Молли постоянно настаивала, чтобы я брал с нее хоть какую-то плату, но, разумеется, об этом и речи быть не могло. Тогда она принялась вязать Хёлен и детям носки и шарфы, а также снабжала нас томатным соусом собственного изготовления.
Когда мне вспоминаются эти годы, в обычные мои профессиональные заботы и хлопоты яркой нитью вплетаются непонятная болезнь Робби, сэр Чарлз Армйтидж и Джон Уэйн.
Иногда я поражался незлобивости песика. При каждой нашей встрече я всаживал в него шприц. Он, наверное, ощущал себя игольником, но стоило окостенению пройти, как он кидался ко мне, бешено виляя хвостом, упирался лапами мне в ногу и восторженно заглядывал в лицо.
Однако со временем припадки стали сильнее и чаще. На песика больно было смотреть, и, хотя мне по-прежнему удавалось его спасать, горький вывод был неизбежен - долгая битва могла завершиться только неминуемым поражением.
Развязка наступила глухой ночью. Далеко за полночь в дверь позвонили, я накинул халат и пошел открывать. На крыльце стояла Молли.
- Вы не придете, мистер Хэрриот? - еле выговорила она вместо обычного шутливого СОС. - Робби очень худо.
Я не стал тратить времени на переодевание, схватил чемоданчик и побежал следом за ней.
Песика свела жуткая судорога, он трясся, хрипел и почти не мог вздохнуть. Такого с ним еще не бывало.
- Вы не усыпите его? - тихо спросила Молли.
- Вы действительно этого хотите?
- Да. Ему ведь конец приходит, я чувствую. И сама больше не выдержу, мистер Хэрриот. У меня тоже не все ладно, а от этого совсем плохо становится.
Да, она приняла правильное решение. Я ввел снотворное в вену и думал, глядя, как он обретает вечный покой, что для него это наилучший выход.
Как и раньше, Молли не заплакала. А только гладила лохматую шерсть и повторяла:
- Робби... Робби...
Я, как был в халате и домашних туфлях, притулился в кухонном кресле у стола, за которым выпил столько чашек чая. Не верилось, что таким оказался финал долгой борьбы.
- Молли, - сказал я минуту спустя, - мне очень хотелось бы добраться до причины.
Она посмотрела на меня.
- Вы про вскрытие? - Она отрицательно покачала головой. - Нет, нет, этого не надо.
Я не мог помочь ни словом, ни делом и ушел, а тайна осталась, скрытая в безжизненном тельце. Бредя через залитый луной сад, мучаясь из-за своего бессилия и неудачи, я подумал, что эта тайна так и не будет никогда разгадана.
Вскоре обычная работа поглотила меня, но забыть Робби не удавалось.
Да, конечно, животные умирают у каждого ветеринара, а собаки - всегда потенциальный источник душевной боли; слишком короток их век. Я знал, что недолго протяну, если буду сопереживать с каждым клиентом, потерявшим четвероногого друга. Но эта мысль не всегда помогала. Не помогла она и с Робби.
Слишком долго я его знал, и воспоминания о нем не стирались. А в довершение всего я ведь каждый день проходил или проезжал мимо домика Молли и видел, как ее седая голова мелькает за оградой в саду, где прежде резвился Робби. Молли казалась такой невыносимо одинокой.
Обычного совета "завести другую собаку" я ей не дал: здоровье старушки заметно пошатнулось, и я знал, что начать все сначала она не сможет.
К несчастью, я не ошибся. Молли умерла через несколько месяцев после Робби. Эта глава была завершена.
Некоторое время спустя я под вечер заехал в приемную и застал там Зигфрида, который смешивал в аптеке какое-то снадобье.
- А, Зигфрид! - сказал я. - Здравствуйте. У меня был мерзейший день! Он поставил бутылку с микстурой на стол.
- В каком смысле, Джеймс?
- Буквально все не задавалось. Во всех случаях наблюдается ухудшение, лучше не стало ни единому, и кое-кто довольно прямо дал понять, что хуже меня ветеринаров не бывает.
- Ну что вы! Вам померещилось.
- Нет уж. Началось прямо с утра, когда я осматривал собаку миссис Каулинг. Симптомы не очень четкие, и я назвал ей различные возможности. А она смерила меня ледяным взглядом и отрезала: "Короче говоря, вы понятия не имеете, что с ней такое!".
- А, пустяки, Джеймс! Конечно, она ничего такого не думала.
- Видели бы вы ее лицо! Ну потом я навестил овцу Джорджа Гриндли. Послеродовой сепсис. Я измерял ей температуру, и вдруг Джордж ни с того ни с сего заявляет: "А знаете, вы же у меня ни одну животину так и не вылечили. Ну, может, с этой повезет!".
- Но это ведь неправда, Джеймс. Ничего подобного.
- Пусть! Однако он же сказал именно так! - Я запустил пальцы в волосы. - Оттуда я поехал почистить корову у старика Хокина. Еще из машины не вылез - он поглядел на меня из-под насупленных бровей и буркнул: "А, это вы! Моя хозяйка говорит: если мистер Хэрриот приедет, то конец". Наверное, я немножко позеленел, потому что он потрепал меня по плечу и добавил: "Как человек вы ей даже очень нравитесь".
- Боже мой! Сочувствую, Джеймс.
- Спасибо, Зигфрид. Не стану вам больше надоедать, но так шло весь день. И тут еще пришлось проехать через мою деревню мимо дома бедной Молли Миникен. А там с аукциона продавали ее мебель и всякие другие вещи. Их в саду нагромоздили, и я опять подумал, что ее собака погибла, а я так и не установил от чего, хотя лечил два года. И Молли знала, что я не знаю, и, конечно, считала меня последней бездарью. Весь день был адским, но эти минуты...
Зигфрид поднял ладонь.
- Послушайте, сколько ветеринаров и врачей так до смерти пациента точного диагноза и не поставили? Вы не первый, не последний. Да у каждого выпадают такие дни, Джеймс, когда все не так. Назовите мне ветеринара, с которым такого никогда не бывало! В компенсацию вас ожидает много удачнейших дней.
Я попрощался и поехал домой. Несмотря на попытки Зигфрида подбодрить меня, настроение оставалось скверным, и, когда я сел за накрытый к чаю стол, Хелен посмотрела на меня вопросительно.
- Что с тобой, Джим? Ты такой тихий.
- Прости, Хелен. Боюсь, лучом солнца я сегодня не буду! - И излил ей мои горести.
- Я думала, что-то с работой не так, - сказала она. - Но ведь на самом деле ты расстраиваешься из-за Молли Миникен, да?
- Да. - Я кивнул. - Як ней относился по-особому. А тут ее вещи в саду... Все так ясно вспомнилось. Мне тяжело думать, что Молли умерла в убеждении, что я чурбан.
- Но она была с тобой такой приветливой, Джим.
- Она была приветливой со всеми. И со мной в том числе. Но она не могла не думать, что я не оправдал ее доверия. Ее нет, а меня мучает, что я стоял в ее мнении невысоко, и ничего уже нельзя исправить.
- У меня есть кое-что, - загадочно улыбнулась Хелен, - чтобы тебя утешить.
Она вышла, и я заинтригованно ждал ее возвращения. Наконец, она вернулась, держа под мышкой что-то вроде картины в рамке.
- Пегги Форд была на аукционе, - сказала она. - И занесла мне вот это. Она висела в спальне старушки, и Пегги подумала, что тебе будет приятно. Вот посмотри.
В рамке была не картина, а картонка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Когда мне вспоминаются эти годы, в обычные мои профессиональные заботы и хлопоты яркой нитью вплетаются непонятная болезнь Робби, сэр Чарлз Армйтидж и Джон Уэйн.
Иногда я поражался незлобивости песика. При каждой нашей встрече я всаживал в него шприц. Он, наверное, ощущал себя игольником, но стоило окостенению пройти, как он кидался ко мне, бешено виляя хвостом, упирался лапами мне в ногу и восторженно заглядывал в лицо.
Однако со временем припадки стали сильнее и чаще. На песика больно было смотреть, и, хотя мне по-прежнему удавалось его спасать, горький вывод был неизбежен - долгая битва могла завершиться только неминуемым поражением.
Развязка наступила глухой ночью. Далеко за полночь в дверь позвонили, я накинул халат и пошел открывать. На крыльце стояла Молли.
- Вы не придете, мистер Хэрриот? - еле выговорила она вместо обычного шутливого СОС. - Робби очень худо.
Я не стал тратить времени на переодевание, схватил чемоданчик и побежал следом за ней.
Песика свела жуткая судорога, он трясся, хрипел и почти не мог вздохнуть. Такого с ним еще не бывало.
- Вы не усыпите его? - тихо спросила Молли.
- Вы действительно этого хотите?
- Да. Ему ведь конец приходит, я чувствую. И сама больше не выдержу, мистер Хэрриот. У меня тоже не все ладно, а от этого совсем плохо становится.
Да, она приняла правильное решение. Я ввел снотворное в вену и думал, глядя, как он обретает вечный покой, что для него это наилучший выход.
Как и раньше, Молли не заплакала. А только гладила лохматую шерсть и повторяла:
- Робби... Робби...
Я, как был в халате и домашних туфлях, притулился в кухонном кресле у стола, за которым выпил столько чашек чая. Не верилось, что таким оказался финал долгой борьбы.
- Молли, - сказал я минуту спустя, - мне очень хотелось бы добраться до причины.
Она посмотрела на меня.
- Вы про вскрытие? - Она отрицательно покачала головой. - Нет, нет, этого не надо.
Я не мог помочь ни словом, ни делом и ушел, а тайна осталась, скрытая в безжизненном тельце. Бредя через залитый луной сад, мучаясь из-за своего бессилия и неудачи, я подумал, что эта тайна так и не будет никогда разгадана.
Вскоре обычная работа поглотила меня, но забыть Робби не удавалось.
Да, конечно, животные умирают у каждого ветеринара, а собаки - всегда потенциальный источник душевной боли; слишком короток их век. Я знал, что недолго протяну, если буду сопереживать с каждым клиентом, потерявшим четвероногого друга. Но эта мысль не всегда помогала. Не помогла она и с Робби.
Слишком долго я его знал, и воспоминания о нем не стирались. А в довершение всего я ведь каждый день проходил или проезжал мимо домика Молли и видел, как ее седая голова мелькает за оградой в саду, где прежде резвился Робби. Молли казалась такой невыносимо одинокой.
Обычного совета "завести другую собаку" я ей не дал: здоровье старушки заметно пошатнулось, и я знал, что начать все сначала она не сможет.
К несчастью, я не ошибся. Молли умерла через несколько месяцев после Робби. Эта глава была завершена.
Некоторое время спустя я под вечер заехал в приемную и застал там Зигфрида, который смешивал в аптеке какое-то снадобье.
- А, Зигфрид! - сказал я. - Здравствуйте. У меня был мерзейший день! Он поставил бутылку с микстурой на стол.
- В каком смысле, Джеймс?
- Буквально все не задавалось. Во всех случаях наблюдается ухудшение, лучше не стало ни единому, и кое-кто довольно прямо дал понять, что хуже меня ветеринаров не бывает.
- Ну что вы! Вам померещилось.
- Нет уж. Началось прямо с утра, когда я осматривал собаку миссис Каулинг. Симптомы не очень четкие, и я назвал ей различные возможности. А она смерила меня ледяным взглядом и отрезала: "Короче говоря, вы понятия не имеете, что с ней такое!".
- А, пустяки, Джеймс! Конечно, она ничего такого не думала.
- Видели бы вы ее лицо! Ну потом я навестил овцу Джорджа Гриндли. Послеродовой сепсис. Я измерял ей температуру, и вдруг Джордж ни с того ни с сего заявляет: "А знаете, вы же у меня ни одну животину так и не вылечили. Ну, может, с этой повезет!".
- Но это ведь неправда, Джеймс. Ничего подобного.
- Пусть! Однако он же сказал именно так! - Я запустил пальцы в волосы. - Оттуда я поехал почистить корову у старика Хокина. Еще из машины не вылез - он поглядел на меня из-под насупленных бровей и буркнул: "А, это вы! Моя хозяйка говорит: если мистер Хэрриот приедет, то конец". Наверное, я немножко позеленел, потому что он потрепал меня по плечу и добавил: "Как человек вы ей даже очень нравитесь".
- Боже мой! Сочувствую, Джеймс.
- Спасибо, Зигфрид. Не стану вам больше надоедать, но так шло весь день. И тут еще пришлось проехать через мою деревню мимо дома бедной Молли Миникен. А там с аукциона продавали ее мебель и всякие другие вещи. Их в саду нагромоздили, и я опять подумал, что ее собака погибла, а я так и не установил от чего, хотя лечил два года. И Молли знала, что я не знаю, и, конечно, считала меня последней бездарью. Весь день был адским, но эти минуты...
Зигфрид поднял ладонь.
- Послушайте, сколько ветеринаров и врачей так до смерти пациента точного диагноза и не поставили? Вы не первый, не последний. Да у каждого выпадают такие дни, Джеймс, когда все не так. Назовите мне ветеринара, с которым такого никогда не бывало! В компенсацию вас ожидает много удачнейших дней.
Я попрощался и поехал домой. Несмотря на попытки Зигфрида подбодрить меня, настроение оставалось скверным, и, когда я сел за накрытый к чаю стол, Хелен посмотрела на меня вопросительно.
- Что с тобой, Джим? Ты такой тихий.
- Прости, Хелен. Боюсь, лучом солнца я сегодня не буду! - И излил ей мои горести.
- Я думала, что-то с работой не так, - сказала она. - Но ведь на самом деле ты расстраиваешься из-за Молли Миникен, да?
- Да. - Я кивнул. - Як ней относился по-особому. А тут ее вещи в саду... Все так ясно вспомнилось. Мне тяжело думать, что Молли умерла в убеждении, что я чурбан.
- Но она была с тобой такой приветливой, Джим.
- Она была приветливой со всеми. И со мной в том числе. Но она не могла не думать, что я не оправдал ее доверия. Ее нет, а меня мучает, что я стоял в ее мнении невысоко, и ничего уже нельзя исправить.
- У меня есть кое-что, - загадочно улыбнулась Хелен, - чтобы тебя утешить.
Она вышла, и я заинтригованно ждал ее возвращения. Наконец, она вернулась, держа под мышкой что-то вроде картины в рамке.
- Пегги Форд была на аукционе, - сказала она. - И занесла мне вот это. Она висела в спальне старушки, и Пегги подумала, что тебе будет приятно. Вот посмотри.
В рамке была не картина, а картонка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91