был опубликован его сбор-
ник "эссеистических анализов" (право, затрудняюсь назвать это
иначе) "Удовольствие от текста" (84), за которым последовал
еще целый ряд работ, написанных в том же духе: "Ролан Барт
о Ролане Барте" (1975), "Фрагменты любовного дискурса"
(1977) и т. д. (85, 80), явно ознаменовавшие собой несомнен-
ную неудовлетворенность практикой "текстового анализа" и
переход к концепции "эротического текста", не скованного ме-
лочной регламентацией строго нормализованного по образцу
естественных наук структурного подхода. Теперь кредо Барта
-- вольный полет свободной ассоциативности, характерный для
"поэтического мышления" постмодернистской чувствительности.
Впрочем, говоря об очередной смене парадигмы у Барта,
приходится учитывать тот факт, что приметы позднего Барта
можно встретить и в его более ранних работах. Так, еще в ста-
тье 1967 г. "От науки к литературе" (10) он приводит выска-
зывание Кольриджа: "Стихотворение -- это род сочинения,
отличающийся от научных трудов тем, что своей непосредствен-
ной целью оно полагает удовольствие, а не истину" (10, цит. по
переводу С. Зенкина, с. 381-382) и делает из него весьма при-
мечательный (с точки зрения своей дальнейшей эволюции) вы-
вод: "двусмысленное заявление, так как в нем хотя и признается
в какой-то мере эротическая природа поэтического произведения
(литературы), но ей по-прежнему отводится особый, как бы
поднадзорный, участок, отгороженный от основной территории,
где властвует истина. Между тем удовольствие (сегодня мы
охотнее это признаем) подразумевает гораздо более широкую,
гораздо более значительную сферу опыта, нежели просто удов-
летворение "вкуса". До сих пор, однако, никогда не рассматри-
валось всерьез удовольствие от языка, .... одно лишь барокко,
чей литературный опыт всегда встречал в нашем обществе (по
крайней мере, во французском) отношение в лучшем случае
терпимое, отважилось в какой-то мере разведать ту область,
которую можно назвать Эросом языка" (там же, с. 382).
Трудно в этом не увидеть истоки позднейшей концепции текста
как "анаграммы эротического тела" в "Удовольствии от текста"
(84, с. 74).
Однако прежде чем перейти к собственно теории и практи-
ке анализа у позднего Барта, необходимо сделать несколько
замечаний о Барте как "литературно-общественном феномене"
эпохи. Если попытаться дать себе отчет о том общем впечатле-
нии, которое производят работы Барта, то нельзя отделаться от
ощущения, что лейтмотивом, проходящим сквозь все его творче-
ство, было навязчивое стремление вырваться из плена буржуаз-
ного мышления, мировосприятия, мироощущения. Причем дра-
матизм ситуации состоял в том, что общечеловеческое воспри-
нималось как буржуазное, что сама природа человека Нового
времени рассматривалась как буржуазная и поэтому естествен-
ным выходом из нее считалось все то, что расценивалось как
противостоящее этой природе, этому мышлению: марксизм,
фрейдизм, ницшеанство. Естественно, что все это подталкивало
к леворадикальному, нигилистически-разрушительному, сексу-
ально-эротическому "теоретическому экстремизму" в теории,
условно говоря, к "политическому авангардизму". Подобные
настроения, разумеется, не были лишь прерогативой одного
Барта, они были свойственны, как уже об этом неоднократно
говорилось, и Фуко, и Делезу, и -- в крайне эмоциональной
форме -- Кристевой.
Те же настроения были характерны практически для всей
левой интеллигенции, и трагизм положения состоял, да и по-
прежнему состоит в том, что радикализм левого теоретизма
постоянно спотыкался, если не разбивался, о практику политиче-
ских и культурных реальностей тех стран, где антибуржуазные
принципы закладывались в основу социального строя.
Отсюда ощущение постоянной раздвоенности и разочаро-
вания, лихорадочные попытки обретения "теоретического экви-
валента" несостоявшимся надеждам: если к середине 60-х гг.
Rive gauche 12 отверг советский вариант, то на рубеже 60--70-х
гг. ему на смену пришла нервная восторженность перед маоиз-
мом, уступившая, (естественно, -- можем мы сказать, высоко-
мерно усмехаясь) очередному краху иллюзий. Но при любой
смене политических ветров неизменным всегда оставалось одно:
неприятие буржуазности и всего того комплекса культурных,
социальных и нравственных явлений, что за ней стоит. При
этом буржуазность в теориях леворадикальных французских
постструктуралистов отождествляется с общечеловеческим, в
результате общечеловеческие ценности начинают восприниматься
как буржуазные и строгого теоретического разграничения между
ними не проводится.
Но мне бы не хотелось много об этом говорить: хотя все
движение "телькелистов", если включать туда и Барта, и было
симбиозом политической ангажированности и литературной
авангардности (явление настолько характерное для XX в. и
___________________________
12 "Левый берег" -- место обитания в Париже студентов и левой интел-
лигенции. -- И. И.
157
ДЕКОНСТРУКТИВИЗМ
появляющееся столь часто, что, по крайней мере в данный мо-
мент, оно вряд ли способно вызвать особый интерес), все-таки
специфическим предметом нашего исследования является пост-
структурализм в целом, где представлены различные политиче-
ские и социальные ориента-
ции.
Барт и дух высокого эссеизма
Трудно понять роль
Барта для формирования
литературной критики пост-
структурализма, не учитывая
одного, хотя и весьма сущест-
венного, факта. Разумеется,
нельзя отрицать значения Барта как теоретика постструктура-
лизма, как создателя одного из первых вариантов деконструкти-
вистского литературного анализа -- все это несомненно важно,
но, на мой субъективный взгляд, не самое главное. Чтобы до-
вольно сложные (и еще более сложно сформулированные) тео-
рии и идеи Дерриды, Лакана, Фуко и т. д. перекочевали из
"воздушной сферы" эмпирей "высокой" философской рефлексии
в "эмпирику" практического литературного анализа (даже и при
известной "литературной художественности" философского пост-
структурализма, склонного к "поэтическому мышлению", о чем
уже неоднократно говорилось и еще будет говориться в разделе
о постмодернизме), был нужен посредник. И таким посредни-
ком стал Барт -- блестящий, универсально эрудированный
эссеист, сумевший создать поразительный симбиоз литературы,
этики и политики, злободневная актуальность которого всегда
возбуждала живейший интерес у интеллектуальной элиты Запа-
да. Кроме того, в Барте всегда привлекает искренность тона --
неподдельная увлеченность всем, о чем он говорит. Иногда
создается впечатление, что он самовозгорается самим актом
своего "провоцирующего доказательства", свободной игры ума в
духе "интеллектуального эпатажа" своего читателя, с которым
он ведет нескончаемый диалог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
ник "эссеистических анализов" (право, затрудняюсь назвать это
иначе) "Удовольствие от текста" (84), за которым последовал
еще целый ряд работ, написанных в том же духе: "Ролан Барт
о Ролане Барте" (1975), "Фрагменты любовного дискурса"
(1977) и т. д. (85, 80), явно ознаменовавшие собой несомнен-
ную неудовлетворенность практикой "текстового анализа" и
переход к концепции "эротического текста", не скованного ме-
лочной регламентацией строго нормализованного по образцу
естественных наук структурного подхода. Теперь кредо Барта
-- вольный полет свободной ассоциативности, характерный для
"поэтического мышления" постмодернистской чувствительности.
Впрочем, говоря об очередной смене парадигмы у Барта,
приходится учитывать тот факт, что приметы позднего Барта
можно встретить и в его более ранних работах. Так, еще в ста-
тье 1967 г. "От науки к литературе" (10) он приводит выска-
зывание Кольриджа: "Стихотворение -- это род сочинения,
отличающийся от научных трудов тем, что своей непосредствен-
ной целью оно полагает удовольствие, а не истину" (10, цит. по
переводу С. Зенкина, с. 381-382) и делает из него весьма при-
мечательный (с точки зрения своей дальнейшей эволюции) вы-
вод: "двусмысленное заявление, так как в нем хотя и признается
в какой-то мере эротическая природа поэтического произведения
(литературы), но ей по-прежнему отводится особый, как бы
поднадзорный, участок, отгороженный от основной территории,
где властвует истина. Между тем удовольствие (сегодня мы
охотнее это признаем) подразумевает гораздо более широкую,
гораздо более значительную сферу опыта, нежели просто удов-
летворение "вкуса". До сих пор, однако, никогда не рассматри-
валось всерьез удовольствие от языка, .... одно лишь барокко,
чей литературный опыт всегда встречал в нашем обществе (по
крайней мере, во французском) отношение в лучшем случае
терпимое, отважилось в какой-то мере разведать ту область,
которую можно назвать Эросом языка" (там же, с. 382).
Трудно в этом не увидеть истоки позднейшей концепции текста
как "анаграммы эротического тела" в "Удовольствии от текста"
(84, с. 74).
Однако прежде чем перейти к собственно теории и практи-
ке анализа у позднего Барта, необходимо сделать несколько
замечаний о Барте как "литературно-общественном феномене"
эпохи. Если попытаться дать себе отчет о том общем впечатле-
нии, которое производят работы Барта, то нельзя отделаться от
ощущения, что лейтмотивом, проходящим сквозь все его творче-
ство, было навязчивое стремление вырваться из плена буржуаз-
ного мышления, мировосприятия, мироощущения. Причем дра-
матизм ситуации состоял в том, что общечеловеческое воспри-
нималось как буржуазное, что сама природа человека Нового
времени рассматривалась как буржуазная и поэтому естествен-
ным выходом из нее считалось все то, что расценивалось как
противостоящее этой природе, этому мышлению: марксизм,
фрейдизм, ницшеанство. Естественно, что все это подталкивало
к леворадикальному, нигилистически-разрушительному, сексу-
ально-эротическому "теоретическому экстремизму" в теории,
условно говоря, к "политическому авангардизму". Подобные
настроения, разумеется, не были лишь прерогативой одного
Барта, они были свойственны, как уже об этом неоднократно
говорилось, и Фуко, и Делезу, и -- в крайне эмоциональной
форме -- Кристевой.
Те же настроения были характерны практически для всей
левой интеллигенции, и трагизм положения состоял, да и по-
прежнему состоит в том, что радикализм левого теоретизма
постоянно спотыкался, если не разбивался, о практику политиче-
ских и культурных реальностей тех стран, где антибуржуазные
принципы закладывались в основу социального строя.
Отсюда ощущение постоянной раздвоенности и разочаро-
вания, лихорадочные попытки обретения "теоретического экви-
валента" несостоявшимся надеждам: если к середине 60-х гг.
Rive gauche 12 отверг советский вариант, то на рубеже 60--70-х
гг. ему на смену пришла нервная восторженность перед маоиз-
мом, уступившая, (естественно, -- можем мы сказать, высоко-
мерно усмехаясь) очередному краху иллюзий. Но при любой
смене политических ветров неизменным всегда оставалось одно:
неприятие буржуазности и всего того комплекса культурных,
социальных и нравственных явлений, что за ней стоит. При
этом буржуазность в теориях леворадикальных французских
постструктуралистов отождествляется с общечеловеческим, в
результате общечеловеческие ценности начинают восприниматься
как буржуазные и строгого теоретического разграничения между
ними не проводится.
Но мне бы не хотелось много об этом говорить: хотя все
движение "телькелистов", если включать туда и Барта, и было
симбиозом политической ангажированности и литературной
авангардности (явление настолько характерное для XX в. и
___________________________
12 "Левый берег" -- место обитания в Париже студентов и левой интел-
лигенции. -- И. И.
157
ДЕКОНСТРУКТИВИЗМ
появляющееся столь часто, что, по крайней мере в данный мо-
мент, оно вряд ли способно вызвать особый интерес), все-таки
специфическим предметом нашего исследования является пост-
структурализм в целом, где представлены различные политиче-
ские и социальные ориента-
ции.
Барт и дух высокого эссеизма
Трудно понять роль
Барта для формирования
литературной критики пост-
структурализма, не учитывая
одного, хотя и весьма сущест-
венного, факта. Разумеется,
нельзя отрицать значения Барта как теоретика постструктура-
лизма, как создателя одного из первых вариантов деконструкти-
вистского литературного анализа -- все это несомненно важно,
но, на мой субъективный взгляд, не самое главное. Чтобы до-
вольно сложные (и еще более сложно сформулированные) тео-
рии и идеи Дерриды, Лакана, Фуко и т. д. перекочевали из
"воздушной сферы" эмпирей "высокой" философской рефлексии
в "эмпирику" практического литературного анализа (даже и при
известной "литературной художественности" философского пост-
структурализма, склонного к "поэтическому мышлению", о чем
уже неоднократно говорилось и еще будет говориться в разделе
о постмодернизме), был нужен посредник. И таким посредни-
ком стал Барт -- блестящий, универсально эрудированный
эссеист, сумевший создать поразительный симбиоз литературы,
этики и политики, злободневная актуальность которого всегда
возбуждала живейший интерес у интеллектуальной элиты Запа-
да. Кроме того, в Барте всегда привлекает искренность тона --
неподдельная увлеченность всем, о чем он говорит. Иногда
создается впечатление, что он самовозгорается самим актом
своего "провоцирующего доказательства", свободной игры ума в
духе "интеллектуального эпатажа" своего читателя, с которым
он ведет нескончаемый диалог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90