Ревун - другое дело. Ревун звучит деловито и мягко. Ревун - это погружение, это нормальная работа. Трезвон в отсеках - аварийная тревога: пожар, пробоина, вода… Но сейчас Мартопляс мечтал о тревожных звонковых трелях. Он лежал в каютке, закинув длинные побитые ноги на сейф с канистрой спирта - для устрашения на дверцу был нанесён знак радиоактивной опасности, - и перекатывал под языком таблетку валидола. Сердце щемило, подёргивало, ныло…
Надо же так глупо поссориться с командиром, поссориться смертельно, вдрызг! Вместе им больше не служить. Уходить с лодки, разумеется, придется ему, Мартоплясу. Сразу, как возвратятся, надо приискивать новый корабль, а это все равно, что поменять жену и заново привыкать к иной подруге жизни. Убитый таким поворотом дел, Мартопляс лежит на койке, смотрит в полукруглый подволок и растирает о небо желатиновую капсулу с валидолом.
«Флотоводец! Пижон на сдобных ножках! Как погружение, так обязательно из-под дизелей на полном ходу. С брызгами! А что дизели греются и их потом надо маслом прокачивать и коленвал вручную крутить, это его не колышет… Батарею харчит почем зря, а лечебный цикл провести-часа не выпросишь…»
Механик долго перебирал все прегрешения Абатурова перед лодочной техникой и распалялся, как дизель, пущенный вразнос.
Его, главного механика, опыт чего-нибудь да стоит! Уж он-то хорошо знает: механизмы прихотливы, как месячные младенцы. Масло в регулятор оборотов заливается подогретым. Если холодное - то только порциями: по стакану через каждые пять минут. Вода, охлаждающая цилиндры, должна быть чистым дистиллятом, как аптечная «аква диста», которой доктор разводит лекарства. На худой конец можно залить и питьевую, но с минимальным содержанием хлоридов… Нет, дорогой товарищ Абатуров, машину содержать - это не ручки телеграфные дергать: «Полный вперед!», «Полный назад!».
О, если бы движки сейчас скисли!… Но беспаспортное топливо оказалось добротным. Все дизели, как назло, запустились с пол-оборота и работали мягко, плавно, бездымно.
* * *
Мустанги для удара поворачиваются задом, бизоны бьют спереди. Авианосцы разворачиваются против ветра и развивают полный ход. Так стартующие самолеты, подминая ветер под крылья, быстрее набирают высоту,
«Утро великого гона», как назвал первый день противолодочной недели командир «Колумба» кэптен Комптон, началось с досадного происшествия. Вахтенный рулевой мастер-чиф-петти-офицер Хэмп слишком круто переложил рули, и авианосец, описывая циркуляцию на полном ходу, накренился так, что два самолета «Викинг», стоявших на парковом участке за «островом»[7], покатились по полетной палубе к правому борту. По счастью, оба наткнулись на леерные стойки, смяли их, но в воду не свалились. Комптон обругал командира палубного дивизиона обезьяной с мозгами медузы, а из жалованья мастер-чиф-петти-офицера Хэмпа приказал вычесть стоимость поломки.
И все же утро обещало быть добрым. Юное восточное солнце всплывало точно по курсу. Море, спрессованное линзами бинокля, рябило, искрилось, переливалось всеми оттенками синего, голубого, лазурного. Дельфины, встретившие авианосец у Гибралтара, не отставали и резвились то справа, то слева. Дельфины у Скалы[8] всегда сулили удачу, а удача кэптену Комптону грезилась нынче только в виде «черной рыбки, попавшей в «Золотую сеть». Лучше всего, если бы это была русская «черная рыбка». На рыбу из России всегда был большой спрос.
«А вот и меню, - пошутил про себя Комптон, раскрыв ксерокопию телевизионного сценария. - Точнее, поваренная книга: как лучше приготовить непойманную рыбу».
Сценарий телевизионного шоу ему передал офицер информации, прикомандированный к съемочной группе, что обосновалась на борту авианосца с первого дня учений. Телевизионная мадам - энергичная шатенка в голубом комбинезоне с «молниями» на всех пикантных местах - вытребовала в распоряжение операторов палубный вертолет, и теперь все ее мальчики с нетерпением ждали, когда же «Колумб» поднимет подводную лодку.
Комптон битый час объяснял этой нимфе эфира, что поднять субмарину не так-то просто. Сначала нужно услышать ее в глубине или засечь радарами на поверхности. Потом несколько суток надо вести ее под водой, не давая увильнуть в сторону, пока подлодка не разрядит аккумуляторную батарею. И уж только тогда она всплывет под прицелы телевизионных камер.
С этого момента и началось бы главное действо прямого репортажа. По замыслу автора шоу командир авианосца должен был передать командиру подводной лодки издевательский семафор: «Сэр, приглашаю вас на чашечку кофе! Приношу извинения за то, что посылки наших гидролокаторов причинили вам головную боль!» Русский командир, разумеется, отказывается от приглашения, и тогда с борта авианосца летит в сторону лодки шар-зонд, к которому подвязана огромная бутафорская чашка с «кофе» из мазута.
После этого пролога мощный проекционный луч, пущенный с борта одного из кораблей сопровождения, изображал на рубке затравленной субмарины портрет гросс-адмирала Деница. Глядя на командующего подводным флотом фашистской Германии, комментатор вопрошал телезрителей: «Что делают красные пираты в море, очищенном союзниками от подводных лодок фюрера и дуче?»
Комптон был не в восторге от этого спектакля. В большую войну его отец водил караваны в Мурманск и считал русских неплохими моряками.
Комптон впервые выходил на боевое патрулирование командиром авианосца. До «Колумба» он командовал десантным кораблем «Эль Пасо». Разумеется, ему льстило, что вожди из пятиугольного вигвама[9] назначили именно его на один из самых больших кораблей мира, который вытесняет своими бортами из тёплого пруда[10] без малого сто тысяч тонн воды и который несет на себе со скоростью курьерского экспресса сотню самолётов и вертолётов, а экипаж его превышает население того оклахомского городка, где Комптон родился: 6286 человек, из них полтысячи офицеров.
Но то, чем гордился кэптен перед однокашниками по Аннаполису[11] (мощность атомной энергетической установки, дальность плавания с одним комплектом активных зон - миллион миль и прочее, прочее, прочее), самому ему правилось меньше всего. На огромной палубе «Колумба», в высоченном ангаре, в многоярусном лабиринте внутренних коридоров, с трапами бездонных сходов и шахт, после уютного «Эль Пасо», Комптон чувствовал себя точно так же, как в тот год, когда впервые попал из своего тихого городка в дьявольский муравейник Нью-Йорка.
Он недолюбливал этот плавучий аэродром, побаивался его и называл в интимном кругу «пороховым погребом в бензоскладе, устроенном на атомном вулкане». Старший помощник Комптона коммандер Молдин не внушал доверия как моряк, ибо до недавнего времени командовал эскадрильей палубных штурмовиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Надо же так глупо поссориться с командиром, поссориться смертельно, вдрызг! Вместе им больше не служить. Уходить с лодки, разумеется, придется ему, Мартоплясу. Сразу, как возвратятся, надо приискивать новый корабль, а это все равно, что поменять жену и заново привыкать к иной подруге жизни. Убитый таким поворотом дел, Мартопляс лежит на койке, смотрит в полукруглый подволок и растирает о небо желатиновую капсулу с валидолом.
«Флотоводец! Пижон на сдобных ножках! Как погружение, так обязательно из-под дизелей на полном ходу. С брызгами! А что дизели греются и их потом надо маслом прокачивать и коленвал вручную крутить, это его не колышет… Батарею харчит почем зря, а лечебный цикл провести-часа не выпросишь…»
Механик долго перебирал все прегрешения Абатурова перед лодочной техникой и распалялся, как дизель, пущенный вразнос.
Его, главного механика, опыт чего-нибудь да стоит! Уж он-то хорошо знает: механизмы прихотливы, как месячные младенцы. Масло в регулятор оборотов заливается подогретым. Если холодное - то только порциями: по стакану через каждые пять минут. Вода, охлаждающая цилиндры, должна быть чистым дистиллятом, как аптечная «аква диста», которой доктор разводит лекарства. На худой конец можно залить и питьевую, но с минимальным содержанием хлоридов… Нет, дорогой товарищ Абатуров, машину содержать - это не ручки телеграфные дергать: «Полный вперед!», «Полный назад!».
О, если бы движки сейчас скисли!… Но беспаспортное топливо оказалось добротным. Все дизели, как назло, запустились с пол-оборота и работали мягко, плавно, бездымно.
* * *
Мустанги для удара поворачиваются задом, бизоны бьют спереди. Авианосцы разворачиваются против ветра и развивают полный ход. Так стартующие самолеты, подминая ветер под крылья, быстрее набирают высоту,
«Утро великого гона», как назвал первый день противолодочной недели командир «Колумба» кэптен Комптон, началось с досадного происшествия. Вахтенный рулевой мастер-чиф-петти-офицер Хэмп слишком круто переложил рули, и авианосец, описывая циркуляцию на полном ходу, накренился так, что два самолета «Викинг», стоявших на парковом участке за «островом»[7], покатились по полетной палубе к правому борту. По счастью, оба наткнулись на леерные стойки, смяли их, но в воду не свалились. Комптон обругал командира палубного дивизиона обезьяной с мозгами медузы, а из жалованья мастер-чиф-петти-офицера Хэмпа приказал вычесть стоимость поломки.
И все же утро обещало быть добрым. Юное восточное солнце всплывало точно по курсу. Море, спрессованное линзами бинокля, рябило, искрилось, переливалось всеми оттенками синего, голубого, лазурного. Дельфины, встретившие авианосец у Гибралтара, не отставали и резвились то справа, то слева. Дельфины у Скалы[8] всегда сулили удачу, а удача кэптену Комптону грезилась нынче только в виде «черной рыбки, попавшей в «Золотую сеть». Лучше всего, если бы это была русская «черная рыбка». На рыбу из России всегда был большой спрос.
«А вот и меню, - пошутил про себя Комптон, раскрыв ксерокопию телевизионного сценария. - Точнее, поваренная книга: как лучше приготовить непойманную рыбу».
Сценарий телевизионного шоу ему передал офицер информации, прикомандированный к съемочной группе, что обосновалась на борту авианосца с первого дня учений. Телевизионная мадам - энергичная шатенка в голубом комбинезоне с «молниями» на всех пикантных местах - вытребовала в распоряжение операторов палубный вертолет, и теперь все ее мальчики с нетерпением ждали, когда же «Колумб» поднимет подводную лодку.
Комптон битый час объяснял этой нимфе эфира, что поднять субмарину не так-то просто. Сначала нужно услышать ее в глубине или засечь радарами на поверхности. Потом несколько суток надо вести ее под водой, не давая увильнуть в сторону, пока подлодка не разрядит аккумуляторную батарею. И уж только тогда она всплывет под прицелы телевизионных камер.
С этого момента и началось бы главное действо прямого репортажа. По замыслу автора шоу командир авианосца должен был передать командиру подводной лодки издевательский семафор: «Сэр, приглашаю вас на чашечку кофе! Приношу извинения за то, что посылки наших гидролокаторов причинили вам головную боль!» Русский командир, разумеется, отказывается от приглашения, и тогда с борта авианосца летит в сторону лодки шар-зонд, к которому подвязана огромная бутафорская чашка с «кофе» из мазута.
После этого пролога мощный проекционный луч, пущенный с борта одного из кораблей сопровождения, изображал на рубке затравленной субмарины портрет гросс-адмирала Деница. Глядя на командующего подводным флотом фашистской Германии, комментатор вопрошал телезрителей: «Что делают красные пираты в море, очищенном союзниками от подводных лодок фюрера и дуче?»
Комптон был не в восторге от этого спектакля. В большую войну его отец водил караваны в Мурманск и считал русских неплохими моряками.
Комптон впервые выходил на боевое патрулирование командиром авианосца. До «Колумба» он командовал десантным кораблем «Эль Пасо». Разумеется, ему льстило, что вожди из пятиугольного вигвама[9] назначили именно его на один из самых больших кораблей мира, который вытесняет своими бортами из тёплого пруда[10] без малого сто тысяч тонн воды и который несет на себе со скоростью курьерского экспресса сотню самолётов и вертолётов, а экипаж его превышает население того оклахомского городка, где Комптон родился: 6286 человек, из них полтысячи офицеров.
Но то, чем гордился кэптен перед однокашниками по Аннаполису[11] (мощность атомной энергетической установки, дальность плавания с одним комплектом активных зон - миллион миль и прочее, прочее, прочее), самому ему правилось меньше всего. На огромной палубе «Колумба», в высоченном ангаре, в многоярусном лабиринте внутренних коридоров, с трапами бездонных сходов и шахт, после уютного «Эль Пасо», Комптон чувствовал себя точно так же, как в тот год, когда впервые попал из своего тихого городка в дьявольский муравейник Нью-Йорка.
Он недолюбливал этот плавучий аэродром, побаивался его и называл в интимном кругу «пороховым погребом в бензоскладе, устроенном на атомном вулкане». Старший помощник Комптона коммандер Молдин не внушал доверия как моряк, ибо до недавнего времени командовал эскадрильей палубных штурмовиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108