– Ты стал знатоком по этой части? Не уверена, что мне будут приятны ласки того, кто знал многих до меня.
– Тебе нравится, когда я прикасаюсь к твоему телу, – отозвался он лениво. – Так было всегда. Просто ты слишком хорошо воспитана, чтобы это показать.
– А ты говорил, будто я употребляю слова, которые больше пристали девке из какого-нибудь салуна! – Рассмеявшись, она вопросительно приподняла брови.
– Когда вы даете волю своему буйному нраву, миледи, то пускаете в ход весьма грязные выражения. Придется сделать с этим что-нибудь, когда мы поженимся. Вряд ли меня устроит жена, которая превосходит меня самого в ругательствах.
– И ты еще считаешь себя бравым кавалерийским офицером! – Она покачала головой. Стоя перед ним совершенно обнаженной, она положила руки на бедра и, слегка раздвинув ноги, тихо спросила. – Почему я не чувствую себя уличной девкой, Тревис? Мы пока еще не обвенчаны и потому не имеем на это права, но я не испытываю ни малейшего стыда. Ты так жадно смотришь на меня, и в твоих глазах я вижу лишь упоение красотой. И все же я знаю, что это не просто страсть. Есть нечто другое… огонь, согревающий самые заветные глубины наших сердец.
Скоро он стоял перед ней без одежды. Она всматривалась в каждую линию его тела, остановившись, наконец, на трепещущем символе его мужского достоинства, который оживал на глазах лишь для нее одной. Он встал на колени, касаясь ее теплой кожи. Его пальцы нежно, словно поддразнивая, дотронулись до ее упругих сосков.
– Как ты прекрасна! – прошептал он, и их губы слились. – Ты так прекрасна, что…
Его сильные руки ласкали ее тело, открывая для себя все новые сокровища. Его язык коснулся ее соска, и она всем телом выгнулась ему навстречу, прижалась еще ближе, чтобы он мог насытиться ее женственностью. Он поцеловал ее грудь и опустился ниже, лаская ее бархатистую кожу.
– Тревис, нет… – прошептала она, задыхаясь от желания. – Я… я не выдержу…
– Выдержишь, любимая.
Он твердой рукой обхватил ее бедра, слегка раздвинул их и поднес алчущие губы к мягкому холмику между ними, таившему в себе столько наслаждения. С ее губ сорвался крик, бедра выгнулись дугой. Он понимал, что жадные, требовательные прикосновения его губ и языка возбудили ее до предела, и прижался к ней еще крепче, разделяя ее радость, когда она, стеная и извиваясь, достигла вершины наслаждения. Он, приподнявшись и накрыв собой ее тело, проник в нее.
Китти хотелось, чтобы он не отпускал ее никогда, и она подняла колени и обхватила ими бедра Тревиса, чтобы удержать его рядом с собой. Все в этот миг исчезло – война, неминуемая разлука, даже их разногласия и обиды. Они слились в одно нераздельное существо, и весь мир словно замер вокруг них.
Вернувшись к действительности, Китти почувствовала, как слезы защипали ей глаза. Она заморгала, пытаясь их подавить, но они все же хлынули, стекая по щекам и подбородку. Одна капля упала на руку Тревиса; он тотчас поднял голову и удивленно взглянул на нее:
– Ты плачешь, Китти. Неужели я тебя обидел? Мне казалось, я не был груб с тобой.
– Нет, любимый, нет, – проговорила она, покачав головой и давая волю слезам. – Только не покидай меня. Пожалуйста! Ты должен найти какой-нибудь способ остаться со мной раз и навсегда. Меня… меня уже несколько дней мучает предчувствие, что если мы с тобой расстанемся, то уже никогда не увидимся.
Он уселся на землю, любуясь плавным течением реки.
– Ты всегда можешь присоединиться ко мне, – отозвался он спокойно. – Я договорюсь с генералом Шерманом. Он знает, как ты отважна, и наверняка позволит тебе ехать с одним из его санитарных фургонов Война скоро закончится, Китти, и тогда мы сможем возвратиться домой.
– Мой дом здесь!
– Как ты можешь называть эту забытую Богом дыру домом? – Он встал на ноги и принялся быстрыми, резкими движениями натягивать на себя одежду. – Ты видела, как эти люди относятся к тебе. Они не желают, чтобы ты осталась здесь. Неужели с тебя недостаточно ненависти и борьбы за выживание? Мы вернемся в Луизиану и там начнем новую жизнь, а с ней придут мир и покой. Тогда нас уже никто и никогда не разлучит.
– Ты мог бы остаться сейчас здесь со мной, Тревис. – Она поднялась и встала за его спиной, обвив руками его талию и прижавшись лицом к спине. – Кто посмеет поднять руку на жену офицера армии Союза? Мы могли бы вместе обрабатывать землю. Папа говорил, что залогом будущего процветания является табак, и, возможно, когда-нибудь мы с тобой станем богатыми…
Он обернулся так резко, что она потеряла равновесие и пошатнулась. Он крепко прижал ее к себе. Их глаза – стального цвета у него, фиалковые у нее – встретились, и в каждом взгляде чувствовалось беспредельное отчаяние.
– Китти, ты не понимаешь! Я уезжаю завтра утром, на рассвете. Генерал Шерман отправляется в Виргинию для совещания с генералом Грантом, на котором они должны согласовать свои последующие действия. До нас доходят слухи, что Ричмонд вот-вот падет, и если это случится, то капитуляция генерала Ли станет вопросом нескольких дней. Однако мы ничего не беремся утверждать с уверенностью и потому с рассветом отправляемся в Виргинию. Поедем вместе со мной, умоляю тебя.
– Тревис, я не могу… – Эти слова вырвались из самых заветных глубин ее души. – Прости меня, пожалуйста, но я не могу поехать с тобой. Если ты меня любишь, то останешься здесь.
– Если я люблю тебя? – переспросил он недоверчиво. Затем, оттолкнув ее так, что у нее закружилась голова, закричал: – Если бы ты любила меня, женщина, то сделала бы так, как я тебя прошу. Не будь ты так упряма, ты бы сама поняла, что твое стремление остаться во что бы то ни стало глупо. Здесь мы никогда не сможем обрести счастье. Почему ты упираешься? Почему всегда настаиваешь на своем?
Они не сводили друг с друга глаз, которые теперь горели негодованием. Внезапно Китти вспомнила, что не одета, смутилась и суетливыми движениями подобрала одежду и начала поспешно натягивать ее на себя.
– Китти, будь благоразумной! – воскликнул Тревис.
– Еще ни одному мужчине не удавалось обвести меня вокруг пальца! – Едва покончив с одеванием, она снова оказалась с ним лицом к лицу, подбородок ее по привычке выдался вперед. – Я отдала тебе свое сердце, но не свой разум и не потерплю, чтобы мной помыкали и решали за меня, как мне жить, только потому, что я женщина. Ты давно знаком со мной и знаешь: меня не так-то легко укротить. У меня есть огромное желание и все основания для того, чтобы остаться здесь, на земле, принадлежавшей моему отцу.
Он глубоко вздохнул, едва сдерживая гнев, но Китти твердо стояла на своем.
– Мне надо было с самого начала понять, что ты не способна любить ни меня, ни кого-либо еще, ты законченная эгоистка. Я нужен тебе лишь до тех пор, пока покоряюсь твоей воле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
– Тебе нравится, когда я прикасаюсь к твоему телу, – отозвался он лениво. – Так было всегда. Просто ты слишком хорошо воспитана, чтобы это показать.
– А ты говорил, будто я употребляю слова, которые больше пристали девке из какого-нибудь салуна! – Рассмеявшись, она вопросительно приподняла брови.
– Когда вы даете волю своему буйному нраву, миледи, то пускаете в ход весьма грязные выражения. Придется сделать с этим что-нибудь, когда мы поженимся. Вряд ли меня устроит жена, которая превосходит меня самого в ругательствах.
– И ты еще считаешь себя бравым кавалерийским офицером! – Она покачала головой. Стоя перед ним совершенно обнаженной, она положила руки на бедра и, слегка раздвинув ноги, тихо спросила. – Почему я не чувствую себя уличной девкой, Тревис? Мы пока еще не обвенчаны и потому не имеем на это права, но я не испытываю ни малейшего стыда. Ты так жадно смотришь на меня, и в твоих глазах я вижу лишь упоение красотой. И все же я знаю, что это не просто страсть. Есть нечто другое… огонь, согревающий самые заветные глубины наших сердец.
Скоро он стоял перед ней без одежды. Она всматривалась в каждую линию его тела, остановившись, наконец, на трепещущем символе его мужского достоинства, который оживал на глазах лишь для нее одной. Он встал на колени, касаясь ее теплой кожи. Его пальцы нежно, словно поддразнивая, дотронулись до ее упругих сосков.
– Как ты прекрасна! – прошептал он, и их губы слились. – Ты так прекрасна, что…
Его сильные руки ласкали ее тело, открывая для себя все новые сокровища. Его язык коснулся ее соска, и она всем телом выгнулась ему навстречу, прижалась еще ближе, чтобы он мог насытиться ее женственностью. Он поцеловал ее грудь и опустился ниже, лаская ее бархатистую кожу.
– Тревис, нет… – прошептала она, задыхаясь от желания. – Я… я не выдержу…
– Выдержишь, любимая.
Он твердой рукой обхватил ее бедра, слегка раздвинул их и поднес алчущие губы к мягкому холмику между ними, таившему в себе столько наслаждения. С ее губ сорвался крик, бедра выгнулись дугой. Он понимал, что жадные, требовательные прикосновения его губ и языка возбудили ее до предела, и прижался к ней еще крепче, разделяя ее радость, когда она, стеная и извиваясь, достигла вершины наслаждения. Он, приподнявшись и накрыв собой ее тело, проник в нее.
Китти хотелось, чтобы он не отпускал ее никогда, и она подняла колени и обхватила ими бедра Тревиса, чтобы удержать его рядом с собой. Все в этот миг исчезло – война, неминуемая разлука, даже их разногласия и обиды. Они слились в одно нераздельное существо, и весь мир словно замер вокруг них.
Вернувшись к действительности, Китти почувствовала, как слезы защипали ей глаза. Она заморгала, пытаясь их подавить, но они все же хлынули, стекая по щекам и подбородку. Одна капля упала на руку Тревиса; он тотчас поднял голову и удивленно взглянул на нее:
– Ты плачешь, Китти. Неужели я тебя обидел? Мне казалось, я не был груб с тобой.
– Нет, любимый, нет, – проговорила она, покачав головой и давая волю слезам. – Только не покидай меня. Пожалуйста! Ты должен найти какой-нибудь способ остаться со мной раз и навсегда. Меня… меня уже несколько дней мучает предчувствие, что если мы с тобой расстанемся, то уже никогда не увидимся.
Он уселся на землю, любуясь плавным течением реки.
– Ты всегда можешь присоединиться ко мне, – отозвался он спокойно. – Я договорюсь с генералом Шерманом. Он знает, как ты отважна, и наверняка позволит тебе ехать с одним из его санитарных фургонов Война скоро закончится, Китти, и тогда мы сможем возвратиться домой.
– Мой дом здесь!
– Как ты можешь называть эту забытую Богом дыру домом? – Он встал на ноги и принялся быстрыми, резкими движениями натягивать на себя одежду. – Ты видела, как эти люди относятся к тебе. Они не желают, чтобы ты осталась здесь. Неужели с тебя недостаточно ненависти и борьбы за выживание? Мы вернемся в Луизиану и там начнем новую жизнь, а с ней придут мир и покой. Тогда нас уже никто и никогда не разлучит.
– Ты мог бы остаться сейчас здесь со мной, Тревис. – Она поднялась и встала за его спиной, обвив руками его талию и прижавшись лицом к спине. – Кто посмеет поднять руку на жену офицера армии Союза? Мы могли бы вместе обрабатывать землю. Папа говорил, что залогом будущего процветания является табак, и, возможно, когда-нибудь мы с тобой станем богатыми…
Он обернулся так резко, что она потеряла равновесие и пошатнулась. Он крепко прижал ее к себе. Их глаза – стального цвета у него, фиалковые у нее – встретились, и в каждом взгляде чувствовалось беспредельное отчаяние.
– Китти, ты не понимаешь! Я уезжаю завтра утром, на рассвете. Генерал Шерман отправляется в Виргинию для совещания с генералом Грантом, на котором они должны согласовать свои последующие действия. До нас доходят слухи, что Ричмонд вот-вот падет, и если это случится, то капитуляция генерала Ли станет вопросом нескольких дней. Однако мы ничего не беремся утверждать с уверенностью и потому с рассветом отправляемся в Виргинию. Поедем вместе со мной, умоляю тебя.
– Тревис, я не могу… – Эти слова вырвались из самых заветных глубин ее души. – Прости меня, пожалуйста, но я не могу поехать с тобой. Если ты меня любишь, то останешься здесь.
– Если я люблю тебя? – переспросил он недоверчиво. Затем, оттолкнув ее так, что у нее закружилась голова, закричал: – Если бы ты любила меня, женщина, то сделала бы так, как я тебя прошу. Не будь ты так упряма, ты бы сама поняла, что твое стремление остаться во что бы то ни стало глупо. Здесь мы никогда не сможем обрести счастье. Почему ты упираешься? Почему всегда настаиваешь на своем?
Они не сводили друг с друга глаз, которые теперь горели негодованием. Внезапно Китти вспомнила, что не одета, смутилась и суетливыми движениями подобрала одежду и начала поспешно натягивать ее на себя.
– Китти, будь благоразумной! – воскликнул Тревис.
– Еще ни одному мужчине не удавалось обвести меня вокруг пальца! – Едва покончив с одеванием, она снова оказалась с ним лицом к лицу, подбородок ее по привычке выдался вперед. – Я отдала тебе свое сердце, но не свой разум и не потерплю, чтобы мной помыкали и решали за меня, как мне жить, только потому, что я женщина. Ты давно знаком со мной и знаешь: меня не так-то легко укротить. У меня есть огромное желание и все основания для того, чтобы остаться здесь, на земле, принадлежавшей моему отцу.
Он глубоко вздохнул, едва сдерживая гнев, но Китти твердо стояла на своем.
– Мне надо было с самого начала понять, что ты не способна любить ни меня, ни кого-либо еще, ты законченная эгоистка. Я нужен тебе лишь до тех пор, пока покоряюсь твоей воле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121