- Где Брун? - спросил Тарантио.
- Он здесь, со мной. Он не боится, Тарантио. Больше не боится. Мы с
ним друзья. Я позабочусь о нем.
- Кто ты?
- На этот вопрос ответить нелегко. Я - Первый Олтор, последний из
своей расы. Эти слова тебе что-нибудь говорят?
- Олторов уничтожили дароты, - сказал Тарантио. - Тысячу лет назад, а
может, и больше.
- Истинно так. Не спрашивай, как я здесь оказался, ибо я и сам этого
не знаю. Если б только я мог уйти, если б только мог освободить тело
Бруна - я бы сделал это. Мне больше незачем жить.
Юноша поднялся с постели и, нагой, стал в потоке солнечного света,
лившегося в окно. Он был высок и строен, на длинных изящных руках - по
шесть пальцев. Его чуть выпуклые глаза были заметно крупнее, чем у
людей, нос - небольшой, с широкими, причудливо вырезанными ноздрями.
- Я стоял в лесу в тот последний день, - печально проговорил он, - и
смотрел, как умирает мой народ. Я предал себя земле. И тоже умер.
- Разве у вас не было магии, чтобы остановить даротов? - спросил
Тарантио. - Разве вы не могли сражаться за свою жизнь?
- Мы не были убийцами, друг мой. Мы не умели убивать. Мы были мирным
народом и не могли постичь самой природы насилия. Мы старались
подружиться с даротами, провели их через Завесу, дали им зеленую,
плодородную, изобильную магией землю. Они же изуродовали землю, разрыли
ее в поисках железа, истощили ее плодородие и потопили магию в
ненависти. Когда мы закрыли Завесу, чтобы другие дароты не могли больше
пройти в наш мир, они обрушились на нас с мечом и огнем. Они пожирали
наших юношей и убивали стариков. В отчаянии мы пытались бежать, открыть
Завесу в иной мир. Однако магия земли исчезла, а прежде чем мы нашли
новую, нетронутую землю, дароты настигли нас. Тогда я еще не был Первым
Олтором. Я был молодым Певцом, обрученным с прекрасной девой.
- Что значит этот титул - Первый Олтор?
- Мне трудно объяснить это словами незнакомого прежде языка. Он - а
порой и она - был духовным вождем олторов и обладал огромной силой.
Умирая тогда, в лесу, он указал на меня - и я ощутил, как его сила
проникает в мою кровь. Однако я отрекся от нее и умер. Во всяком случае,
мне так казалось. Каким-то образом колдун, который пытался исцелить
Бруна, сумел вернуть меня к жизни. Я до сих пор не знаю, как это
произошло.
- Ты сказал, что предал себя земле. Разве дароты не убили тебя?
- Да, они пронзили своими жестокими мечами мои сердца и пригвоздили
меня к земле. А потом отрубили мне голову.
- Думаю, что я знаю, в чем дело, - прозвучал от порога голос
Дуводаса, и Тарантио, обернувшись, увидел Певца. На нем была зеленая
шелковая туника, светлые волосы схвачены золотым обручем. Дуводас вошел
в комнату и поклонился Первому Олтору.
- Твоя кровь, кровь Первого Олтора, пропитала землю и осталась на
камнях. Эльдеры нашли эти камни и унесли в Эльдерису; много веков
пролежали они в Храме Олторов. Сорок лет назад один человек - которому
позволили войти в город по особому делу - похитил один из камней. Именно
по этой причине в Эльдерису с тех пор был заказан путь людям. Я говорил
кое с кем из бывших пациентов Ардлина, и все они утверждали, что он
прикладывал к их ранам кусок красного коралла. При бережном обращении
магия камня никак не могла повредить больным. Тарантио, однако,
рассказывал мне о том, как был исцелен Брун. Судя по всему, Ардлин лгал
- он сказал, что у него якобы есть волшебный шар, которым он и заменит
поврежденный глаз. На самом деле никакого шара не было. Ардлин наложил
на глаз Бруна заклятие превращения. В панике он сделал ошибку - и
освободил сущность, которая веками дремала в камне. Он освободил тебя,
владыка олторов.
Первый Олтор тяжело вздохнул.
- И вот я стою перед вами - одинокий, лишенный цели и смысла
существования. В моих сердцах заключена история моего народа - каждого
олтора. Что же мне теперь делать?
- Ты мог бы помочь нам сражаться с даротами, - сказал Тарантио.
- Я не умею сражаться.
- Даже после того, как дароты уничтожили весь твой народ?
- Даже после этого. Я - Целитель. Это не ремесло, Тарантио, а моя
суть. Если бы я увидел раненого дарота, я исцелил бы его, не колеблясь
ни секунды. Только так я могу напитать землю магией. И создать гармонию.
- А по-моему, это трусость, - вслух сказал Дейс. - Жизнь - это
борьба, от первых мук рождения до последних смертных мук. Убивай или
будешь убит - таков закон этого мира.
- До прихода даротов этот мир вовсе не был таким, - ответил олтор.
- Разве лев не охотится на оленя, не раздирает клыками ему горло?
- Верно, Дейс, лев поступает так, ибо это в природе льва. Однако же
никогда не бывало, чтобы олень отрастил клыки и когти и убил льва.
Услышав свое имя, Дейс остолбенел.
- Ты меня видишь? Ты можешь различить нас?
- Да, могу. Ты явился на свет в тот страшный миг, когда мальчик по
имени Тарантио увидел висящее в петле тело своего отца. Он не мог снести
такого зрелища и в безмерном ужасе сотворил себе брата, который мог
вынести все - все страхи и беды, какие мир мог обрушить на дитя. Ты спас
его, Дейс. Спас от горя и безумия. А теперь он спасает тебя.
- Меня не нужно спасать. Я - Дейс, самый сильный, ловкий и
беспощадный. Подобного мне не было, нет, а может быть, и никогда не
будет! Я не слабак. Когда враг нападает на меня, я его убиваю - будь то
лев или волк, человек или дарот!
- И все же ты плакал, когда был убит Сигеллус. Ты пытался отговорить
его от поединка: он был пьян, его прежнее мастерство поблекло. Ты почти
умолял Сигеллуса, чтобы он позволил тебе драться вместо него, - но он
был слишком горд, чтобы согласиться. Когда он погиб, тебе точно воткнули
нож в сердце.
Рука Дейса молниеносно метнулась к кинжалу - но тут же он пошатнулся.
- Я этого не знал, - сказал Тарантио, опуская руку.
- Он лжет! - закричал Дейс.
- Никогда не было нужды лгать у расы, которая не знала насилия,
гнева, отчаяния, - сказал Первый Олтор. - Вот почему даротам удалось
обмануть нас. Они ведь телепаты и сотворили в своих мыслях стену, через
которую мы не могли пробиться - это было бы невежливо.
- Теперь дароты угрожают нам, - сказал Тарантио. - И ты мог бы нам
помочь.
- Я стану целить ваших раненых, но большего сделать не могу. А теперь
мне нужно отдохнуть. Быть может, ты желаешь поговорить с Вруном?
Олтор закрыл глаза. И тут же их открыл Брун.
- Он такой печальный, - сказал Брун. - Он хочет умереть.
Отойдя от окна, Брун оделся. Прежние штаны теперь были ему
коротковаты, а рубашка висела на нем, как на жерди. Одевшись, Брун сел у
окна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105