И это правда. Но есть и другая правда.
- Ты женат?
- Нет! Этого я не могу себе позволить. Я имел в виду другое. Очень
скоро еще кто-то, кроме тебя, заподозрит неладное и начнет допытываться
о чарах, которые порождает моя музыка. И тогда мне придется бежать.
- Я отправлюсь с тобой. Дуводас ласково взял ее за руку.
- Какая жизнь ожидает тебя со мной? Я ведь бродяга, без дома и
племени.
С минуту Шира молчала.
- Ты бы взял меня с собой, если б я могла бегать по этим холмам? -
очень тихо спросила она.
- Да нет же, дело совсем не в этом! Я люблю тебя, Шира, люблю такой,
какая ты есть. Я люблю твою доброту и жизнерадостность, твою нежность и
мужество.
- Ты говоришь о мужестве, Дуво? А где же твое мужество? Я не
понаслышке знаю, как сурова может быть жизнь. Двое моих братьев погибли
на этой бессмысленной, бесконечной войне, а сама я с детских лет
непрерывно страдаю отболи. С того дня, когда колесо фургона раздавило
мою ногу, и до той минуты, когда ты впервые сыграл для меня, я не помню
ни единого часа, чтобы, двигаясь, не слышала бы скрип кости. Но я живу,
Дуводас. И все мы живем. Жизнь сурова, жестока, безжалостна - но мы
живем. Мне было бы легче принять твой отказ, если б ты не любил меня. Ты
ушел бы, а я бы долго тосковала. Но я бы выжила, приняла бы нанесенную
тобой рану и позволила ей исцелиться. А то, что ты любишь меня, но все
же хочешь покинуть... вот это трудно снести.
Дуводас сидел неподвижно и глядел, не отрываясь, в ее большие темные
глаза. Потом напряжение, сковавшее его, отхлынуло, он поднес руку Ширы к
губам и нежно поцеловал запястье.
- Все мы такие, каковы есть, - со вздохом сказал он. - И не можем
измениться.
Они сложили в корзину тарелки и чашки, и Дуводас забросил ее за
плечо. Шира подняла с травы его зеленую рубашку и арфу и взяла его под
руку. Из-за искалеченной левой ноги, которая была на десять дюймов
короче правой, двигалась она медленно и неуклюже. Они не спеша
спустились с холма и по тропке пошли к воротам. Мимо пробежала стайка
детишек; двое из них остановились и принялись смеяться, указывая на
Ширу. Она не обратила на детей никакого внимания, но Дуводаса глубоко
уязвила эта жестокая выходка.
- Почему они смеются? - спросил он.
- У меня смешная походка, - ответила Шира.
- И ты могла бы смеяться над чужим несчастьем?
- Прошлой зимой к отцу приехал получить старый долг купец Ландер,
толстый и очень важный. Когда он выходил из таверны, то поскользнулся на
льду. Он зашатался, замахал руками, а потом шлепнулся, задрав ноги, - и
прямиком в канаву. Я хохотала до слез.
- Не понимаю, что здесь смешного, - сказал Дуводас.
- А разве эльдеры никогда не смеялись?
- Смеялись. От радости - но никогда из жестокости или из желания
высмеять чужую беду.
Дальше они пошли молча. Войдя в ворота, они свернули на главную улицу
и пересекли площадь. Посередине площади стояла виселица, и на ней висели
четверо казненных сегодня. У троих на груди висели таблички с надписью
"вор", у четвертого - "дезертир". Перед виселицей стояли несколько
женщин. Две из них плакали.
- Как же много боли в мире, - проговорила Шира. Дуводас ничего не
ответил. В эти дни виселица редко пустовала.
Они пошли дальше и добрались до таверны перед самым приходом сумерек.
Отец Ширы вышел им навстречу. Кряжистый, плотный и лысый, Кефрин
выглядел истым хозяином таверны. Румяное лицо его лучилось здоровьем,
улыбался он охотно и бодро. Дуводас почуял, что Кефрин надеется на
хорошие новости, - и ему стало не по себе.
- Хорошо отдохнули? - благодушно спросил Кефрин.
- Да, папа, - ответила Шира, выпустив руку Дуво. - Было очень славно.
С этими словами она проскользнула мимо отца и, хромая, вошла в
таверну.
Кефрин взял у Дуво дорожную корзину.
- Вы замечательная пара, - сказал он. - Никогда еще не видел мою
дочку такой счастливой.
- Она чудесная девушка, - согласился Дуво.
- И будет хорошей женой. С таким-то славным приданым!
- Приданое тут ни при чем, - возразил Дуво. Шира оставила арфу на
ближайшем столе. Взяв свой инструмент под мышку, Дуво направился к
лестнице, которая вела на второй этаж.
- Погоди! - окликнул его Кефрин. - Мне надо кое о чем потолковать с
тобой, парень, если ты, конечно, не против.
Дуво глубоко вздохнул и вернулся в зал. Его серо-зеленые глаза не
отрывались от грубоватого честного лица Кефрина. Это лицо можно было
читать, словно книгу: трактирщик был обеспокоен не на шутку и даже не
пытался это скрыть. Усевшись за стол у окна, он жестом предложил Дуво
сесть напротив.
- Нелегко мне заводить этот разговор, Дуводас. - Кефрин от волнения
облизнул губы, затем поспешно вытер рот тыльной стороной ладони. - Я
ведь не дурачок. Я знаю, что мир суров и безжалостен. Два моих сына
похоронены в общих могилах где-то к югу от Моргаллиса. Моя дочь -
красавица, какой свет не видывал - с детских лет осталась калекой. Моя
жена умерла от эльдерской чумы - тогда, пять лет назад, вымерла едва ли
не четверть Кордуина. Понимаешь, о чем я? Я не считаю, что жизнь похожа
на твои песни.
- Понимаю, - негромко сказал Дуво, ожидая, когда собеседник перейдет
к делу.
- Но вот Шира... она другая, совсем другая. Знаешь, она ведь никогда
не жаловалась на свою искалеченную ногу. Просто приняла это и стала жить
дальше. Ее все любят. Она...она словно живое воплощение твоей музыки.
Когда она рядом, все улыбаются. Им хорошо. Шире уже девятнадцать, она
засиделась в девках. Все ее школьные подружки уже замужем, у многих есть
и дети. Но кому нужна жена-калека? Шира понимает это - и все же она
влюбилась. Не в пекаря, не в портного, а в красавца музыканта. Я человек
простой и не дамский угодник - но таких могу отличить с первого взгляда.
Ты ведь мог бы воспользоваться... понимаешь, о чем я? Шира любит тебя,
парень, а стало быть, в твоей власти погубить ее. - Кефрин снова потер
ладонью губы, словно хотел стереть с них мерзкий привкус этих слов.
- Ну, что скажешь? - спросил он наконец.
- Я люблю ее, - просто ответил Дуво. - Но мы с ней уже говорили об
этом. Я не могу обзаводиться семьей.
- Ты... шпион? - Голос Кефрина упал до сиплого шепота, а в глазах
мелькнул откровенный страх.
Дуво покачал головой.
- Нет. Все эти... герцогские дрязги для меня ничего не значат. - Он
подался вперед. - Слушай меня, Кефрин! Я никогда - никогда! - не причиню
Шире зла. И никогда не... не воспользуюсь ее любовью. Понимаешь? Я не
брошу ее в тягости. Однако с наступлением весны я уеду.
С минуту Кефрин молчал.
- Будь проклята любовь! - наконец взорвался он, и в его голосе
прозвучала неприкрытая горечь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
- Ты женат?
- Нет! Этого я не могу себе позволить. Я имел в виду другое. Очень
скоро еще кто-то, кроме тебя, заподозрит неладное и начнет допытываться
о чарах, которые порождает моя музыка. И тогда мне придется бежать.
- Я отправлюсь с тобой. Дуводас ласково взял ее за руку.
- Какая жизнь ожидает тебя со мной? Я ведь бродяга, без дома и
племени.
С минуту Шира молчала.
- Ты бы взял меня с собой, если б я могла бегать по этим холмам? -
очень тихо спросила она.
- Да нет же, дело совсем не в этом! Я люблю тебя, Шира, люблю такой,
какая ты есть. Я люблю твою доброту и жизнерадостность, твою нежность и
мужество.
- Ты говоришь о мужестве, Дуво? А где же твое мужество? Я не
понаслышке знаю, как сурова может быть жизнь. Двое моих братьев погибли
на этой бессмысленной, бесконечной войне, а сама я с детских лет
непрерывно страдаю отболи. С того дня, когда колесо фургона раздавило
мою ногу, и до той минуты, когда ты впервые сыграл для меня, я не помню
ни единого часа, чтобы, двигаясь, не слышала бы скрип кости. Но я живу,
Дуводас. И все мы живем. Жизнь сурова, жестока, безжалостна - но мы
живем. Мне было бы легче принять твой отказ, если б ты не любил меня. Ты
ушел бы, а я бы долго тосковала. Но я бы выжила, приняла бы нанесенную
тобой рану и позволила ей исцелиться. А то, что ты любишь меня, но все
же хочешь покинуть... вот это трудно снести.
Дуводас сидел неподвижно и глядел, не отрываясь, в ее большие темные
глаза. Потом напряжение, сковавшее его, отхлынуло, он поднес руку Ширы к
губам и нежно поцеловал запястье.
- Все мы такие, каковы есть, - со вздохом сказал он. - И не можем
измениться.
Они сложили в корзину тарелки и чашки, и Дуводас забросил ее за
плечо. Шира подняла с травы его зеленую рубашку и арфу и взяла его под
руку. Из-за искалеченной левой ноги, которая была на десять дюймов
короче правой, двигалась она медленно и неуклюже. Они не спеша
спустились с холма и по тропке пошли к воротам. Мимо пробежала стайка
детишек; двое из них остановились и принялись смеяться, указывая на
Ширу. Она не обратила на детей никакого внимания, но Дуводаса глубоко
уязвила эта жестокая выходка.
- Почему они смеются? - спросил он.
- У меня смешная походка, - ответила Шира.
- И ты могла бы смеяться над чужим несчастьем?
- Прошлой зимой к отцу приехал получить старый долг купец Ландер,
толстый и очень важный. Когда он выходил из таверны, то поскользнулся на
льду. Он зашатался, замахал руками, а потом шлепнулся, задрав ноги, - и
прямиком в канаву. Я хохотала до слез.
- Не понимаю, что здесь смешного, - сказал Дуводас.
- А разве эльдеры никогда не смеялись?
- Смеялись. От радости - но никогда из жестокости или из желания
высмеять чужую беду.
Дальше они пошли молча. Войдя в ворота, они свернули на главную улицу
и пересекли площадь. Посередине площади стояла виселица, и на ней висели
четверо казненных сегодня. У троих на груди висели таблички с надписью
"вор", у четвертого - "дезертир". Перед виселицей стояли несколько
женщин. Две из них плакали.
- Как же много боли в мире, - проговорила Шира. Дуводас ничего не
ответил. В эти дни виселица редко пустовала.
Они пошли дальше и добрались до таверны перед самым приходом сумерек.
Отец Ширы вышел им навстречу. Кряжистый, плотный и лысый, Кефрин
выглядел истым хозяином таверны. Румяное лицо его лучилось здоровьем,
улыбался он охотно и бодро. Дуводас почуял, что Кефрин надеется на
хорошие новости, - и ему стало не по себе.
- Хорошо отдохнули? - благодушно спросил Кефрин.
- Да, папа, - ответила Шира, выпустив руку Дуво. - Было очень славно.
С этими словами она проскользнула мимо отца и, хромая, вошла в
таверну.
Кефрин взял у Дуво дорожную корзину.
- Вы замечательная пара, - сказал он. - Никогда еще не видел мою
дочку такой счастливой.
- Она чудесная девушка, - согласился Дуво.
- И будет хорошей женой. С таким-то славным приданым!
- Приданое тут ни при чем, - возразил Дуво. Шира оставила арфу на
ближайшем столе. Взяв свой инструмент под мышку, Дуво направился к
лестнице, которая вела на второй этаж.
- Погоди! - окликнул его Кефрин. - Мне надо кое о чем потолковать с
тобой, парень, если ты, конечно, не против.
Дуво глубоко вздохнул и вернулся в зал. Его серо-зеленые глаза не
отрывались от грубоватого честного лица Кефрина. Это лицо можно было
читать, словно книгу: трактирщик был обеспокоен не на шутку и даже не
пытался это скрыть. Усевшись за стол у окна, он жестом предложил Дуво
сесть напротив.
- Нелегко мне заводить этот разговор, Дуводас. - Кефрин от волнения
облизнул губы, затем поспешно вытер рот тыльной стороной ладони. - Я
ведь не дурачок. Я знаю, что мир суров и безжалостен. Два моих сына
похоронены в общих могилах где-то к югу от Моргаллиса. Моя дочь -
красавица, какой свет не видывал - с детских лет осталась калекой. Моя
жена умерла от эльдерской чумы - тогда, пять лет назад, вымерла едва ли
не четверть Кордуина. Понимаешь, о чем я? Я не считаю, что жизнь похожа
на твои песни.
- Понимаю, - негромко сказал Дуво, ожидая, когда собеседник перейдет
к делу.
- Но вот Шира... она другая, совсем другая. Знаешь, она ведь никогда
не жаловалась на свою искалеченную ногу. Просто приняла это и стала жить
дальше. Ее все любят. Она...она словно живое воплощение твоей музыки.
Когда она рядом, все улыбаются. Им хорошо. Шире уже девятнадцать, она
засиделась в девках. Все ее школьные подружки уже замужем, у многих есть
и дети. Но кому нужна жена-калека? Шира понимает это - и все же она
влюбилась. Не в пекаря, не в портного, а в красавца музыканта. Я человек
простой и не дамский угодник - но таких могу отличить с первого взгляда.
Ты ведь мог бы воспользоваться... понимаешь, о чем я? Шира любит тебя,
парень, а стало быть, в твоей власти погубить ее. - Кефрин снова потер
ладонью губы, словно хотел стереть с них мерзкий привкус этих слов.
- Ну, что скажешь? - спросил он наконец.
- Я люблю ее, - просто ответил Дуво. - Но мы с ней уже говорили об
этом. Я не могу обзаводиться семьей.
- Ты... шпион? - Голос Кефрина упал до сиплого шепота, а в глазах
мелькнул откровенный страх.
Дуво покачал головой.
- Нет. Все эти... герцогские дрязги для меня ничего не значат. - Он
подался вперед. - Слушай меня, Кефрин! Я никогда - никогда! - не причиню
Шире зла. И никогда не... не воспользуюсь ее любовью. Понимаешь? Я не
брошу ее в тягости. Однако с наступлением весны я уеду.
С минуту Кефрин молчал.
- Будь проклята любовь! - наконец взорвался он, и в его голосе
прозвучала неприкрытая горечь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105