывание щекотало спину, пока руки и ноги не стали от него тяжелыми. Скоро губы задвигаются - поцеловать ее, попробовать ее, дразнить ее.
Но герцог неожиданно отодвинулся. Виктория разочарованно вздохнула, а в сердцевине у нее еще туже завязалось разочарованное предвкушение, от которого по разгоряченной коже побежали мурашки. Чувствительность ее обострилась до крайности - она ощущала прикосновение жесткого шелка к своим предплечьям, грубость швов платья, каждую косточку корсета, каждую нитку в ткани сюртука герцога, скомканного под ее руками. Но больше всего она ощущала герцога, обжигающего ее через одежду, разделявшую их. Когда он рассмеялся, мягкий порыв дыхания на ее коже показался ей порывом ветра.
- Вы не знаете, - прошептал он, - что никакие духи не могут возбудить сильнее, чем запах вашего тела. Он отпустил ее, и поскольку у нее слегка кружилась голова, она немного подержалась за его запястья, прежде чем поняла, что она свободна. Она уронила его руки и направилась к окну. За спиной у нее чиркнула спичка, и комната на мгновение осветилась.
Она боролась с притяжением герцога чисто инстинктивно, вцепившись в каменные арки по сторонам оцинкованных ромбами стекол, ничего не видя, чувствуя только, что он позади нее горячий, как печка, слыша, как он приближается к ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56