В центральный пост несет из камбуза жареной картошкой, затхлой вонью соляра из дизельного отсека, резиной из аккумуляторных ям.
Отдраили люк. Хрустнули в ушах перепонки. Легкие воссоединились с земной атмосферой!
Первый вдох. Чистоту воздуха ощущаешь не по запаху, не по свежести, а по тому, как светлеет голова, яснеет мысль при первых же вдохах морского озона.
Круглый зев рубочного люка забит звездами. Астролюк космического корабля, наверное, выглядит так; же. Луна вплавлена в облако. Волны в белых капюшонах. Покачивает. Лунная дорожка то удлиняется, упираясь в борт, то укорачивается, превращаясь н огромное пятно золотистой ряби.
Мы набились в ограждение мостина плотно, как цветы в узкую вазу. Чуть ниже, на рулевой площадке, толпятся матросы с бирками на шее. Бирки с номерами отсеков придуманы для справедливости: чтобы каждый подводник отдышал свои пять минут, пока какой-нибудь шальной «Викинг» не спугнет субмарину.
звёздная улитка вселенной раскручивала над нашими головами свои искристые спирали. На южном склоне ночного купола плыли бортовые огни самолётов; Погружаться мы не стали: то были американские транспортные? самолёты, они шли в сторону Ливана. Там полыхала война настоящая…
Глава пятая
1.
Каждый корабль знает море по-своему… У рыбацкого сейнера, у океанского танкера, у портового, буксира свои с ним счеты, свои отметины, свои Сциллы и Харибды… У крейсера иные, чем у пассажирского лайнера: у парусника; иные, чем у эсминца. На только, подводные лодки знают море интимно, изнутри, из глубины. Им ведомы не одни лишь удары волн, они посвящены и в тайную жизнь океана с её сокровенными звуками, струями, жестокими прихотями.
Каждое судно устаёт: от моря по-своему: у одного ноют натруженные мачты, у другого-гребные валы. Но только подводные лодки, изголодавшиеся по солнцу и воздуху, с настывшими в безднах бортами, с намертво стиснутыми люками и обмятыми ребрами,, устают до смертной истомы.
И всё же все корабли - что бы ни уводило их в плавание - едины в своей тоске по дому. Едва рулевой ложится на курс возвращения, как та горизонтная дуга, за которой рано или поздно откроется родной берег и которая отличима от остального морского окаема разве что цифрами на компасной картушке, она, эта кромка, обещающая дом, и в самом деле начнет как бы мерцать, переливаться, притягивать взгляд… И в её синеватой дымке встанет, словно мираж, видимый каждому по-своему, женщина на причале. Пусть не скоро ещё он станет явью, этот прекрасный мираж: пройдет одна ходовая неделя, другая… Но рано или поздно откроется поворотный мыс, вашем вспыхнет входной маяк, разомкнутся ржавые сети подводных ворот, и ты увидишь - женщину на причале. Глаза твои с зоркостью ночного бинокля издали отыщут её в толпе встречающих. И ты прочтешь её родной силуэт - как немое признание в любви. Самое прекрасное и убедительное. Я пришла. Я ждала тебя. Я встречаю тебя.
И ты бросишь к её ногам победный груз походной усталости. И высшей наградой за стылую тишь глубин, за леденящие вопли тревог, за стоя истерзанного штормом железа, за жизнь, ту, которая даётся один только раз и которую ты, не щадя, перевел в ходовые мили, вахты, атаки, будет она - Женщина на причале.
2.
О, одиночество корабля в море!… Одиночество путника в пустыне! Но чему уподобить одиночество подводной лодки в океанской толще?
И был поход - долгий, как космический полет к иным мирам. И были жаркие страны с белоглиняными городами. И были штормы и срочные погружения. И были дни, недели и месяцы, сотканные как один из мерного жужжания приборов, желтоватого света плафонов, чередования вахтенных смен и ожидания ночных всплытий «на звёзды». И был долгожданный приказ, прорвавшийся к нам сквозь ионосферные бури и помехи от сотрясавших эфир радиостанций американских авианосцев, - домой!
Парадокс судового времени: часы летят, как минуты, а сутки тянутся неделями. Подводник любит все,, что напоминает ему о течении времени. И даже не потому, что так страстно рвется на берег. Просто под водой, в отсеке, где неощутимы ни естественная смена дня и ночи, ни движение в пространстве, создаётся препротивная иллюзия застывшего времени. Она разрушается ростом цифровых столбцов, зачеркнутых в календарях, стопой исписанных страниц в вахтенных журналах, понижающимся уровнем одеколона во флаконе для ежедневных протираний, «похуданием» гигантского рулона пипифакса в гальюне, пустотами в иных расходных материалах. Даже на разматывающую бобину кинопроектора посматриваешь с вожделением: на глазах уменьшается.
Домой!
И пусть впереди ещё пол-океана, счет времени уже пошел на сутки: разменяли последнюю декаду, последнюю неделю. У календаря в кают-компании ведутся нетерпеливые подсчеты: последний походный вторник, последнее воскресенье…
Старпом сердится: в море нельзя загадывать наперед. И всё-таки лейтенант Симаков не удерживается от радостного возгласа:
- Последняя «разуха»!
Лодочный баталер мичман Стратилатов в последний раз выдал комплекты «разового» белья.
Веками моряк определял приближение к берегу по облакам, птицам, множеству других признаков. У подводников иные приметы… Близость берега ощущается и по слепым пока картам: изобаты глубин пошли на убыль - триста, двести, сто метров… Но вот-вот появятся очертания материка… И потому, что вестовой Симбирцева пришивает подворотничок к кителю. Значит, наверху похолодало - в легкой куртке на мостике не постоишь. В отсеках появились ватники. Их извлекли из дальних закоулков и держат наготове - понадобятся не сегодня завтра. После опостылевшей «тропички» смотришь на них с удовольствием. Они предвещают холод, север, базу, берег - дом.
Едва легли на «ноль», на «чистый норд», и Полярная звезда, ещё не взошедшая в зенит, поворотила к себе нос корабля, едва стало ясно, что идем домой прямым ходом, без отклонений и попутных задач, как запретные воспоминания - весь поход на них лежало табу - ожили, беспощадно заполняя собой часы недолгого одиночества. Будто на секретном пакете сломали сургучные печати…
…От окна разило ледяным холодом. Белые узлы вязала поземка на скосогоренной улице…
Кажется, в тот день в Екатерининской гавани запретили перешвартовки (чтобы не рвались на морозе тросы), и я оказался дома раньше обычного. Я позвонил Лю в гидрометеопост, и она обещала прийти.
Кипел электрический чайник.
Чем я убивал время до её прихода? Читал статью про акул, пришивал пуговицу к кителю, потом прилег на койку и, положив гитару на грудь, перебирал аккорды… Вдруг рявкнул в прихожей ревун. Соседка щелкнула замком. Быстрый постук каблучков по коридору, короткий - для приличия - стук в дверь, и влетает она! С мороза, со снегом в волосах и ресницах…
3.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108