— Что тебе? — испуганно спросил хозяин.
— Я бежал от врагов раздетым, дай мне во что одеться, дай лук со стрелами и коня.
Хозяин открыл дверь.
— Входи скорее, одевайся, вот моё платье. Бери коня тут налево. Вот узда, вот лук и стрелы, седло, — торопился хозяин. — Теперь свяжи меня и заткни мне рот: я скажу, что ты ограбил меня.
Салават засмеялся.
— Не смейся. У меня десять ртов и ни одного помощника. Как стану я бунтовать?
Салават связал хозяина полотенцем и в рот ему заткнул тюбетейку.
— Рахмат. Пусть хранит аллах все десять ртов и скорее пошлёт тебе одиннадцатый. Хош!
Салават вышел. В табуне он поймал жеребца. Жеребец взвился на дыбы.
— Тор, сукры! — крикнул ему Салават. — Будешь товарищем батыру… Мне не надо твоих кобыл — даже на лучшую женщину нельзя положиться.
Приарканив к дереву, Салават с трудом оседлал коня. Айгир не хотел стать невольником, много потребовалось труда взнуздать его, но когда железо, пенясь, захрустело в его зубах, Салават засмеялся.
— Ну теперь-то мы будем друзьями.
Он вскочил в седло и натянул поводья. Айгир взлетел в воздух и хотел упасть на спину, но Салават ударил его рукоятью лука меж глаз.
— Поборемся, — проговорил он и пустил жеребца скакать без дороги.
Едва рассвело, над водой ещё ползал туман, когда запененный конь остановился на берегу.
По ту сторону реки лежала деревня, там был дом Салавата.
И он запел:
Кто родился в месяц рамазан,
Тот будет большим батыром, —
Так говорят старики.
Аллах даёт ему силу.
Кто родился в месяц рамазан,
Будет одинок всегда,
И его любимая жена
Предаст его в руки врагов.
Чтобы был он вереи войне,
Аллах посылает ему неверную любовь,
А батыр всегда в ответ на измену
Изменнице посылает верную смерть.
Салават молча смотрел на деревню, на дом, где лежала убитая им Амина. Он въехал в реку и на виду всей деревни напоил коня. Повернув обратно в лес, он помчался рысью. Проехав так, пока жеребец устал и покрылся пеной, он опустил повод и снова запел:
Самая горячая любовь
Всегда приносит измену.
Больше всех девушек, желающих меня,
Я любил ту, которую предал смерти…
Салават прискакал к старику на пасеку. Избитый солдатами пасечник, казалось, постарел ещё больше, но глаза его радостно сияли. Он только что покормил мальчишку козьим парным молоком и разговаривал с ним, словно тот мог что-то понять:
— Глядишь, Салават-углы, смотришь на старого деда?! Атай придёт скоро. Новую мамку даст. Погоди, придёт. Что моргаешь? Молчишь? А когда не нужно было — кричал, на отца накликал беду, на старого деда беду… Эй ты, воробейка! Чего засопел? Сыт, значит, спать захотел?.. Ну, спи, коли так…
Напасите, пчёлки, меду,
Меду полную колоду,
Я вам дыму напущу,
Внука мёдом угощу…
— Поешь, бабай? — окликнул его Салават.
Мысль об изменнице Амине терзала его, но при виде сына он всё-таки улыбнулся.
— Тише, спит! — остерёг старик.
И оба они, старый и молодой, молча стояли над спящим младенцем, сдерживая дыхание, словно самый слабый вздох мог нарушить безмятежность его сна.
— Твоя жена примет его, Салават? — чуть слышным шёпотом спросил старый пасечник.
— Она хотела меня предать в руки врагов. Я убил её, — сказал Салават, и в голосе его послышалась скорбь…
Старик только тут увидел мрачную тень на его лице.
— Велик аллах! Изменник всегда получает возмездие. Не сокрушайся о ней. Твоею рукой покарал её бог. Куда же ты денешь сына?
— Я отвезу его к другу Клыч-Нуру, к урман-кудейцам, — сказал Салават.
Старик промышлял на горностаев и соболей. Из собольих и горностаевых шкурок он сам сшил тёплое одеяло и завернул в него мальчика. Салават пустился с ним в путь…
— Воспитай его башкирином, — сказал Салават Клыч-Нуру. — Пусть будет батыром не хуже отца.
— Моя жена кормит сына грудью. Хватит у неё молока на двух братьев, — сказал Клыч-Нур, — а всё то, что нужно, чтобы сын твой вырос батыром, ты вложил в него сам… А ты куда же? — спросил Клыч-Нур.
— Мне не стало здесь места. Надену лыжи — да в степи. Летом приду назад и кликну к народу клич…
— Опять на войну? Народ устал от войны, — возразил Клыч-Нур. — Разве мало мы пролили крови?!
— Кровь, пролитая бесплодно, заливает меня. Я захлебнусь в ней, и после смерти душа моя будет вечно захлёбываться в крови, если я не завоюю свободы для всех. Наш народ будет вольным, — уверенно сказал Салават. — Я вернусь и снова всех призову к оружию…
Простившись с другом и с маленьким сыном, Салават возвращался в родные края. Здесь ждали его в камнях пятьдесят жягетов. Кто знает, кем и когда были сложены в круг громадные камни, которых не сдвинула бы с места и сотня людей. В незапамятные времена сама природа построила эту крепость. Салаватовы воины вырыли здесь землянки и отсюда выезжали в набеги на солдатские команды. Здесь было у них довольно пороху и свинца, здесь было у них вдоволь мяса, муки и сыру. Можно было бы тут зимовать, но выпавший снег мог выдать врагам следы воинов. Салават совсем не вернулся бы к своим удальцам, он ушёл бы в степь через земли бурзян и катайцев, но он не хотел оставить в тревоге Кинзю.
Снег лежал всюду белою пеленой. Каждого всадника было издалека видно до поздних сумерек, и Салават возвращался медленно, таясь от солдатских разъездов и от случайных встречных, которые могли предать его в руки врагов. Теперь, когда не стало царя и война утихла, когда солдаты, врываясь в деревни, хватали и виноватых и невиновных, — мало ли было слабых людей, которые выдачей Салавата захотели бы заслужить прощение себе и избавление от наказания своим ближним.
«Верные» баи, купцы, которые и раньше не хотели войны, давно бы выдали всех пугачевцев. Они боялись лишь Салавата, потому что он карал за предательство смертью. Но кто покарает их, если будет схвачен по их указанию сам Салават?!
Кинзя радостно встретил возвратившегося друга.
— Я боялся, что ты попал на команду. Всюду вокруг солдаты! — сказал Кинзя. — Пора менять место. Я знаю в горах пещеру, мы там сможем держаться всю зиму. Давай уходить, пока сюда не пришли солдаты.
Салават в это время смотрел меж камней.
— Поздно идти в горы, Кинзя, — ответил он. — Бухаирка проведал. Он купит свободу ценой нашей жизни.
Острый взор Салавата узнал Бухаира в едва заметном вдали всаднике.
— Убьём его, — предложил Кинзя.
— Прежде нужно узнать, с чем он едет, — возразил Салават.
Всадник приблизился к крепости Салавата.
— Гей! — крикнул издалека Бухаир. — Кто там, люди! Слушайте доброе слово!
— Я здесь. Что тебе надо? — откликнулся Салават, выйдя к нему из-за камня.
— Тебя-то и нужно. Офицер-поручик велел сказать, чтобы ты пришёл сам, подобру. А если ты сам побоишься, то жягетам твоим приказал связать тебя и выдать начальству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131