Это будет шедевр.
– Не сомневаюсь, – сказал Конн. В этот момент его окликнул Гованнан, уговаривая присоединиться к новому танцу. Юноша глянул на калеку. – Отнести тебя домой?
– Чуть-чуть попозже. Иди потанцуй. А я тут отдохну. Конн улыбнулся, побежал к костру и скоро уже кружился и прыгал через пламя в такт музыке флейт. Меч давил на Риамфаду, и он с трудом отодвинул его. Потом грудь пронзила новая боль. Он застонал и прислонился к доске. Юноша пытался смотреть на танцующих, но все расплывалось, меркло, музыка отдалилась, будто дудочники куда-то уходили… Должно быть, я устал сильнее, чем думал, решил он.
Его внимание привлекли сияющие огоньки. Они плыли к нему по воздуху. Три огонька, очень красивых. Большей частью золотые, они иногда вспыхивали синим и алым. Огоньки приблизились и опустились на траву. Риамфада попытался дотянуться до них, однако не мог пошевелить рукой. Как ни странно, на него снизошли мир и покой. Огни подплыли совсем близко, и он услышал голос в голове:
– Пойдем с нами. Познай радость.
Ему явилось видение – мастерская, где со всеми металлами можно работать только руками, без молотка и плавильной печи. Он узрел прекрасные творения, среди них розу из серебра и золота, такую совершенную, что трудно было отличить от настоящей.
– Это станет твоим, сын людей. Пойдем с нами.
– Я не хочу оставлять друзей, – ответил Риамфада, хотя его очень тянуло отправиться туда.
– Ты уже оставил их.
И это было правдой. Он не чувствовал ни сердцебиения, ни слабости, ни боли в тощей груди.
– Поднимайся, Риамфада. Пойдем с нами.
Рука, легкая, как крыло бабочки, помогла ему подняться, и он встал. Боль прошла. Окруженный золотым светом Риамфада медленно, невидимый танцорам, прошел по поляне. Там был Конн, рука об руку с Гвидией, и Гованнан, хлопавший в ладони в такт музыке. Стоял там отец Риамфады, Гариафа, прижимая к себе жену и целуя ее в щеку. Бывший калека обернулся и увидел маленькое, хрупкое тело, безжизненно обвисшее на досках. Потом снова перевел взгляд на друзей, радуясь их радости в последний раз.
– Я люблю их.
– Мы знаем.
Взяв его за руку, они повели юношу к Зачарованному лесу.
– Я могу бегать? – спросил Риамфада.
Они выпустили его руку. Он почувствовал траву под босыми ногами и ночной ветер, коснувшийся груди. И Риамфада побежал к далеким деревьям.
В доме Бануина Ворна открыла глаза. Тихонько выскользнув из постели, она подошла к окну и увидела, как огоньки поплыли к Зачарованному лесу. Несмотря на потерю силы, бывшая колдунья чувствовала сидов, их магию и разницу между сидами и душами людей. Сосредоточившись на далеких огоньках, Ворна попыталась понять, чью душу они забрали, и не смогла. Внятно ей стало только одно – человек этот был полон радости.
– На что ты смотришь? – сонно спросил Бануин.
– На маленькое чудо, – ответила Ворна, возвращаясь в постель и забираясь под одеяло.
Он обнял ее, и она положила ему голову на плечо.
– Надеюсь, что ты ни о чем не жалеешь, – прошептал Иноземец, – потому что я нет.
– Сколько тебе лет?
– Сорок девять.
– Я жалею, что не сделала это двадцать лет назад. Он провел рукой по черно-серебряным прядям.
– Боюсь, что секс не всегда так хорош.
– Докажи, – сказала она, прижимаясь к нему.
Они занимались любовью до рассвета, а потом спали несколько часов. Бануин проснулся первым, разжег огонь и приготовил на завтрак горячую овсянку, посластил ее медом и сделал отвар из цветков бузины. Отнес его Ворне и нежно разбудил ее. Потом вышел из спальни, чтобы дать ей одеться.
Вскоре она вошла в главную комнату, и они позавтракали в приятном молчании.
– Надолго ли ты уедешь? – спросила женщина.
– На четыре, пять месяцев. Ты будешь скучать?
– Думаю, да.
– Это хорошо, – улыбнулся он. Она замолчала и отхлебнула отвара.
– О чем ты думаешь? – спросил Бануин.
– О тебе и твоем гейсе, – ответила Ворна, поднимая на него взгляд.
– Риганте – чудесные люди, – улыбнулся торговец, – но у них есть странные обычаи. Зачем каждый из них носит проклятие?
– Гейс – не проклятие, а защищающее предсказание. Деревенская колдунья, жрица или друид возлагают на новорожденного руки и просят о видении. Им открывается главный момент жизни будущего ребенка. Как правило, гейсы не предсказывают смерть. Они указывают, где человека ждет успех или счастье. Восемнадцать лет назад я наложила гейс на новорожденную девочку. Он гласил, что если она увидит трехногую лису, то должна последовать за ней. В прошлом году она встретила такую лису и, выполнив предписание гейса, натолкнулась на юношу у ручья. Он был из племени паннонов и путешествовал со своим дядей. Этот человек влюбился в нее с первого взгляда, и они поженились в Самайн.
– Ну, ты слишком молода, чтобы присутствовать при моем рождении. А я слишком стар, чтобы меня тревожили суеверные страхи. – Он неожиданно улыбнулся. – Но если ты знаешь мой гейс, скажи.
– Я знаю его, почувствовала в первый день, как мы встретились. Не пей вина, когда увидишь льва с глазами цвета крови.
– Если я увижу такого зверя, – рассмеялся Бануин, – значит, я уже выпил слишком много вина.
– Ты поймешь, когда придет момент. Будь бдителен. Я не хочу тебя потерять. Обещай, что запомнишь мои слова.
– Запомню – и ты меня не потеряешь. А какой гейс у Коннавара?
– Он умрет в тот день, когда убьет пса, укусившего его.
– Прослежу, чтобы он держался подальше от собак, – сказал Бануин. – Но объясни мне вот что: если человек не нарушает гейсов, он живет вечно?
– Нет.
– Тогда другой вопрос: меня ничто не в силах убить, пока я не увижу льва с кровавыми глазами?
– Нет, – улыбнулась она. – Иногда – хотя и нечасто – человек умирает прежде своего времени – от случайной стрелы, падения с лошади или болезни. Известно одно: если ты нарушишь свой гейс, то умрешь в этот день.
– Понятно. Значит, на гейс и десять серебряных монет можно купить лошадь?
– Не стоит смеяться над тем, что выше твоего понимания, – строго сказала Ворна.
Бануин немедленно извинился.
– Прости, если это прозвучало как насмешка. Но у меня так тепло и легко на сердце. Я обещаю, что никогда не стану издеваться над обычаями риганте. Я люблю твой народ и его культуру. Недавно я беседовал о гейсах с Руатайном, и он рассказал мне свой: не будь щитом короля. Он очень смеялся над ним, поскольку у риганте нет королей.
– В настоящий момент меня заботит не Руатайн. Не я изрекла это пророчество. Обещаешь, что не забудешь про льва?
Бануин положил руку на сердце.
– Обещаю. А ты останешься со мной, пока я не уеду?
– Об этом будет говорить вся деревня.
– Мы могли бы обойти вокруг дерева, – негромко промолвил Бануин. Слова повисли в воздухе.
– К женитьбе нельзя относиться легкомысленно, – проговорила Ворна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
– Не сомневаюсь, – сказал Конн. В этот момент его окликнул Гованнан, уговаривая присоединиться к новому танцу. Юноша глянул на калеку. – Отнести тебя домой?
– Чуть-чуть попозже. Иди потанцуй. А я тут отдохну. Конн улыбнулся, побежал к костру и скоро уже кружился и прыгал через пламя в такт музыке флейт. Меч давил на Риамфаду, и он с трудом отодвинул его. Потом грудь пронзила новая боль. Он застонал и прислонился к доске. Юноша пытался смотреть на танцующих, но все расплывалось, меркло, музыка отдалилась, будто дудочники куда-то уходили… Должно быть, я устал сильнее, чем думал, решил он.
Его внимание привлекли сияющие огоньки. Они плыли к нему по воздуху. Три огонька, очень красивых. Большей частью золотые, они иногда вспыхивали синим и алым. Огоньки приблизились и опустились на траву. Риамфада попытался дотянуться до них, однако не мог пошевелить рукой. Как ни странно, на него снизошли мир и покой. Огни подплыли совсем близко, и он услышал голос в голове:
– Пойдем с нами. Познай радость.
Ему явилось видение – мастерская, где со всеми металлами можно работать только руками, без молотка и плавильной печи. Он узрел прекрасные творения, среди них розу из серебра и золота, такую совершенную, что трудно было отличить от настоящей.
– Это станет твоим, сын людей. Пойдем с нами.
– Я не хочу оставлять друзей, – ответил Риамфада, хотя его очень тянуло отправиться туда.
– Ты уже оставил их.
И это было правдой. Он не чувствовал ни сердцебиения, ни слабости, ни боли в тощей груди.
– Поднимайся, Риамфада. Пойдем с нами.
Рука, легкая, как крыло бабочки, помогла ему подняться, и он встал. Боль прошла. Окруженный золотым светом Риамфада медленно, невидимый танцорам, прошел по поляне. Там был Конн, рука об руку с Гвидией, и Гованнан, хлопавший в ладони в такт музыке. Стоял там отец Риамфады, Гариафа, прижимая к себе жену и целуя ее в щеку. Бывший калека обернулся и увидел маленькое, хрупкое тело, безжизненно обвисшее на досках. Потом снова перевел взгляд на друзей, радуясь их радости в последний раз.
– Я люблю их.
– Мы знаем.
Взяв его за руку, они повели юношу к Зачарованному лесу.
– Я могу бегать? – спросил Риамфада.
Они выпустили его руку. Он почувствовал траву под босыми ногами и ночной ветер, коснувшийся груди. И Риамфада побежал к далеким деревьям.
В доме Бануина Ворна открыла глаза. Тихонько выскользнув из постели, она подошла к окну и увидела, как огоньки поплыли к Зачарованному лесу. Несмотря на потерю силы, бывшая колдунья чувствовала сидов, их магию и разницу между сидами и душами людей. Сосредоточившись на далеких огоньках, Ворна попыталась понять, чью душу они забрали, и не смогла. Внятно ей стало только одно – человек этот был полон радости.
– На что ты смотришь? – сонно спросил Бануин.
– На маленькое чудо, – ответила Ворна, возвращаясь в постель и забираясь под одеяло.
Он обнял ее, и она положила ему голову на плечо.
– Надеюсь, что ты ни о чем не жалеешь, – прошептал Иноземец, – потому что я нет.
– Сколько тебе лет?
– Сорок девять.
– Я жалею, что не сделала это двадцать лет назад. Он провел рукой по черно-серебряным прядям.
– Боюсь, что секс не всегда так хорош.
– Докажи, – сказала она, прижимаясь к нему.
Они занимались любовью до рассвета, а потом спали несколько часов. Бануин проснулся первым, разжег огонь и приготовил на завтрак горячую овсянку, посластил ее медом и сделал отвар из цветков бузины. Отнес его Ворне и нежно разбудил ее. Потом вышел из спальни, чтобы дать ей одеться.
Вскоре она вошла в главную комнату, и они позавтракали в приятном молчании.
– Надолго ли ты уедешь? – спросила женщина.
– На четыре, пять месяцев. Ты будешь скучать?
– Думаю, да.
– Это хорошо, – улыбнулся он. Она замолчала и отхлебнула отвара.
– О чем ты думаешь? – спросил Бануин.
– О тебе и твоем гейсе, – ответила Ворна, поднимая на него взгляд.
– Риганте – чудесные люди, – улыбнулся торговец, – но у них есть странные обычаи. Зачем каждый из них носит проклятие?
– Гейс – не проклятие, а защищающее предсказание. Деревенская колдунья, жрица или друид возлагают на новорожденного руки и просят о видении. Им открывается главный момент жизни будущего ребенка. Как правило, гейсы не предсказывают смерть. Они указывают, где человека ждет успех или счастье. Восемнадцать лет назад я наложила гейс на новорожденную девочку. Он гласил, что если она увидит трехногую лису, то должна последовать за ней. В прошлом году она встретила такую лису и, выполнив предписание гейса, натолкнулась на юношу у ручья. Он был из племени паннонов и путешествовал со своим дядей. Этот человек влюбился в нее с первого взгляда, и они поженились в Самайн.
– Ну, ты слишком молода, чтобы присутствовать при моем рождении. А я слишком стар, чтобы меня тревожили суеверные страхи. – Он неожиданно улыбнулся. – Но если ты знаешь мой гейс, скажи.
– Я знаю его, почувствовала в первый день, как мы встретились. Не пей вина, когда увидишь льва с глазами цвета крови.
– Если я увижу такого зверя, – рассмеялся Бануин, – значит, я уже выпил слишком много вина.
– Ты поймешь, когда придет момент. Будь бдителен. Я не хочу тебя потерять. Обещай, что запомнишь мои слова.
– Запомню – и ты меня не потеряешь. А какой гейс у Коннавара?
– Он умрет в тот день, когда убьет пса, укусившего его.
– Прослежу, чтобы он держался подальше от собак, – сказал Бануин. – Но объясни мне вот что: если человек не нарушает гейсов, он живет вечно?
– Нет.
– Тогда другой вопрос: меня ничто не в силах убить, пока я не увижу льва с кровавыми глазами?
– Нет, – улыбнулась она. – Иногда – хотя и нечасто – человек умирает прежде своего времени – от случайной стрелы, падения с лошади или болезни. Известно одно: если ты нарушишь свой гейс, то умрешь в этот день.
– Понятно. Значит, на гейс и десять серебряных монет можно купить лошадь?
– Не стоит смеяться над тем, что выше твоего понимания, – строго сказала Ворна.
Бануин немедленно извинился.
– Прости, если это прозвучало как насмешка. Но у меня так тепло и легко на сердце. Я обещаю, что никогда не стану издеваться над обычаями риганте. Я люблю твой народ и его культуру. Недавно я беседовал о гейсах с Руатайном, и он рассказал мне свой: не будь щитом короля. Он очень смеялся над ним, поскольку у риганте нет королей.
– В настоящий момент меня заботит не Руатайн. Не я изрекла это пророчество. Обещаешь, что не забудешь про льва?
Бануин положил руку на сердце.
– Обещаю. А ты останешься со мной, пока я не уеду?
– Об этом будет говорить вся деревня.
– Мы могли бы обойти вокруг дерева, – негромко промолвил Бануин. Слова повисли в воздухе.
– К женитьбе нельзя относиться легкомысленно, – проговорила Ворна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101