Прошло еще немало времени, прежде чем Николас открыл глаза и, оборачиваясь к ней, с улыбкой произнес:
— Я остаюсь! — Он рассмеялся, подымаясь с колен, и Дуглесс, почти не чувствуя ног, тоже попыталась встать, но руки ее еще крепко держали Николаса. — У меня прямо вся кровь отхлынула от рук, так ты их сжала, — шутливо и ласково проворчал он.
— Я не отпущу тебя, пока мы не выйдем отсюда! — упрямо сказала Дуглесс.
— Но все ведь уже кончилось! — засмеялся он.
— Нет, Николас! Хватит дразнить меня и давай выбираться отсюда! Мне больше никогда уже не захочется видеть вновь могилу!
Продолжая улыбаться ей, он хотел было шагнуть, но тело не слушалось. Николас озадаченно поглядел себе под ноги: ниже колен не было ничего, один лишь воздух, а вместо ступней только пол!
Он быстро подхватил Дуглесс на руки и, прижимая к себе столь сильно, что, казалось, вот-вот задушит ее в объятиях, прошептал:
— Я люблю тебя! Я люблю тебя всей душой! И буду любить тебя через века!
— Николас! — вскричала она, и в голосе ее был ужас — так напугали ее эти его слова! — Николас, давай уйдем отсюда! Сжимая ее лицо в своих ладонях, он произнес:
— Только тебя одну я и любил, о моя Дуглесс! Теперь и она почувствовала, что происходит: тело его, покоившееся в ее объятиях, уже стало бесплотным!
— Николас! — воскликнула она.
Он поцеловал ее — поцеловал так нежно и вместе с тем вкладывая в этот поцелуй все свое томление, всю тоску, все, что он чувствовал, желая ее и нуждаясь в ней.
— Я пойду за тобой! — воскликнула она. — Возьми меня с собой! Господи Боже! — закричала она. — Ну, позволь же и мне уйти с ним!
— Дуглесс! — крикнул Николас, и голос его донесся как бы откуда-то издалека. — О Дуглесс, любовь моя!
И вот его уже нет в ее объятиях. Одетый в доспехи, он стоит у своей могилы! И он уже плохо различим — абрис его какой-то размытый, будто изображение на экране кинотеатра, в котором показывают фильм среди бела дня.
— Приди ко мне! — произносит он, протягивая к ней руку. — Приди ко мне!
И Дуглесс кинулась к нему, но его уже не было!
Только лучик солнечного света проник в церковное окно и сверкнул на его доспехах.
И все — больше ничего!
Дуглесс продолжала стоять и смотреть на могилу, а потом, обхватив голову руками, закричала. Такой крик никогда еще не издавало ни одно живое существо! Этот крик эхом отразился от старых стен, задребезжали стекла в окнах, но могила… могила так и осталась недвижимой, немой и холодной! И Дуглесс, потеряв сознание, рухнула на пол.
— Вот, выпейте-ка! — услыхала она чей-то голос. Чья-то рука поднесла к ее губам чашку, и она схватилась за эту руку, воскликнув со слабой улыбкой:
— Николас! — Глаза ее раскрылись, и она села. Как оказалось, она лежала на церковной скамье всего лишь в нескольких футах от надгробия: ноги у нее как-то развернулись в сторону и свесились со скамьи, так что ступнями она доставала до пола. В голове у нее все плыло.
— Ну как, лучше вам? — спросил кто-то.
Повернувшись, она увидела священника, на его добром старом лице было выражение тревоги, в руках он держал чашку с водой.
— А где же Николас? — прошептала она.
— Больше я тут никого не видел, — ответил священник. — Может, надо кого-то позвать? Я услыхал… услыхал, как вы кричите. — И от одного лишь воспоминания о том, что это был за крик, дрожь пробежала по его телу! — Когда я пришел сюда, — продолжил он, — вы лежали на полу. Может, нужно кого-нибудь позвать?
Пошатываясь, Дуглесс приблизилась к надгробию. Память постепенно, медленно возвращалась к ней, но она все еще никак не могла поверить в случившееся.
— А вы, вы разве не видели, как он уходит?! — спросила она, пристально глядя на священника. Голос у нее был хриплый, и горло саднило.
— Нет, я не видел, чтобы кто-нибудь выходил отсюда, — ответил священник. — Я видел только вас — вы молились. И вообще сегодня не очень-то много людей приходило в церковь.
Она обернулась и еще раз поглядела на надгробие — ей так хотелось потрогать его, но она знала, что от него будет исходить только холод, не то что от Николаса!
— Так значит, вы видели, как мы молились? — поправила она священника.
— Нет, — отозвался тот, — я видел тут только вас. Дуглесс медленно повернулась к нему и, глядя прямо в глаза, сказала:
— Мы с Николасом молились тут вдвоем. Вы еще заходили сюда и видели нас! Он же целую неделю был у вас перед глазами!
Печально поглядев на нее, священник ответил:
— Давайте-ка я провожу вас к врачу!
Но она, отодвигаясь от его протянутой руки, воскликнула:
— Ну, Николас! Мужчина, который всю неделю приходил сюда утром и днем молиться! Мужчина в доспехах времен королевы Елизаветы! Вспомнили, да? Ну, он еще чуть не попал под автобус!
— Несколько дней тому назад я действительно видел, как вы кинулись через улицу наперерез автомобилю. Вы еще спросили меня, какой, мол, сегодня день! — ответил священник.
— Я?.. Я спросила?! — воскликнула Дуглесс. — Но это же Николас спрашивал! И вы еще сказали мне на этой неделе, что потрясены его набожностью! А я стояла и ждала его в церковном дворе. Ну, вспомнили? — Она уже начинала кричать и, шагнув к нему, повторила:
— Вспомнили, да? Его звали Николасом! Помните, как вы еще махали нам рукой, когда мы проезжали мимо вас на велосипедах?!
Пятясь от нее, священник сказал:
— Да, вас я на велосипеде видел, но никакого мужчины с вами не было!
— Что? Никакого… — прошептала Дуглесс и отшатнулась от него — глаза ее расширились от ужаса.
Она выбежала из церкви, молнией промчалась через церковный двор, пробежала еще три улочки, повернула налево, затем направо и наконец добежала до гостиницы. Не обращая внимания на приветствовавшую ее женщину за конторкой, она взбежала вверх по ступенькам.
— Николас! — закричала она и оглядела пустую комнату. Дверь в ванную была закрыта, и, кинувшись к ней, она настежь распахнула ее. Тоже никого! Она хотела вернуться в спальню, но застыла на пороге и уставилась на полочку под зеркалом. Там лежали только ее туалетные принадлежности. Его — исчезли! Она даже пощупала пустую половинку полочки: ни бритвы, ни крема для бритья, ни лосьона после бритья! И его шампунь, лежавший ближе к душу, тоже исчез!
Бросившись в спальню, она распахнула дверцы гардероба: одежды Николаса там не было! Висели лишь ее собственные вещи да в углу валялся ее старый чемодан и дорожная сумка с колесиками. В ящиках комода тоже не было ни носков, ни носовых платков Николаса!
— Не может быть! — прошептала она и уселась на краю постели. Какой-то смысл в том, что Николас исчез, еще можно найти, но куда же делась его одежда или вещи, которые он покупал для нее? Она поднесла руку к сердцу, потом расстегнула блузку: и брошь, та самая, дивной работы, золотая брошь с жемчужной подвеской, тоже исчезла!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132