На уровне эмоций.
— Только так и может быть. Логика тут ни при чем. Нет логического способа доказать, что Гея мной не руководит.
— Знаю. Извини. Я просто немного нервничаю.
— Не надо. Просто разденься.
Сирокко отвернулась, чувствуя, что Робин так же нервничает насчет раздевания, как и насчет всего остального. Она даже решила отослать Криса и пригласить его позже для его собственной процедуры. Но затем, повернувшись и увидев, как Робин выступает из штанов, поняла, что Крис тут ни при чем. Сирокко отчаянно надеялась, что у нее ничего не выразилось на лице, но в горле неотвратимо застрял комок внезапной жалости.
Вид голая Робин имела очень жалкий. Она и так выглядела бы достаточно жалко, но для той, кто видел ее в блеске славы, это просто разрывало сердце.
Все татуировки сильно выцвели. Сирокко уже видела Глаз и Пентазм на голове, а также часть змеи на предплечье. Какие же они у девятнадцатилетней Робин были яркие и красочные! А теперь они выглядели мутными; на пепельно-сером рисунке едва виднелись тускло-красные и грязно-зеленые краски. Четвертая татуировка — змея вокруг ноги — мало чем отличалась от остальных. Но пятая была совсем исковеркана.
Невелика потеря для мира искусства, подумала Сирокко, но все равно страшное издевательство. Робин очень рано узнала о том, что все ее дети получат тот же недуг, который был у нее и избавляться от которого она явилась в Гею. И в порыве юношеской бравады сделала у себя на животе чудовищный рисунок. Рисунок этот изображал жуткого монстра, который прорывался из-под ее кожи — пытался пробиться из матки во внешний мир с помощью клыков и когтей.
— Искра оказалась слишком велика, — скорбно пояснила Робин, потирая шрам, от которого татуировка казалась еще уродливей. — Мне пришлось сделать кесарево сечение. — Она стояла с поникшими плечами, пытаясь как бы случайно сцепить руки на животе. Кожа ее была бледной, а волосы безжизненными. Лицо покрывали морщины, и даже зубы выглядели скверно. Робин давно махнула на себя рукой. Одно дело — старение; здесь же было нечто совсем иное.
— Ничего, — пообещала Сирокко. — Все скоро наладится.
Она вошла в воду и протянула подруге руку.
Робин и Ее предполагала, что вода бывает такой горячей. Но странное дело — жар чувствовался, однако ожогов не было и в помине.
Входили они не спеша. Вначале погрузились по лодыжки, затем по колени, затем помедлили, прежде чем войти по бедра. Крис был по одну сторону от Робин, Сирокко по другую. Все трое держались за руки.
Вода — если это была вода — имела сладковатый запах, а цветом и консистенцией напоминала мед. Нет, подумала Робин, на сироп это не похоже. Скорее что-то вроде нектара.
Войдя по талию, Робин невольно охнула. Жидкость сочилась ей вовнутрь. Чувство было такое, будто ее вагину и кишечник наполняет прекрасное масло. Казалось, Робин должна была бы чувствовать отвращение, но голая правда заключалась в том, что как раз этого она не ощущала. Все казалось восхитительным. Ничего подобного Робин никогда не испытывала. Тело ее подрагивало, а колени слабели. Сирокко ее поддерживала. Вода уже доходила ей до груди.
Робин расслабилась в руках Сирокко, а Фея тем временем говорила ей, что делать. Закрыв глаза, Робин почувствовала, как рука зажимает ей ноздри, — и погрузилась в воду.
Все было как во сне. Не хотелось вообще выходить наружу. Потребность сделать вдох постепенно нарастала, но в тот самый миг, когда потребность эта сделалась слишком сильной, Робин почувствовала, как губы Сирокко прижались к ее губам, и она втянула в себя дыхание Феи. Потом медленно выпустила.
Так продолжалось долго. Робин не считала, сколько раз, но точно знала, что долго. Затем подводные поцелуи прекратились. Робин снова ощутила, как нарастает потребность вдохнуть. Сирокко сказала ей, что делать, но Робин все еще была немного напугана. Неужели она должна до такой степени довериться Фее?
А почему бы и нет? Робин почувствовала, как рука отпускает ее ноздри. Горячий нектар сразу туда проник. Она открыла рот. Воздух забулькал наружу, а влага потекла внутрь.
Пока наполнялись легкие, Робин испытала несколько спазмов и попыталась выкашлять остатки воздуха. Она билась, но ее крепко держали. А потом снова наступил мир.
Сирокко почти пол-оборота держала Робин в воде, затем вынесла на берег и положила рядом с Адамом, который все еще спал. Крис достал полотенце, и Сирокко принялась вытирать маленькую ведьму. Золотистая влага капала у Робин изо рта. Сирокко похлопала ее по спине — и Робин снова задышала, выплюнув из горла последние два-три литра. Кожа ее стала коричневой и такой горячей, что нельзя было дотронуться.
— Давай теперь ты, — сказал Крис, беря полотенце. — Я о ней позабочусь.
Кивнув, Сирокко вошла в бассейн. Мгновение — и она уже плавала под самой поверхностью. Когда через пол-оборота она вынырнула, ее длинные волосы — мокрые, прилипшие к плечам, — были уже не седые, а блестяще-черные.
Крис купался дольше всех. Вынырнув, он оказался на пару сантиметров выше, а его лицо слегка изменилось.
Сирокко снова ввела Робин в легкий транс, и Крис поднял ее вместе с Адамом на руках. Оглянувшись через плечо на Сирокко, гигант собрался доставить Робин назад в «Смокинг-клуб» — и сделать свое предложение.
ЭПИЗОД V
Лютер вышагивал по пристаням Беллинзоны — безлюдным, как пыльные улицы западного городка в фильме «Самый полдень», с Гэри Купером в главной роли. Возможно, ум его и усматривал такую аналогию, тем более что он совсем недавно посмотрел этот фильм в Преисподней.
На Гэри Купера Лютер был, мягко говоря, не похож. Скорее он походил на чудовище Франкенштейна после трехдневного пьянства и автомобильной аварии. Едва ли не вся левая сторона его физиономии отсутствовала, выставляя напоказ кусок челюсти и обломки зубов, а также часть сосцевидного отростка и пустую глазницу. В зазубренной трещине виднелось зеленоватое вещество мозга — причем создавалось впечатление, будто его, вытекшее оттуда, торопливо запихали назад. Единственный оставшийся глаз был черной дырой в красном море, пылающей праведным гневом. Швы окольцовывали шею Лютера; причем не шрамы, а именно толстые нити, впившиеся в кожу. Если их удалить, голова просто бы отвалилась.
Все тело Лютера, за исключением рук, скрывалось под грязной черной сутаной. Руки сплошь были покрыты стигматами, откуда сочились кровь и гной. Одна нога была короче другой. Это, впрочем, было не уродством, а простой механической неувязкой; раньше нога эта принадлежала одной монахине. Разность ног, однако, гордой поступи Лютера не замедляла.
Прятаться не было нужды, да Лютер и не пытался. Даже в лучшие времена такое для него и его банды было крайне затруднительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
— Только так и может быть. Логика тут ни при чем. Нет логического способа доказать, что Гея мной не руководит.
— Знаю. Извини. Я просто немного нервничаю.
— Не надо. Просто разденься.
Сирокко отвернулась, чувствуя, что Робин так же нервничает насчет раздевания, как и насчет всего остального. Она даже решила отослать Криса и пригласить его позже для его собственной процедуры. Но затем, повернувшись и увидев, как Робин выступает из штанов, поняла, что Крис тут ни при чем. Сирокко отчаянно надеялась, что у нее ничего не выразилось на лице, но в горле неотвратимо застрял комок внезапной жалости.
Вид голая Робин имела очень жалкий. Она и так выглядела бы достаточно жалко, но для той, кто видел ее в блеске славы, это просто разрывало сердце.
Все татуировки сильно выцвели. Сирокко уже видела Глаз и Пентазм на голове, а также часть змеи на предплечье. Какие же они у девятнадцатилетней Робин были яркие и красочные! А теперь они выглядели мутными; на пепельно-сером рисунке едва виднелись тускло-красные и грязно-зеленые краски. Четвертая татуировка — змея вокруг ноги — мало чем отличалась от остальных. Но пятая была совсем исковеркана.
Невелика потеря для мира искусства, подумала Сирокко, но все равно страшное издевательство. Робин очень рано узнала о том, что все ее дети получат тот же недуг, который был у нее и избавляться от которого она явилась в Гею. И в порыве юношеской бравады сделала у себя на животе чудовищный рисунок. Рисунок этот изображал жуткого монстра, который прорывался из-под ее кожи — пытался пробиться из матки во внешний мир с помощью клыков и когтей.
— Искра оказалась слишком велика, — скорбно пояснила Робин, потирая шрам, от которого татуировка казалась еще уродливей. — Мне пришлось сделать кесарево сечение. — Она стояла с поникшими плечами, пытаясь как бы случайно сцепить руки на животе. Кожа ее была бледной, а волосы безжизненными. Лицо покрывали морщины, и даже зубы выглядели скверно. Робин давно махнула на себя рукой. Одно дело — старение; здесь же было нечто совсем иное.
— Ничего, — пообещала Сирокко. — Все скоро наладится.
Она вошла в воду и протянула подруге руку.
Робин и Ее предполагала, что вода бывает такой горячей. Но странное дело — жар чувствовался, однако ожогов не было и в помине.
Входили они не спеша. Вначале погрузились по лодыжки, затем по колени, затем помедлили, прежде чем войти по бедра. Крис был по одну сторону от Робин, Сирокко по другую. Все трое держались за руки.
Вода — если это была вода — имела сладковатый запах, а цветом и консистенцией напоминала мед. Нет, подумала Робин, на сироп это не похоже. Скорее что-то вроде нектара.
Войдя по талию, Робин невольно охнула. Жидкость сочилась ей вовнутрь. Чувство было такое, будто ее вагину и кишечник наполняет прекрасное масло. Казалось, Робин должна была бы чувствовать отвращение, но голая правда заключалась в том, что как раз этого она не ощущала. Все казалось восхитительным. Ничего подобного Робин никогда не испытывала. Тело ее подрагивало, а колени слабели. Сирокко ее поддерживала. Вода уже доходила ей до груди.
Робин расслабилась в руках Сирокко, а Фея тем временем говорила ей, что делать. Закрыв глаза, Робин почувствовала, как рука зажимает ей ноздри, — и погрузилась в воду.
Все было как во сне. Не хотелось вообще выходить наружу. Потребность сделать вдох постепенно нарастала, но в тот самый миг, когда потребность эта сделалась слишком сильной, Робин почувствовала, как губы Сирокко прижались к ее губам, и она втянула в себя дыхание Феи. Потом медленно выпустила.
Так продолжалось долго. Робин не считала, сколько раз, но точно знала, что долго. Затем подводные поцелуи прекратились. Робин снова ощутила, как нарастает потребность вдохнуть. Сирокко сказала ей, что делать, но Робин все еще была немного напугана. Неужели она должна до такой степени довериться Фее?
А почему бы и нет? Робин почувствовала, как рука отпускает ее ноздри. Горячий нектар сразу туда проник. Она открыла рот. Воздух забулькал наружу, а влага потекла внутрь.
Пока наполнялись легкие, Робин испытала несколько спазмов и попыталась выкашлять остатки воздуха. Она билась, но ее крепко держали. А потом снова наступил мир.
Сирокко почти пол-оборота держала Робин в воде, затем вынесла на берег и положила рядом с Адамом, который все еще спал. Крис достал полотенце, и Сирокко принялась вытирать маленькую ведьму. Золотистая влага капала у Робин изо рта. Сирокко похлопала ее по спине — и Робин снова задышала, выплюнув из горла последние два-три литра. Кожа ее стала коричневой и такой горячей, что нельзя было дотронуться.
— Давай теперь ты, — сказал Крис, беря полотенце. — Я о ней позабочусь.
Кивнув, Сирокко вошла в бассейн. Мгновение — и она уже плавала под самой поверхностью. Когда через пол-оборота она вынырнула, ее длинные волосы — мокрые, прилипшие к плечам, — были уже не седые, а блестяще-черные.
Крис купался дольше всех. Вынырнув, он оказался на пару сантиметров выше, а его лицо слегка изменилось.
Сирокко снова ввела Робин в легкий транс, и Крис поднял ее вместе с Адамом на руках. Оглянувшись через плечо на Сирокко, гигант собрался доставить Робин назад в «Смокинг-клуб» — и сделать свое предложение.
ЭПИЗОД V
Лютер вышагивал по пристаням Беллинзоны — безлюдным, как пыльные улицы западного городка в фильме «Самый полдень», с Гэри Купером в главной роли. Возможно, ум его и усматривал такую аналогию, тем более что он совсем недавно посмотрел этот фильм в Преисподней.
На Гэри Купера Лютер был, мягко говоря, не похож. Скорее он походил на чудовище Франкенштейна после трехдневного пьянства и автомобильной аварии. Едва ли не вся левая сторона его физиономии отсутствовала, выставляя напоказ кусок челюсти и обломки зубов, а также часть сосцевидного отростка и пустую глазницу. В зазубренной трещине виднелось зеленоватое вещество мозга — причем создавалось впечатление, будто его, вытекшее оттуда, торопливо запихали назад. Единственный оставшийся глаз был черной дырой в красном море, пылающей праведным гневом. Швы окольцовывали шею Лютера; причем не шрамы, а именно толстые нити, впившиеся в кожу. Если их удалить, голова просто бы отвалилась.
Все тело Лютера, за исключением рук, скрывалось под грязной черной сутаной. Руки сплошь были покрыты стигматами, откуда сочились кровь и гной. Одна нога была короче другой. Это, впрочем, было не уродством, а простой механической неувязкой; раньше нога эта принадлежала одной монахине. Разность ног, однако, гордой поступи Лютера не замедляла.
Прятаться не было нужды, да Лютер и не пытался. Даже в лучшие времена такое для него и его банды было крайне затруднительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151