- Леди Виктория, вы меня удивляете. Мне казалось, ваш оптимизм давно умер.
Она холодно улыбнулась:
- Оптимизм - возможно, но не надежды. Он хмыкнул:
- Льстить себя надеждой - это и есть оптимизм. Он нападал на нее с грубой философией, пытаясь проползти под дверью, поскольку не удавалось сокрушить стены молотком. Виктория прищурилась. В эту игру можно играть только вдвоем.
- Значит, даже вы не можете считать себя настоящим пессимистом, потому что слишком практичны, чтобы взяться за такой амбициозный проект, как этот дом, не надеясь завершить его.
Рейберн не снизошел до ответа. Они молча поднялись наверх.
В воздухе стояла пыль, где-то совсем близко стучали молотки. Рейберн прошел по центральному коридору, не оглядываясь, чтобы проверить, идет ли она за ним. Он задерживался у каждой двери, чтобы заглянуть внутрь и обменяться парой слов с рабочими, либо окидывал комнату проницательным взглядом, если рабочих там не было. На Викторию Байрон демонстративно не обращал внимания, и она шла за ним неторопливо, строя предположения о назначении той или иной комнаты.
Первая комната была просторной, без окон, с дверным проемом, который вел через две маленькие комнатки в еще одну большую, выходящую на задний сад, - это были спальни герцога и герцогини. Детские комнаты узнать было нетрудно. Потом шла череда комнат - спальни, вероятно, и две смежные, которые могли быть только классной комнатой и спальней гувернантки.
Было ли все это спланировано с учетом безымянной возлюбленной Рейберна? И все ли он еще надеялся, что здесь будет жить его семья? Эта мысль показалась ей странной, вид герцога, окруженного ангелоподобными детками, - смешным, почти немыслимым. И все же явная реальность расположения комнат на этом этаже свидетельствовала не только о том, что он допускал такую возможность, но и не сомневался в том, что его планы осуществятся.
Виктория подошла к Рейберну в дальнем конце холла, где две маленькие комнатки стояли пустые, с трубами, торчащими из стен.
- Два года я довольствовался сидячими ваннами, - неожиданно обратился к ней Рейберн, - но к весне с этим будет покончено.
- Ватерклозеты? - спросила Виктория.
В доме ее родителей в Лондоне была подобная роскошь, но в Рашворте они все еще обходились ночными горшками и ваннами, для которых воду приносили из кухни.
- Пожалуй, - сказал он. - Небольшое излишество. - Он повернулся. - А теперь надо посмотреть, как обстоят дела в пристройке.
- А что там строят? - с невольным интересом спросила Виктория.
- Гостиную, библиотеку и кабинет. Помещения такие же, как в хозяйственном крыле по другую сторону, кроме гостиной, где будут французские окна, выходящие на террасу.
Французские окна - еще одно доказательство, что дом рассчитан не только на него. Лицо у Рейберна оставалось непроницаемое, но Виктория заметила промелькнувшую на нем боль, прежде чем Рейберн отвернулся. Она тоже ощутила боль, но подавила ее.
- Этот дом очень важен для вас, не так ли? - мягко спросила Виктория. - Архитектор спроектировал его также для тех, кто будет жить вместе с вами, да? - Она говорила медленно, словно обдумывая каждое слово. - Это важно, ведь вы вложили в него все свои чаяния и мечты, хотя и не поняли этого, пока не стало слишком поздно.
- И что же? - с вызовом спросил Рейберн.
- И мне он нравится, - робея, произнесла Виктория.
Он повернулся к ней, на лице его отразилось удивление, а губы тронула почти ласковая улыбка, несвойственная ему. Изменчивые ореховые глаза утратили ироничный блеск и засияли теплом.
- Приятно слышать это от вас, - произнес он, и сам удивился этому признанию, как и она, услышав его. Но он опомнился первым, и искренняя теплая улыбка уступила место дьявольской усмешке. Он привлек Викторию к себе, взяв за руку.
Румянец окрасил ее щеки, она почувствовала страх перед соблазном. Но в его глазах все еще оставалось тепло, которое не было только чувственным, и она лишилась дара речи, но тут же пришла в себя и вырвала руку.
- Ваша светлость, я сказала это не для того, чтобы сделать вам приятное. А потому, что это правда. - Она повернулась и пошла обратно по длинному коридору.
Рейберн поравнялся с ней у начала лестницы. Схватил ее за локоть, и она повернулась к нему лицом.
Рейберн остановил на ней тяжелый испытующий взгляд.
- Теперь я начинаю понимать, - пробормотал он почти шепотом. Он отвел прядь волос с ее лица, и она вздрогнула.
- Пустите меня.
- Все в свое время, - сказал он, но тут же отпустил ее.
Они спускались по лестнице бок о бок, и он как ни в чем не бывало снова завел разговор о новшествах. Рейберн с такой легкостью перешел на свой обычный небрежный тон, что Виктория растерялась.
В основании лестницы он остановился и посмотрел на нее. Судя по ироническому изгибу губ, он говорил одно, а думал совсем другое. Виктория задержалась на последней ступеньке, ответив ему таким же взглядом.
- Миледи, мне нужно поговорить с Хартером. Встретимся в карете.
Он отпустил ее.
Виктория смотрела ему вслед. Он думал, она пойдет к карете и станет его ждать. Как бы не так! Виктория прошла по комнате и приблизилась к двери во внешней стене. Легкий толчок - и дверь отворилась. Она оказалась в заднем саду Дауджер-Хауса.
Точнее, там, где когда-то был сад. А сейчас разросшиеся сорняки подползли к самой двери, и Виктория едва могла различить очертания заброшенного фонтана среди зарослей утесника. Позади была путаница веток, где росли одичавшие деревья. Стук молотков и визг пил, казалось, доносились из другого мира, потому что рабочих за углом дома видно не было.
Подобрав юбки, Виктория нерешительно вышла в сад. Ее алые чулки над ботинками тут же намокли от отягощенной росой травы, но Виктория не обратила на это внимания. Ветер, обремененный дождем, коснулся ее лица, и ей вдруг захотелось пробежать по этому разрушенному саду, броситься в заросли и залезть на ближайшее дерево, как это она делала в детстве.
Безумие. Она понимала, что это безумие, но позволила ему овладеть собой, смеясь и кружась по траве, не обращая внимания на сырость и на свои прекрасные юбки, охваченная радостью мгновения свободы. Прекрасные юбки Рейберна, напомнила она себе и еще шире заулыбалась. Если он хочет присматривать за ними, это его дело. Она остановилась и протянула руки к небу, глубоко вдыхая воздух, обещавший дождь. Давно она не чувствовала себя такой раскованной и счастливой.
Виктория сняла перчатки, сорвала шляпку, швырнула на землю и, запрокинув голову, поймала первые капли дождя. Пятнадцать лет она была неприступно респектабельной, и что это ей дало? Она приобрела некоторую власть - привести в порядок управление графством, вершить и разрушать карьеру светских людей, внося иногда изменения в список лиц, приглашенных к обеду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56