Стремясь не ударить лицом в грязь перед товарищами, Салават не заставил себя упрашивать в запел:
Кинзя висел вверх ногами,
С сука его сняли мы сами.
Наш Кинзя великий подвиг совершил:
Он летучего барана застрелил!..
— Спасибо, Салават. Пусть про тебя всю жизнь складывают такие песни, — с обидой сказал толстяк.
— Я пошутил, Кинзя! — воскликнул Салават. — Этой песни больше от меня никто не услышит, а когда ты станешь батыром, я сложу про тебя самые лучшие песни. Их все будут петь!..
Горная тишина умиротворяла. После сна не хотелось двигаться, и ребята, валяясь в траве, наслаждались покоем и болтовнёй. На западе подымалась тёмно-синяя гора облаков.
— Нарс! — указал на запад Салават. — Гора Нарс. До неё может доехать только самый смелый. А я доеду!
— И я доеду! — задорно выкрикнул Хамит. — А ну, кто скорей! — Он первым вскочил и принялся тормошить Кинзю.
— Ах ты, мышонок такой! До Нарса доскачешь! — навалившись всей тяжестью на Хамита, ворчал Кинзя. — Вот я тебя задавлю, ты и до дому не доберёшься!..
— Салават! Стащи с меня этот бурдюк! — со смехом кричал Хамит.
Разыскав коней, мирно пасшихся неподалёку, мальчики быстро помчались к дому.
Подъезжая к родной кочёвке, они подхватили вновь сложенную Салаватом песню:
Над скалами ветер веет,
Никто на них влезть не смеет, —
Там гнездятся только хищные орлы,
Там детей выводят грозные орлы.
Ребятишки с кочевья выбежали навстречу и восторженно завизжали:
— Салават орлов убил! Салават орлов везёт!
Старшина Юлай показался из коша. Он весело улыбнулся юным удальцам, везущим, как знамя юности, добычу своей охоты.
ГЛАВА ВТОРАЯ
— Есть ураза, есть большой байрам, есть малый байрам, и на каждую неделю есть своя пятница — вот данные аллахом дни!
Каждый праздник знает своё начало, и каждый праздник свят от аллаха.
Что есть сабантуи? Такого праздника не давал аллах. Какое начало его? Этот праздник не знает святого начала.
Что есть свадьба плуга? Живое живёт родами, и множится, и умирает. Но кто видал брачующимися железо и камень? Разве мёртвое, созданное человеком, может плодиться?
Масалян, только язычники, нечистые, не знающие аллаха, в безумии своём возмечтали о браке сабана с землёю.
Идола создали они себе из земли, которая сама создана аллахом, и по единому слову его распадётся в прах.
Жягани, масалян, правоверные, не празднуйте нечистого праздника!
Так поутру говорил мулла Сакья собравшимся к празднику башкирам Шайтан-Кудейского юрта. Мужчины толпою слушали его, и те, кто стояли впереди, опускали глаза и молчали, а те, кто были позади, дальше от муллы, усмехались; когда же мулла обращал своё лицо на одного из стоящих, замеченный им тотчас кивал головой и бормотал: «Шулай, шулай!»
Мулла окончил поучение, отъехал в свой кош, и все разошлись.
Старшина Юлай подошёл к кружку детворы, сидевшей невдалеке от его коша.
— Я завтра яйцо понесу зубами и не выроню. Сегодня целые сто шагов пронёс! — говорил один из мальчиков.
— Я тоже понесу!
— Ахметка вас всех победит, он ложку не выронит. У него зубы такие крепкие, что он самые толстые бараньи мослы разгрызает! — поддразнил ребят сидевший тут же Салават, который строгал и отглаживал стрелу.
— Никто никого не победит, — сказал Юлай детям. — Мулла Сакья не велит сабантуй играть. Говорит: аллах запретил, большой грех будет…
— Вот старый ишак! — брякнул, не подумавши, Салават, и тут же крепкие пальцы отца словно капканом сжали ему кончик уха. — Атам, я не буду! — закричал мальчик. — Правда, не буду! Ухо не виновато — язык!
— А ты знаешь, что русские начальники делают с такими языками? — строго спросил отец. — Не знаешь? Постой, как отрежут — узнаешь!
Юлай отпустил ухо. Салават, как ни в чём не бывало, принялся вновь за стрелу.
— Время придёт, мы русским начальникам вырежем языки! — буркнул он.
— Ну, ну! — сурово и угрожающе цыкнул Юлай. — Потрещи мне, сорока!
Старшина пошёл в кош.
— А как же награда? Как же подарки? Кому же теперь полотенца и тюбетейки? — встревоженно загалдели ребята, потому что каждый из них рассчитывал на состязаниях получить награду из вещей, собранных нарочно для этого к празднику со всего юрта.
— А может быть, старшина пошутил?
— Или мулла посмеялся над всеми? — выразил надежду кто-то из мальчиков.
— Можно узнать у Кинзи. Он все у муллы разузнает.
— Салават, съезди к Кинзе! — стали просить ребята.
Салавату и самому хотелось завтра принять участие в состязаниях. Он рассчитывал, что его допустят к скачке со взрослыми. Он был высок ростом, ловок, силён, и, хотя ему было только четырнадцать лет, он был во всём как девятнадцатилетний парень.
Он знал, что победит подростков в любом состязании, и поэтому оно было ему почти неинтересно. Принять участие в состязаниях взрослых он ещё не мог по возрасту, но всё же надеялся на особое разрешение старейшин праздника.
«Вот если бы быть женатым, то не смотрели бы на года! — думал он. — Раз женат, то, значит, и взрослый!
А сколько женатых парней не полезут со мной тягаться! Байбулата женили, а выглядит он и сейчас моложе, чем я. Посмотреть на женатых — нисколько я не моложе!..»
Салават спрятал в колчан стрелу и уже вскочил было на лошадь, чтобы поехать к кошу муллы и повидаться с Кинзей, когда его окликнул отец:
— Поезжай-ка к соседям, к мулле, к Бурнашу, потом к Рысабаю. Скажи, что приехал мой брат с сыновьями и я варю бишбармак, пусть едут на угощение.
Салават тронул коня.
— Постой, — остановил отец. — Если спросит мулла, то скажи, что вовсе не к сабантую зову, а потому, что приехали гости…
Салават поскакал.
Широкая степь была залита солнцем, ещё не успевшим опалить сочную зелень и нарядные весенние цветы. Облитые солнцем, стояли вершины гор на краю степи. Воздух дрожал за невидимой дымкой прозрачных утренних испарений, и каждая капля росы в траве так сияла, словно хотела в блеске своём спорить с самим солнцем.
Грудь дышала легко. Радостной иноходью бежал рыженький жеребчик по степи, и Салавату весело было ехать по ней и без смысла петь, просто ласково называя предметы — синий воздух, серебряную речку, зелёную степь и высокие золотые горы…
У ближнего коша он крикнул привет и сошёл с лошади, поклонился и попросил соседа приехать к отцу. Он обратился по-учёному, вежливо умоляя соседа доставить отцу радость и осветить его кош светом своего присутствия. Получив согласие, Салават снова вскочил на лошадь и тронулся дальше.
У коша муллы Салават столкнулся с Кинзей. Толстяк был занят тем, что быстро пятился раком на четвереньках, неся в зубах ложку с яйцом.
«Значит, мулла всё же позволит праздновать сабантуй», — мелькнуло в уме Салавата.
Но в тот же миг Кинзя с таинственным видом прижал пальцы к губам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131